Кремлевский маршал

Генерал де Голль отбыл 24 ноября 1944 года в Москву, чтобы встретиться со Сталиным, которого он описывает в своих мемуарах таким образом:

«Коммунист в форме маршала, диктатор, скрывающий свое коварство, завоеватель с личиной добряка — он старательно пытался создать обманчивое впечатление. Но его страсть была настолько неутолима, что часто проступала наружу, излучая какое-то мрачное обаяние».

Жан Лалуа: «8 ноября1944 года генерал де Голль сказал советскому послу в Париже, что хотел бы поехать в СССР. 13 ноября Советское правительство, «учитывая желание, высказанное генералом де Голлем», пригласило его прибыть в Москву. Сталин, таким образом, оказался в выгодном положении. Он мог согласиться на заключение договора при условии, что с французской стороны будет сделана уступка, удовлетворяющая СССР. Уступка за уступку!»

В сущности, имелось немало мотивов, побудивших де 1 олля на этот шаг. Он искал союза, направленного против Германии, но одновременно хотел усилить свою позицию перед лицом французских коммунистов. Почему он так спешил? Не было никакой необходимости торопиться в Москву. Его совсем незадолго до этого признали союзники (Французский комитет национального освобождения) (ФКНО) во главе с де Голлем — орган центральной французской власти, созданный 3июля1943 года, был признан Советским Союзом, США и Великобританией 26 авгу-* ста того же года, после того как англичане и американцы упорно настаивали на отсрочке и признали ФКНО лишь в качестве органа, управляющего теми французскими территориями, которые «признают его власть»,— Ред.)

Жан Катала: «Официальная поездка в Москву была давней мечтой де Голля. Он, безусловно, думал о ней с того самого момента, когда Советский Союз признал его главой «Свободной Франции» («Свободная Франция» — название движения, созданного де Голлем летом 1940 года с целью борьбы против немецко-фашистских захватчиков,— Ред.), то есть с осени 1941 года. Уже в 1942 году, когда члены представительства «Свободной Франции» в СССР прибыли в Москву, вопрос о возможности такого визита поднимался».

ПЕРВЫЙ УКОЛ В ДИПЛОМАТИЧЕСКОЙ КОРРИДЕ

Замечу, идея заключения франко-советского договора прочно владела умами руководства «Свободной Франции». Де Голль думал об этом давно. В плане развития военного сотрудничества между двумя странами он направил в Советский Союз эскадрилью «Нормандия». Этот, по его словам, символический жест уже был своего рода предвестником договора. Что же касается нас, членов представительства «Свободной Франции» в Москве, то каковы бы ни были политические взгляды каждого из нас, все мы были искренне убеждены в том, что договор защитит Францию, станет чуть ли не панацеей от всех наших будущих бед. Но между замыслами и их реализацией произошел ряд событий.

Я не хочу придавать слишком большого значения отношениям между де Голлем и Французской коммунистической партией. Тем не- менее надо признать, они сыграли определенную роль в подготовке того визита. Морис Торез, который находился в СССР с 1939 года, появился на политической сцене лишь в январе 1944 года. Правда, по официальной версии, он находился в СССР с 1943 года, прибыл сюда в связи с роспуском Коминтерна. Он обратился с просьбой о возвращении в Алжир для руководства оттуда Французской коммунистической партией и дал заверение в том, что его цель — сплочение Франции вокруг де Голля. Роже Гарро направляет телеграмму де Голлю, в которой сообщает о встрече с Торезом. Телеграмма составлена в доброжелательных выражениях. Де Голль отвечает, что Морис Торез — дезертир и не может без суда над ним вернуться в Алжир.

Любопытный факт: де Голль амнистирует Мориса Тореза 6ноября1944 года, а 8ноября появляется обращение де Голля о поездке в СССР. В этой связи кое-кем выдвигалось предположение о том, что стороны пошли на взаимные уступки. И хотя это никак не подтверждается известными документами, ничего невероятного тут нет. Ведь Сталин позже скажет де Голлю в виде шутки: «Вы совершили бы ошибку, расстреляв Тореза, он — славный человек».

Де Голль прибыл в СССР 26 ноября. Он летел через Северную Африку, Египет, Сирию, Иран (Тегеран) до Баку на своем личном самолете. В Баку была отвратительная погода, и ему сказали, что он не может продолжать полет — слишком опасно. Поэтому вся делегация перебралась на поезд. Она состояла из министра иностранных дел Жоржа Бидо и его сотрудников, из членов кабинета де Голля, среди которых был Гастон Палевский, и из военных, в их числе генерал. Жуэн.

Делегация прибыла на Курский вокзал. Здесь произошел забавный эпизод.

Молотов ожидал, когда де Голль выйдет из вагона, а тот не появлялся. Минуты тянулись мучительно долго. Наконец де Голль вышел. Он был таким, каким мы привыкли его видеть: в огромной шинели цвета хаки, подбитой мехом, походной генеральской фуражке (тоже подбитой мехом — я позволил себе удостовериться в этом в гардеробе посольства). А все дело заключалось в следующем: де Голль являлся главой правительства, но не главой государства. Между тем Молотов в своем качестве министра иностранных дел, по протоколу, поднимался в вагон только для встречи глав государств. Отсюда и заминка, вызвавшая некоторое замешательство.

Сталин принял гостя в тот же вечер. Это говорило само за себя. В пересказе де Голля о состоявшейся встрече опущена весьма существенная деталь.

Сталин начал с вопроса о положении Франции, Де олль ответил ему очень откровенно: с экономической точки зрения дела идут весьма плохо, в вопросе восстановления разрушенных городов — тоже, в военных делах — нельзя сказать, что все так, как надо. И тут Сталин попросил принести географические карты, чтобы де Голль объяснил ему, каково положение в районе Эльзаса, где еще шли бои под Страсбургом. По утверждению Хрущева, Сталин следил за военными действиями по глобусу, у де Голля — прямо противоположное впечатление: Сталин был настоящим военным. Как только де Голль объяснил, что дела во Франции идут плохо, даже очень плохо, Сталин тут же весьма любезно предложил передать в его распоряжение полк «Нормандия — Неман», поскольку во Франции не хватает летчиков. Де Голль отказался от его предложения. Я назвал бы это «первым уколом в корриде», когда пикадор заставляет быка опустить голову. Быком был де Голль.

В ходе беседы де Голль высказал пожелание заключить договор с СССР с целью совместной борьбы до разгрома Германии. Сталин выражает свое согласие. Тогда де Голль выдвигает свое известное требование о передаче Франции левого берега Рейна. Это старая история, ныне уже почти забытая, но тогда де Голль действительно хотел присоединить к Франции левый берег Рейна и водрузить французский флаг на Кёльнском соборе. Наша делегация в Москве даже провела несколько радиопередач на эту тему: левый берег Рейна был и остается французским, он ничего не имеет общего с Пруссией, он должен перейти к Франции. И ни разу цензура Наркомата иностранных дел «не трогала» этих передач. Поэтому де Голль и решился изложить свои территориальные претензии Сталину. Сталин уклонился от прямого ответа, сославшись на то, что проблема .чрезвычайно важна и ее следует обсудить с другими союзниками. Далее этот вопрос больше не поднимался.

Несколько дней переговоров между министрами иностранных дел, военными и другими специалистами уже были позади, когда Молотов заявил Бидо, что важное значение имело бы признание Францией польского правительства в Люблине. Речь шла о Польском комитете национального освобождения, созданном по инициативе Советского Союза, в который для вида было допущено несколько некоммунистов. Но в основном комитет, естественно, состоял из коммунистов. Эта просьба Молотова оказалась совершенно неожиданной. Бидо поинтересовался у Молотова, является ли это условием для подписания договора между Францией и СССР. Молотов ответил утвердительно.

В мою обязанность входило составление ежедневных обзоров прессы для де Голля. Поэтому у меня происходили регулярные встречи с ним с глазу на глаз. Они были для меня весьма поучительны. Я увидел в нем не Людовика XIV с его олимпийскими манерами, не сфинкса, говорящего загадками, а весьма общительного, на свой лад, человека. Он не обращался с вами, как с равным, но открыто выражал свои мысли и чувства. В тот день, когда Молотов передал Бидо требование признать польское правительство в Люблине, я застал де Голля в состоянии крайнего отчаяния. «Сталин хочет заставить меня признать семнадцатую советскую республику, а я не хочу этого»,— говорил он. То был взрыв одновременно просто человеческого гнева, антикоммунизма и невероятного антисоветизма.

Де Голль 6 декабря отправился на встречу со Сталиным. Он попросил у него разъяснений по поводу «истории с Польшей», был поразительно вежлив в стиле Людовика XIV. Сталин в ответ разыграл сцену страшного негодования, очень стараясь, чтобы она выглядела естественной. Он заговорил о восстании в Варшаве, уверяя, что его спровоцировали фашисты, что польское правительство в Лондоне находится на службе у Геббельса и так далее. И все же эта встреча закончилась в весьма дружественной атмосфере, правда необычно быстро...

Де Голль в своих мемуарах заметил, что во всех хорошо поставленных спектаклях неожиданная развязка наступает на следующий день. Так и случилось.