Культурная деятельность. Династия Цин. История Китая.
Очень скоро стало заметно, что у императора появились более глубокие интересы. Как только был завоеван Тайвань (1683 г.), император обратился к совершенно неожиданной сфере, занявшись культурной деятельностью и консолидацией чисто китайских ценностей.
Прежде всего он приказал составить новую версию «Тринадцатизакония», фундаментального свода всей книжной учености, добавив к нему комментарии уважаемого филолога и историка династии Тан, Кун Инда (574-648 гг.). Помимо этого, он ускорил составление «Истории Мин» (начатой в начале XV11I в.). В 1711 г. он приказал издать «Пэйвэнь юньфу», большой сборник литературных цитат, расположенных в зависимости от рифмы. Наконец, начатая им лексикографическая и энциклопедическая деятельность увенчалась появлением в 1716 г. «Большого словаря эры Канси» («Канси цидянь»).
Как становятся мудрецами
В соответствии с традицией китайской официальной историографии, появления «Истории Цин» пришлось ждать до XX в.; иными словами, решение этой задачи выпало на долю Республики. Однако еще при жизни Канси его западные современники в общих чертах набросали его словесный портрет - в основном, лестный. Подобно китайцам, они одобряли его за то, что он сумел ограничить политическое влияние ненавистных евнухов, но, кроме того, они восхищались им как человеком, который, вняв неустанным уговорам отца Буве, в конце концов, согласился вступить в своеобразную научную переписку с Людовиком XIV. В разгар философских и религиозных споров, сотрясавших Европу в XVII и XVIII вв., Канси и его образ, вопреки собственной воле, способствовали выдвижению самых разнообразных аргументов со стороны как верующих, так и врагов Церкви.
С конца XVIII в. он служил образцом «китайского мудреца» в Сорбонне и парижских салонах. Кто мог заметить, что на самом деле этот китайский мудрец был маньчжуром? Однако эта деталь вовсе не была безобидной. Вполне возможно, что какой-нибудь добрый конфуцианец, если, конечно, его не увлекло бы в другую веру какое-то глубокое сердечное убеждение, всегда проявлял бы больше сдержанности, чем этот образованный маньчжур, тянувшийся ко всем благам цивилизации, которые были ему в новинку и могли оказаться полезными, если только он не успевал раньше объявить им войну.
Для иезуитов переход от Мин к Цин выражался в обманутых надеждах и бесчисленных трудностях, но, помимо того, в накоплении уникального опыта и новых перспективах.
Обращение в христианство многих высокопоставленных семейств, принцев, принцесс и министров(вроде Павла Сюй Гуанци) в конце эпохи Мин на время воодушевило иезуитов и заставило их поверить в быстрое и полное осуществление своей миссии. Следует ли отнести этот успех за счет нравственного кризиса, сопровождающего, в соответствии с порядком вещей, крушение династий? Во всяком случае эти надежды увяли и вызвали ярость прокитайски настроенных китайских и маньчжурских группировок внутри нового правящего слоя империи. В этой ситуации, которая не раз ставила отдельных святых отцов в опасное положение, гений иезуитов побудил их отвернуться от неоправдавшей надежд Южной Мин и открыто встать на сторону юного Канси, как только он взял власть в свои руки.
Канси, должно быть, проявил восприимчивость, сочтя за благо в этом вопросе - особенно в том, что касалось календаря, - избрать курс, отличный от того, которому следовали его регенты. Вместе с тем трудности, с которыми он столкнулся, пытаясь навязать свою власть Цзяннаню, научили его не пренебрегать никакими знаниями. А иезуиты, прекрасные изобретатели и бесподобные подрывники, обладали ими в избытке. Короче говоря, у нас нет уверенности в том, что Канси когда-либо действительно внимал евангельской проповеди, но он наверняка ценил дальнобойность и точность западных пушек. И наоборот, искренние обращения порой происходили там, где ничто их не предвещало: в 1682 г. принял крещение один ученый, знаменитый художник и поэт по имени У Ли (1632-1718 гг.). Он оставил мирскую жизнь, чтобы вступить в общество Иисуса (1682 г.), а затем был возведен в сан священника (1688 г.). С этого дня у него больше не было времени для рисования, поскольку он теперь непрерывно писал трогательные стихотворения, в которых гармонично сочетались христианские и китайские мистические видения: «По ту сторону прошлого, по ту сторону настоящего, Три Лица суть Одно. Как и прежде, сегодня у шести направлений один Всевышний Господь!»
Наконец, римские католики оказались вовлечены во внешнеполитическую деятельность монарха в момент Нерчинского соглашения (1689 г.), урегулировавшего щекотливые и периодически возникающие сложности, связанные с границей между Китаем и восточной Россией. Канси пригласил иезуитов, которым их международный статус позволял быть полиглотами, вести переговоры и исполнять обязанности переводчиков. Вскоре отец Гербиллон и его товарищи сообщили в Европу, что в соответствии с новым соглашением и благодаря Божьим воинам - иезуитам река Амур (Хэйлунцзян для китайцев) осталась под властью Сына Неба. Канси при этом желал лишь сдержать русскую экспансию в той части Азии, на которую он сам зарился. Но, поставив преграду на пути русских, он, сам того не зная, нейтрализовал влияние православия. По правде говоря, католические монахи немедленно этим воспользовались.
У Канси была лишь одна цель - величие империи и его собственное. Всякого, кто мог ему в этом помочь, ждал теплый прием, кем бы он ни был. Все, кто ему мешал, например монголы, против которых он в 1696 г. возобновил репрессивную политику династии Мин, безжалостно изгонялись. Пока миссионеры служили Канси, он покровительствовал им и даже уделял внимание тому, чтобы завоевать их симпатии. Но он насторожился, узнав, что Рим требует от китайских христиан, чтобы они не следовали «китайским обычаям», то есть конфуцианским обрядам. И, в конце концов, Канси, раздраженный этими требованиями, по-настоящему разозлился: в 1721 г. он просто-напросто выгнал папского легата Меццабарба, прибывшего с последними призывами понтифика на эту тему. Так «китайский мудрец», чей образ так чтили иезуиты и европейские вольнодумцы, разом обрел черты того, кого Монтескье назвал «восточным деспотом».
Для китайцев он был, в основном, императором, который более, чем кто-либо другой, выказывал постоянный, деятельный и просвещенный интерес к основе всякой жизни - сельскому хозяйству. В этой области Канси даже был крупным ученым: он написал трактаты о злаках и об уничтожении саранчи, а также приказал издать (изготовление гравированных печатных штампов началось в 1696 г.) новую версию большего «Иллюстрированного сборника по сельскому хозяйству и шелководству» («Гэньчжиту», первая редакция которого относилась к XII в.), которому предстояло пользоваться авторитетом вплоть до XX в.
Говорят даже, что он открыл в императорских садах разновидность скороспелого и выносливого риса, которой очень заинтересовался, так как эта культура могла произрастать далеко на севере, даже в Чэндэ, на исконно маньчжурских землях. Он также попытался акклиматизировать его в Южном Китае и никогда не прекращал изо всех сил искать различные разновидности, позволяющие собирать урожай дважды в год, чтобы лучше кормить народ.
Наконец, в конце 1722 г. Канси, после шестидесяти лет правления, наполненного неустанной деятельностью, почувствовал, что силы покидают его. Чтобы положить конец интригам, которыми было отмечено его детство, и притязаниям на власть, скрытое напряжение которых он уже ощущал вокруг своих многочисленных потомков, он сам назначил себе наследника. Выбор императора пал на его четвертого сына, а их у него было пятнадцать. Подобно другим монархам с начала династии Мин, этот император вошел в историю под именем, происходящим от названия эры его правления, - Юнчжэн.
Сегодня злые языки намекают, ссылаясь на некоторые серьезные архивные данные, что Канси выбрал Юнчжэна не только за его способности к управлению, но еще и потому, что тот был отцом подростка (род. в 1711 г.), чьи исключительные качества, подтвержденные необыкновенно благоприятным гороскопом, заметил престарелый повелитель. Это был будущий Цянь-лун. Короче говоря, Канси назначил сразу двух наследников - истинного, которому еще предстояло вырасти, и другого, призванного временно исполнять его обязанности.