Блаженная Паша из Дивеевского монастыря

...Погожим летним днем 1903 года в ворота Дивеевского женского монастыря въехал царский кортеж. Императорскую чету в славную нижегородскую обитель привела великая забота. За годы супружества у них родились четыре дочери, а сына, наследника российского престола, все не было. В Дивееве же жила знаменитая пророчица Прасковья Ивановна, известная в народе под именем блаженной Паши. Может быть, она даст ответ, исполнится ли заветная мечта царственных супругов?

О монастыре высоких особ уже ожидали. Готовилась их встретить и Паша. Загодя приказала сварить котелок картошки в мундире, вынести из своей келейки все скамейки. А сама слепила из глины девять куколок. Только император с супругой переступили порог — Паша вдруг начала сбивать палочкой у глиняных фигурок головы: дескать, погибель грозит царственным особам (вспомним, в Ипатьевском доме погибли одиннадцать человек, но двое из них — слуги — приняли смерть добровольно).

Предложила высоким гостям сесть. Куда? — в комнате ни стула, ни скамейки. Позже это связали с арестом царя на станции Дно. Картошку же Прасковья Ивановна поднесла на трапезу: скудны будут последние дни Романовых...

Наконец, повелела выйти из кельи всем, кроме царской четы. Час провела с ними наедине. О чем сказывала — точно никто не узнал, только потом догадались: мученическую смерть царской семье пророчествовала, рождение царевича — но не на радость, а на скорбь великую. Фрейлины, столпившиеся у дверей, услышали, как в ужасе вскричала императрица: «Не может быть!» Тогда (кое-что все-таки просочилось) Паша взяла с кровати лоскуток красной материи и сказала: «Это — твоему сынишке на штанишки, а когда родится, поймешь, о чем я говорила...» Встреча эта произошла за год до рождения царевича...

Имя блаженной Паши из Дивеева было на слуху у всей России. Знать нередко наезжала в обитель попытать у нее судьбу. Пожаловал как-то и Распутин в сопровождении молодых фрейлин. Однако не решился войти к Паше. А фрейлин она выгнала из своего домика палкой, приговаривая: «Жеребца вам стоялого!» Побоялись впустить к ней и Вырубову, столь близкую к царской семье. Та еще во двор монастыря въезжает, а Паша уже палочки воедино связывает, бормоча: «Где будешь бить, Ивановна? (о себе она говорила в третьем лице) — Да по рылу, рылу!» Она и впрямь могла «угостить» палкой.

В обители Прасковью Ивановну почитали за «маменьку». Прожила она 120 лет. А родилась в Тамбовской губернии, в селе Никольском, родители — крепостные. Красавицей в девушках была. Кудри стянуты в тугую косу до пояса. Ярко-синие глаза открыто смотрят на мир, стройная, лицом белая... В миру Ириной звали. В 17 лет выдали ее против воли замуж. Но, характером мягкая, в работе усердная, прожила Ирина в согласии с мужем 5 лет, всегда избегала многолюдья, часто молилась, детей же Господь не дал.

После смерти мужа хозяева продали ее новым господам — немцам Шмитам, в другое село. И тут беда приключилась: у господ два холста пропали. Домашняя прислуга показала, что украла женщина, вроде Ириной кличут. Приехал становой с солдатами. Помещики попросили «изрядно наказать» подозреваемую, ее зверски избили, а вскоре выяснилось, что воровка-то — другая Ирина...

Однако сердце, столько жестоко обиженное, было разбито. Ушла она от «нехристей». Помещики подали на розыск - не желали лишаться хорошей работницы. Ее нашли в Киеве, на молебствии, посадили в острог, а потом переслали господам. Но вернулась она совсем другая. В Киеве приняла тайный постриг, теперь имя ее стало Прасковья. И — снова сбежала. Опять нашли в Киеве, после острога господам препроводили. Но те поняли: толку от такой не будет. И прогнали со двора.

Словно помешанная, бродила Паша лет пять по окрестным селам, голодная, оборванная. Бог весть где ночи коротала, а потом пропала.

30 лет прожила она в Саровскому лесу, в пещере, которую сама для себя вырыла. Никто бы теперь и не признал в ней прежнюю красавицу. Худая, черная: лицо солнцем выжженное. Свои чудесные волосы остригла, ходила в мужской монашеской рубахе. Мрачная, мысли где-то далеко... Когда приходила в монастырь — наводила страх на людей, не знавших ее.

Паша уже слыла блаженной. Простые люди любили ее, давали пищу, денег, просили молиться за них. Так ведь и супостатов хватает. Однажды напали на нее, искалечили. Нашли Пашу всю в крови, голова проломлена. После того она уже не оправилась, дикие головные боли мучили ее до последнего дня. Но с тех пор снизошел на нее дар провидения. Позднее перебралась Прасковья Ивановна на житье в Дивеевский монастырь.

Прозорливость ее была удивительной. Она отвечала на мысли, еще не слыша вопроса. Как-то к ней приехал блестящий гвардейский полковник — Леонид Чичагов, фамилия известная в светских кругах. Взглянула на него Паша да и говорит: «А рукава-то у тебя поповские». И ведь вскоре он принял священство. Стал архимандритом в той же, Дивеевской, обители, а еще позднее — митрополитом Серафимом Чичаговым.

Прасковья Ивановна указала и место захоронения Серафима Саровского — со времени его кончины прошло 70 лет. Перед тем постилась, 15 дней крошки в рот не брала. 19  июля 1903 года она, архимандрит Серафим Чичагов и еще одна послушница отрыли мощи святого...

Бывала Прасковья Ивановна разная: и строгая, и ласковая, и грустная. Речь — иносказательная. Ночами часто бодрствовала, молилась — своими словами. Божью Матерь называла маменькой...

Чистоплотная, аккуратная, Паша была постоянно чем-то занята: прибиралась, вязала чулки, пряжу пряла... В келейке ее стояла кровать с громадными подушками, но она редко ею пользовалась. Больше покоились на ней куклы. Над ее любовью к куклам вначале смеялись, потом поняли: предсказывает по ним. Своих кукол она и мыла, и кормила, и укладывала на постели, а сама ютилась с краю. Куклы были для нее лучшим подарком, да не от всех принимала. Приехала к ней однажды богатая купчиха с дочерью. Поднесли куклу, разодетую в бархат и шелка. А блаженная как вскочит, забегала по комнате, оторвала у куклы руку, сует купчихиной дочери в рот: «На, ешь, ешь!» Та сомлела со страха. После узнали, что дочь в утробе дитя свое сгубила...

Она так привыкла жить на вольной природе, что порой по нескольку дней пропадала в лесу, в поле. Ходит, бывало с палочкой, с узелочком: седые кудри, чудные голубые глаза... Но тросточкой своей могла и побить недоброго человека, «чуяла» грешников, хоть и подходили к ней с льстивыми словами, с подарками... Она посещала ближние деревни, иногда ночевала у крестьян, к их радости.

О ней говорили: великая юродивая. Прасковья Ивановна, как и Ванга, предсказала не только день, но и час своей кончины. Перед смертью, а умерла она 22 сентября 1916 года, велела передать царю: «Государь, сойди с престола сам...»