Политические учения XVI в.

Когда мы говорили об исторических работах деятелей реформации и контрреформации, мы имели в виду историографию в узком смысле. Но есть ряд произведений, не являющихся историческими в прямом смысле слова, но тесно связанных с историек и оказавших большое влияние на дальнейшее развитие исторической мыслн. Мы говорим о ряде политических трактатов, которые вышли из протестантской и католической среды в эпоху религиозной борьбы. Давать их полный обзор было бы трудно, да это и не является нашей задачей. История политических учений может быть затронута в данном курсе лишь постольку, поскольку она непосредственно связана с проблемой историографии. Но эта связь существует, и необходимо дать краткий очерк тех основных политических проблем, которые стояли не только перед историками, но и перед политиками. Политикам в их трактатах сплошь н рядом приходилось аргументировать свои теории примерами из истории, и их политические концепции оказывали влияние на их исторические воззрения.

Перед лютеранами, кальвинистами, реформаторами и находившимися на левом фланге реформации демократическими течениями, представителем которых являлся, например, Мюнцер, стояли важные практические проблемы. Это прежде всего проблема наилучшего политического устройства, которая в иных случаях рисовалась как утопия, как отдаленное будущее и, может быть, неосуществимый идеал, но в ряде случаев представлялась как определенная насущная политическая задача.

Для политической жизни XVI в. наиболее настоятельной политической проблемой была проблема абсолютизма, проблема развивающейся и усиливающейся королевской власти.

Реформация на первых порах провозгласила принцип свободы в области религии как своего рода революционный лозунг, направленный против старой католической нетерпимости. Но этот принцип вскоре обратился в свою противоположность. В самом же начале он был связан с другой идеей — с отрицанием свободы воли, которое у лютеран выразилось в догме «оправдания верою», у Кальвина — в учении об абсолютном предопределении, более последовательном, чем у Августина.

В зависимости от интересов тех групп, которые представляли различные реформаторы, создается у них и определенное отношение к государственной власти. Лютер, который начал с провозглашения свободы личности, вскоре пришел к полному раболепию перед государственной властью, создал новое богословие, которое накладывало новые цепи на человеческий разум. В разуме Лютер теперь видит «блудницу» дьявола, ибо разум умеет только оскорблять все, что делает и говорит господь. Писание, по мнению Лютера, не подлежит критике. Личное толкование устранено. Лютеранское учение возводится в догму, неизданный церковный закон.

На первых порах, когда задачей лютеранства было низвержение старых религиозных авторитетов, Лютер ратовал за веротерпимость и был против наказаний еретиков. Он писал: «Надо еретиков преодолевать Писанием, как делали древние отцы, а не огнем. Если бы преодоление еретиков огнем было искусством, то палачи оказались бы ученейшими докторами на земле, тогда нам не надо было бы учиться, но — кто превосходит другого силой, тот может его сжечь»1.

Но очень скоро наступает реакция. Лютер начинает требовать вмешательства властей в дела веры, утверждая, что государство должно карать и за веру: I) если проповедуется «возмутительное учение», согласно которому не надо повиноваться властям и все должно быть общим у людей; 2) когда отрицаются догматы, основанные на Писании и всеми признаваемые, тогда виновные должны наказываться как богохульники; 3) в случае религиозных раздоров, если они угрожают существованию государства, государь должен вмешаться и заставить молчать неправую сторону, Лютер считал, что анабаптистов следует карать смертью. Кальвин пошел дальше и сжег Сервета, а его ученик Беза оправдывал этот поступок в особом памфлете.

Таким образом, от провозглашения религиозной свободы лютеранская церковь приходит к провозглашению религиозного деспотизма и вмешательства государства в дела церковные.

Лютер начал с отрицания различия между духовным званием и светским, говорил о свободных демократических выборах священников. Но все это под влиянием главным образом демократических движений и Крестьянской войны быстро изменилось, и в лютеранской церкви священники не выбираются народом, но назначаются государем. Церковь в лютеранстве превратилась в духовное ведомство при князе. От учения об оправдании верой, которое он выдвинул в первый период своей деятельности, Лютер вернулся к учению о благодати, которое сводит к минимуму личный выбор, подчиняет личность церкви. Учение о свободе воли приводило Лютера в исступление. Этику Лютер называл величайшим врагом благодати — это, по его мнению, сам воплощенный дьявол, его надо изгнать из школ.

Теоретически Лютер полагал, что государство — это низшее учреждение, основанное не на христианстве, а на греховности человеческой природы. «Человек дурно устроен, он может хотеть делать только злое»,— говорил Лютер. И государство есть результат зла, лежащего в основе человеческой природы. Истинные христиане могли бы обходиться без всякого государства, но поскольку истинных христиан почти не существует, а остальные слабы и греховны, то для них необходима государственная власть. Поэтому на практике Лютер в конце концов приходит к тому, что государство оказывается выше церкви, оно назначает священников и вмешивается в жизнь верующих.

Меланхток в вопросе о свободе воли был более либерален, чем Лютер. Он признавал свободу воли, но не в области религии, а лишь в гражданской жизни, но в то же время для Меланхтона главное предписание, касающееся взаимоотношений между государством и подданными,— это повиновение властям предержащим. Это положение направлено одновременно и против католичества, которое всегда требовало подчинения государства церкви, и против анабаптистов, которые не признавали власти государства.

Но все-таки Лютер при всем его преклонении перед государством, которое в теории он ставил ниже, а на практике выше церкви, не всегда относился с полным уважением к прошлому государственной власти. Особенно интересна его историческая теория о происхождении императорской власти в Германии. Его отношение к власти императора вполне объясняется тем обстоятельством, что Лютер разделял в этом вопросе взгляды лютеранских князей Германии. В своем обращении к христианскому дворянству он пишет: «Папа насилием и несправедливостью овладел римской империей или титулом римской империи, отняв его у законного императора и наделив им нас, немцев... Мы, однако, слишком дорого заплатили, к несчастью, за эту империю, благодаря папским коварствам и хитростям, заплатили безмерным кровопролитием, подавлением нашей свободы, захватом и грабежом всех наших имуществ... Мы намеревались стать господами, а вместо этого сделались рабами лукавейших тиранов; у нас — имя, титул и герб императорства, которого сокровища, власть, право и свободу взял папа. Таким образом, папа жрет зерно, а мы забавляемся шелухой» 2.

Эта теория происхождения империи, очевидно, выдвинута Лютером в противоположность средневековой католической теории о четвертой римской монархии. С точки зрения Лютера, «Священная Римская империя германской нации» — не продолжение Римской империи, а результат узурпации со стороны церкви. Эта узурпация привела к установлению власти папы и к порабощению германского народа. Но от этого, конечно, далеко до какого-нибудь призыва к низвержению империи. Лютер признает в крайнем случае лишь пассивное сопротивление дурным государям, которые покушаются на веру.

Меланхтон в своем главном сочинении «Общие места богословия» 3 в разделе «О гражданских властях и достоинстве политических дел» говорит, что хотя государственный порядок происходит от бога, но сами правители не всегда происходят от бога, как, например, Нерон, Калигула и др. Злых правителей посылает дьявол, но они являются одновременно н божьим орудием, так как бог с их помощью наказывает людей за грехи. Светская власть должна вмешиваться в религию, запрещая ложные догматы и особенно наказывая атеистов.

Такие политические выводы делали Лютер и Меланхток из своего религиозного учения. Политическое учение Лютера вполне соответствовало идеологии тогдашнего германского бюргерства, которое в связи с общим экономическим и политическим упадком Германии с середины XVI в. шло на поводу у княжеской феодальной власти.

У кальвинистов, учение которых отражало идеологию наиболее смелой части буржуазии XVI в., мы видим уже несколько другую политическую идеологию. Они выступают с заявлениями, резко враждебными феодальному абсолютизму. Отрицание свободы воли, учение о предопределении у кальвинистов доведены до большей крайности, чем у лютеран, но это учение, по которому предназначаются к спасению только избранные, самих этих избранных делает особым «орудием божьим» на земле.

Считая себя избранными «орудием божьим» на земле, кальвинисты ставят свою церковь и церковную организацию выше каких бы то ни было существующих политических установлений, стремясь, таким образом, заменить существующие политические формы этой церковной организацией.

В эпоху религиозных войн во Франции—в эпоху борьбы между гугенотами и католиками оппозиционные антиабсолютистские идеи гугенотов особенно резко выражались в учении тираноборцов-монархо-махов.

Из произведений монархомахов прежде всего надо назвать «Франко-Галлию» Франсуа Огмана4, вышедшую в Женеве в 1573 г. Это работа не только теоретического, но и исторического характера, потому что автор ее пробует обосновать свое учение о королевской власти на исторических примерах. Отман говорит, что галлы имели свободные учреждения еще до покорения римлянами. Они возводили королей на престол и низвергали их. Короли у франков были не тиранами, а покровителями народа. Отман далее пытается доказать существование во Франко-Галлии с незапамятных времен представительства трех сословий— Генеральных штатов. Он доказывает здесь превосходство смешанной формы правления; по его мнению, монархия, ограниченная Генеральными штатами, является такого рода смешанной формой правления. В своей работе он защищает право народа на участие в управлении ссылкой на старинные традиции, на историческое право народа5. Франция, по его мнению, с древних времен управлялась Генеральными штатами, и если они пришли в упадок, то это вина юристов, воспитанных на римском праве. Везде, кроме Турции, граждане сохраняют хотя бы видимость свободы, которая заключается в представительном собрании. Отман провозглашает, что «благо народа есть высший закон».

Еще более решительно антимонархическая тенденция кальвинистов была выражена в сочинении, вышедшем под псевдонимом Юния Брута,— «Иск к тиранам»6. Под этим псевдонимом скрывался, вероятно, видный государственный деятель Франции Дюплесси-Морне. Это не столько исторический, сколько теоретический трактат. В нем особенно подчеркнута была идея феодализма, под которой скрывалась защита дворянских феодальных вольностей. Он постоянно апеллирует к притязаниям провинций, требованиям городов, их вольностям. Как и Франсуа Отман, автор «Иска к тиранам» заявляет, что верховная власть принадлежит народу и что государь должен решать вопросы войны и мира и установления налогов совместно с сословным представительством. С большой резкостью он развивает идею тираноубийства.

Дюплесси-Морне ставит вопросы: обязаны ли подданные повиноваться государю, предписывающему что-либо противное закону божию? Можно ли сопротивляться государю, нарушающему «закон божий» и губящему государство? На эти вопросы он отвечает следующим образом: по его мнению, не все могут сопротивляться государю. Могут сопротивляться либо высшие сановники государства, либо, если эти сановники сами нечестивы, отдельные корпорации, области и отдельные города. За частными лицами признается только одно право — это право бежать из страны. Мы видим, как в этих теоретических взглядах ясно отражаются те отношения, которые установились во время религиозных войн во Франции. Государь выбирается, по учению Дюплесси-Морне, народом. Он —служитель народа, и народ выше государя.

Когда мы говорим о теоретиках кальвинизма, необходимо иметь в виду, что понятие «народ» они обычно употребляют в определенном и отнюдь не демократическом смысле. Под народом они обычно разумеют сословия, представленные в Генеральных штатах,— дворянство, духовенство, верхушку городского сословия, но отнюдь не широкие народные массы.

По мнению Дюплесси-Морне, в древности власть принадлежала собранию всех граждан, но с расширением государства это оказалось затруднительным, и власть была перенесена, с одной стороны, на садовников, представляющих народ, которые поэтому в своей совокупности выше государя, а с другой стороны, на более широкие собрания представителей, через которых народ имеет право участвовать в управлении и может низвергать тиранов.

Против народа нет права давности, н народ всегда может потребовать свои права назад. По природе люди свободны. Власть государей установлена только для пользы народа — для охраны правосудия внутри страны и защиты извне. Если государь этого не делает, то он — не государь, а тиран. Отношения между государями и народом устанавливаются взаимным договором, если не явным, то по крайней мере подразумеваемым. И в случае нарушения этого договора государем возможно неповиновение и сопротивление.

Еще более решительно поставлены все эти вопросы в трактате шотландского монархомаха Джорджа Бьюкенена7.

Он был не только политическим теоретиком, не только творцом теории о сопротивлении монархам, но и историком в более тесном смысле этого слова. Его перу принадлежит «История Шотландии»8, доведенная до 1571 г. (1582). По форме это блестящее подражание Титу Ливию, но в нем нет даже тех элементов критики, которые имеются у других представителей гуманистической историографии. Это патриотическое антианглийское произведение, в котором излагается много легенд. Бьюкенен, правда, пытается дать рационалистическое толкование этих легенд, но это приводит только к путанице.

Интересно, что этот писатель-кальвинист в своей исторической работе подходит к религиозным вопросам с чисто гуманистических позиций, почти не касаясь их.

Его главной работой является книга «О праве государственной власти у шотландцев»9 (1579), также проникнутая гуманистическим духом. Здесь мало богословия и ссылок на религиозные авторитеты, но зато много цитат из классических писателей, особенно Аристотеля. Сочинение написано в форме диалога между защитником идеи народовластия и его противником. Здесь Бьюкенен дает историческую картину развития и происхождения государственной власти. Он говорит о дообщественном состоянии, когда люди жили в пещерах и не подчинялись никаким законам. Вслед за этим дообщественным состоянием наступило общественное состояние. Люди стали соединяться в общества как для совместной пользы, так и в силу особого, заложенного в людях естественного стремления к общению с себе подобными, естественного закона, согласно которому человек должен любить ближнего своего, как самого себя. Это естественное стремление и естественный закон вложены в людей богом, который является поэтому основателем человеческого общежития. Но поскольку в человеческом обществе возможны различные столкновения, то для него необходим государь. Функцией государя является примирение различных противоположных стремлений людей силой разума. Поэтому власть должна принадлежать мудрому государю, который должен быть примером для народа. Однако возможность злоупотреблений со стороны государя вызывает необходимость законов, которые устанавливаются народом. Здесь происходит своего рода ограничение власти, установление ее известных границ. Власть ограничивается не всем народом в целом, но выборными от различных сословий. Однако Бьюкенен думает, что решения этих представителей должны утверждаться всем народом. Равным образом и суд не есть дело государя, а особой судебной коллегии. Если государь всегда мудр и добродетелен, то тиран является государем только по имени, в действительности же это —человек, который унижает должность государя и злоупотребляет ею. Против государя, который сделался тираном, могла быть всегда применена сила. Народ стоит выше законов, выше государя, который поставлен именем народа. Даже отдельные лица, а не только корпорации, как это учили французские монархомахи, могут убивать государя, который нарушил свои обязанности по отношению к народу 10.

Интересно, что и католическая реакция в своей борьбе против протестантизма, в стремлении подчинить светскую власть церковной и овладеть направлением политики в отдельных государствах, точно так же становится на тираноборческую позицию. Особенно у иезуитов развивается демагогическая литература на политические темы. Здесь надо отметить такие работы, как, например, работы Беллармина «Рассуждение о сопротивлении христианской веры еретикам этого времени» (1586) и «О римском первосвященнике» п. Беллармин становится опять-таки на точку зрения естественного права и «народовластия» и заимствует многие идеи гугенота Отмана. Он полагает, что существует различие между церковной и светской властью. Церковная власть установлена самим господом богом, Что касается светской власти, то она установлена богом не непосредственно, а через народ. По естественному праву, утверждает Беллармин, власть принадлежит народу и уже народ передает ее определенному лицу. Значит, непосредственно от бога исходит лишь власть народная.

Это учение, хорошо знакомое средневековью, заимствовано у античности. Уже со времени борьбы императоров с папами ставился вопрос о происхождении светской власти. Сторонники императоров выдвигали теорию происхождения ее непосредственно от бога, сторонники же папы выдвигали теорию происхождения светской власти от народа и через народ. На Тридентском соборе это учение Беллармина было принято как официальное учение иезуитского ордена. Оно очень далеко от демократии, и практическое осуществление его имеет мало общего с идеей народоправства. Оно нужно было иезуитам лишь для теоретического обоснования возможности сопротивления монархической власти, если она ведет политику, противную католической церкви.

Лучшей из всех существующих форм правления Беллармин считал монархию, потому что она, с его точки зрения, устанавливает наилучший порядок, т. е. наилучшее подчинение низших классов высшим и наибольшее единство и прочность государства, Но монархия, полагал он, способна к искажению и к переходу в тиранию, и поэтому ее следует ограничивать другими элементами, в частности аристократией. Из аристократов должен состоять совет государя. Им государь должен поручать отдельные области в управлении. Для Беллармина монархия выше других образов правления еще и потому, что она воспроизводит устройство католической церкви, где главой является папа.

В вопросе о папе и об отношении к светской власти у Беллармина и иезуитов самая «иезуитская» теория. Беллармин заявляет, что непосредственной власти папы над государями нет. Действительно, обратное утверждение вызвало бы слишком резкий отпор. Власть папы не светская власть; «царство мое не от мира сего». Но зато у папы есть косвенная власть, как у духовного главы, Поэтому светская власть в известных вопросах должна подчиняться церковной, поскольку этого требуют интересы религии.

Но так как светская власть настолько перемешана с религиозными делами, что нет ни одного политического вопроса, не связанного с религией, то папа в конце концов может и низлагать князей, и вмешиваться в суд, и отменять законы, если это вызывается духовными потребностями верующих. Поскольку папа имеет право косвенной власти, косвенного вмешательства, он должен располагать и соответствующими ресурсами и органами.

Главным теоретиком иезуитского ордена был Суарес. Его книга «О законах и боге законодателе» 12 вышла в начале XVII в. Суарес говорит, что все законы исходят от бога и цель их—-указать путь к вечному спасению. Все правила человеческих действий вытекают из правил христианского богословия. Из данного божественного закона вытекает общественная власть, первоначально принадлежащая народу, который может перенести ее на тех или иных лиц. Существуют разные формы правления, но лучшая форма правления — монархия. Однако христиане не должны повиноваться законам, которые противоречат религии. Несправедливый закон не налагает на христиан никаких обязанностей. Отсюда учение о законности сопротивления власти дурного государя и о неповиновении несправедливым законам.

Это учение о сопротивлении властям и неповиновении несправедливым законам получило особенно яркое выражение в работах Буше — одного из руководящих идеологов Католической лиги во Франции. У него имеются памфлеты: «Речи о притворном обращении и недействительности так называемого отпущения грехов Генриха Бурбона, принца Беарнского в С. Дени во Франции в воскресенье 25 июля 1593г.» и «О справедливости отречения Генриха III»1а. Его работы получили одобрение теологического факультета и имели необыкновенный успех у лигеров. Буше проводил ту мысль, что папа, с одной стороны, а народ, с другой стороны, имеют право низлагать королей. Папа и его уполномоченные могут изменять право и отменять закон королевства. Папа имеет также право освобождать подданных от присяги королю и передать их лучшему правителю. j Буше с презрением говорит о тех, кто защищает происхождение королевской власти от бога. Народ, по его мнению, создает королей, и, следовательно, может их и низлагать. Это право народа неотчуждаемо и выше всего. Монархия есть лишь взаимный договор между королем и народом, и в случае несоблюдения его королем народ освобождается от повиновения. Поэтому в силу естественного права Генеральные штаты или другие народные представители имеют право судить короля. Народу и даже его представителям принадлежит право над жизнью н смертью королей.

Буше далее разбирает проблему цареубийства. Он считает, что тиран, который захватил власть незаконно, может быть убит всяким. Тиран же, злоупотребляющий властью, не может быть убит частным лицом, но народная власть может объявить его врагом общества, и тогда всякий может его убить.

Буше восторженно приветствовал Жака Клемана, убившего Генриха III. Буше сравнивает Клемана с Юдифью, поразившей Олоферна, и с Давидом, победившим Голиафа. Он говорит, что поступок Клемана заслуживает всяческой похвалы и благодарности, потому что хотя он лишь осуществил на практике широко распространенную доктрину, но проявил при этом большое мужество, так как подвергался опасности.

Из иезуитских сочинений, посвященных той же самой теме, можно назвать книгу Марианы «О государстве и воспитаний государя»14 (1599). Основные мысли Марианы — это идеи католического лагеря. Он развивает здесь теорию происхождения власти, согласно которой первобытная дикость, в которой некогда жили люди, сделала необходимым создание государственной власти. Лучшие люди стали выбираться для защиты народа и отправления правосудия. Затем он разбирает шесть форм правления, о которых писал еще Аристотель, и говорит о монархии как о наилучшей из них, хотя она и может вырождаться в худшую форму — тиранию. Мариана считает убийство тирана законным выходом из положения, когда государь не исполняет своих обязанностей. «Да будет государям хорошо известно, что имеется спасительное средство: если они угнетают государство, если становятся непереносимыми из-за своих пороков и разврата, то убить их будет не только законно, но и почетна для тех, кто это совершит»'5. При этом Мариана занимается тонкими рассуждениями о дозволенных способах убийства государя. Например, отравить государя нельзя, потому что если налить ему яду в бокал и он выпьет этот яд, то он как бы сам себя убьет: получается самоубийство, и убивающий берет на себя грех самоубийства; но зато можно предложить государю отравленную одежду или отравленное кресло.

Мариана выступает защитником наследственной к ограниченной монархии, отстаивает право народа на вотирование налогов и одобрение новых законов. Весьма характерно для иезуитского писателя то, что Мариана обходит вопрос о праве пап низлагать королей.

Все эти демократические, на первый взгляд, теории, которые признают якобы верховенство народа и говорят о правах народа как для кальвинистских, так и для иезуитских политических мыслителей XVI в., являются в сущности лишь орудием борьбы с княжеским абсолютизмом в тех случаях, когда политика последнего идет вразрез с требованиями католической реакции или кальвинистскими религиозными или политическими доктринами.

Но одновременно с этими теориями, которые выдвигались противниками королевской власти, нам надо ознакомиться и с теориями ее защитников, с теориями развивающегося в это время королевского абсолютизма. Здесь мы встречаемся с именем знаменитого Жана Бо-дена, одновременно и политика, и историка. .

Жан Боден (1530—1596) по образованию был юристом, некоторое время служил адвокатом при Парижском парламенте, но главным образом это политик-теоретик. Во время религиозных войн он принимал активное участие в деятельности партии «политиков», которая требовала веротерпимости по отношению к гугенотам. В 1576 г. он был членом Генеральных штатов в Блуа в качестве одного из представителей третьего сословия и играл там руководящую роль. Используя противоречия между дворянством и третьим сословием и между провинциями и Парижем внутри третьего сословия, он сумел добиться отрицательного голосования по вопросу о субсидиях на войну с гугенотами, которых требовало правительство. Мужественная позиция Бодена при отстаивании принципа веротерпимости, а затем и по вопросу о праве короля отчуждать коронные земли стоила ему дорого: он впал в немилость у Генриха III, который до этого благоволил к нему.

У Бодена имеется несколько работ государственно-правового » исторического характера. Прежде всего нужно назвать его историческую работу — «Метод легкого изучения истории» (1566). Другая его знаменитая работа - «Шесть книг о государстве» («Les six livres de la Republique») 36 (1576)—имела огромный успех, выдержала немало изданий и была переведена почти на все европейские языки. («Republique» означает здесь не «республику», а «государство»). В этой книге Боден изложил свою теорию государственной власти, исходя главным образом из определенных юридических установок. Как юрист и деятель Парижского парламента, он выражал в значительной степени идеологию парламентской бюрократии. Идеология эта носит несколько двойственный характер. Парламент — высший судебный орган Франции,— с од-нон стороны, являлся орудием королевской власти, поскольку он ограничивал самостоятельность феодалов и феодальной юрисдикции, с другой стороны, парламенты —парижский и провинциальные — стремились ограничить абсолютизм главным образом путем так называемого права «возражения» («Remontrances»), которым они могли пользоваться в тех случаях, когда не желали утверждать предлагаемый королем закон.

В «Methodus» Бодена элементы идеологии парламентских кругов сказались очень отчетливо.

В основе всей концепции государства Бодена лежит учение о суверенитете, т. е. особой власти, которая присуща всякому государству. Независимо от формы государства, независимо от того, является лн данное государство монархией, республикой, аристократией или демократией, в руках государства как такового находится абсолютная власть, «постоянная, высшая, независимая, не связанная с законами, абсолютная власть над гражданами и подданными», которая, по мнению Бодена, должна быть «постоянной» 17.

Есть два признака этого суверенитета: внешний — полная независимость от какой бы то ни было посторонней власти (например, папы или императора) и внутренний — независимость по отношению к подданным. Французский король является суверенным и внешне, и внутренне. Он независим ни от императора, ни от папы. Внутренняя независимость его заключается в том, что между ним и его подданными отсутствуют какие-либо средостения в виде прав и привилегий феодалов.

Права верховной власти, по Бодену, заключаются в праве законодательства, объявления воины и мира, назначения высших должностных лиц, верховного суда, а также в праве помилования, чеканки монеты, установления общих мер и весов для всего государства и введения налогов. Это — целая программа развивающегося абсолютизма. Хотя, по мнению Бодена, суверенитетом обладает всякая государственная власть, но наивысшей формой государственной власти он считает монархию, где суверенитет не распылен, а сосредоточен в одном лице. Наибольший интерес представляет применение этой теории к французской монархии XVI в.

Французская монархия, с точки зрения Бодена, абсолютна. Французские государи издают то или иное постановление, мотивируя это только одним — «потому что таково наше желание». Государь, по мнению Бодена, не связывает своими решениями не только будущих своих преемников, но даже самого себя, так как если он и примет какой-либо закон, то имеет право его нарушить, потому что обладает в полной мере суверенитетом. Воден считает французскую монархию наиболее совершенной формой монархии. Суверенами, подобными французским королям, были лишь римские императоры. Он сомневается, например, имеется ли такой суверенитет у английского короля. В Германии, по мнению Бодена, суверенитет находится не в руках императора, а в руках князей. Равным образом Боден не признает монархиями Польшу и Данию.

Правда, существуют государства, в которых суверенитет не может быть подвергнут никакому сомнению. Это — азиатские державы, например Турция. Но это не монархии в собственном смысле слова.

Дело в том, что Воден различает три формы монархии: 1) Мопаг-chie Seigneuriale — патриархальная деспотия в азиатском смысле; 2) «Монархия, покоящаяся на законе» (monarchic legitime), в которой подданные повинуются законам своего государства, а государь повинуется законам природы, и естественная свобода и имущество подданных защищены и безопасны,—идеалом такой монархии Боден считает Францию; 3) Тирания, которая представляет собой извращенную форму монархии, где тиран злоупотребляет своими суверенными правами, обращается с подданными, как с рабами, нарушает их права собственности.

Хотя французская монархия является абсолютной и никаких формальных ограничений ни со стороны народа, ни со стороны парламентов Боден не признает, но сна фактически ограничивается, по его мнению, прежде всего божественным правом, затем естественным правом и уважением к законам и обычаям страны и, наконец, неприкосновенностью частной собственности подданных. Частная собственность подданных неприкосновенна, и государь, нарушающий это право, поступает, как разбойник и тиран.

Отсюда следует ряд выводов, которые фактически ограничивают королевскую власть, хотя, по идее Бодена, она абсолютно суверенна. Раз собственность неприкосновенна, то налоги нельзя, взимать без согласия подданных; и поэтому необходимы Генеральные штаты, которые давали бы согласие на сбор налогов.

Считая, что парламент не ограничивает короля, Боден все же признает за парламентом право пассивного сопротивления, в случае если государь нарушает права подданных.

Государь должен стоять над партиями и вне партий, и в этом преимущество монархии над аристократией и демократией.

Боден находит, что веротерпимость — наилучшее лекарство от всякого рода смут и переворотов.

В своем учении о государстве Боден пытается базироваться на истории, которой он в своей книге «Метод легкого изучения истории» старается придать характер науки. Интересна в этом отношении выдвинутая Боденом идея, что история есть наука, подчиненная таким же общим законам, как и весь мир. Он стремится установить эту закономерность. Мысль, как видите, очень глубокая и как будто обгоняющая эпоху, но если мы посмотрим конкретно, что Боден понимает под законами, которым подчинена история, то увидим, что он не выходит из круга идей своей эпохи,

Боден считает, что все и в мире, и в истории подчинено прежде всего божественным законам, а затем законам математическим. Здесь он предвосхищает механистическое истолкование природы и истории, получившее широкое распространение уже в XVII и XVIII вв. Но под математикой Боден понимает лишь магию цифр, учение о таинственных свойствах цифр, которым занимались еще пифагорейцы и которое он старается применить к истории. Так же точно он признает каббалистику, мистическое учение, зародившееся на Востоке, развитое евреями и перенесенное в средние века в Европу. Есть так называемые совершенные числа, которые играют решающую роль в судьбах мира. Это 628, 496, 8128. Из этих чисел 496 играет роковую роль в истории государств. Боден, например, утверждает, что такова продолжительность существования Римской империи, начало которой он относит произвольно к 20 г. до н. э.,— 496 лет. Вот та «математика», которой Боден хочет подчинить историю.

В то же время он выступает против учения астрологов, отрицая влияние светил на судьбы народов. Характерно, однако, что к астрологам он причисляет и Коперника, систему которого отвергает.

Но наряду с такими странными, на наш взгляд, воззрениями, соответствующими слабому развитию точных наук в ту эпоху, у Бодена есть отдельные интересные суждения о влиянии естественных условий на историю человечества, о влиянии климата, географических условий того или иного государства на выработку характера народа и на определяемые этим характером его судьбы.

Боден впервые систематизировал вопрос о влиянии природы на историю, который ставился уже у античных писателей. Правда, теория Бодена носит еще достаточно наивный характер. Так, например, он утверждает, что города, которые построены на плоском месте, меньше подвержены междоусобиям, чем города, которые построены на холмистых местах. Поэтому-то история Рима, который построен на семи холмах, так богата междоусобными столкновениями.

Одной из основных идей, которую Боден развивает в V книге трактата «О государстве», является мысль о том, что психический склад того или другого народа обусловливается совокупностью естественных условий, в которых этот народ развивается. Он говорит, что всякий государственный строй может быть прочен только тогда, когда он соответствует психическому складу данного народа, а стало быть, тем естественным условиям, в которых этот народ живет.

Боден указывает на политическое значение естественных условий, подчеркнув, что различные народы нуждаются в различных учреждениях и что законодательство зависит, таким образом, от географических условий. Боден развил, уточнил, систематизировал идеи Витрувия, Аристотеля, Гиппократа и др. о влиянии климата. Вслед за античными писателями он выдвигает положение о влиянии широты, на которой лежит страна, на ее народ. Исходя из этого, он делит народы на северные, южные и средние, находящиеся посредине между Севером и Югом. Указывая на особенности темперамента народов, живущих под разными широтами, Боден отдает предпочтение психическому складу людей, обитающих в средней полосе. Оригинальность Бодена заключается в том, что он не сводит естественных условий, влияющих на психологию народа и его склад, только к условиям широты, но отмечает также влияние долготы, выдвигая и такие особенности климата, как большую или меньшую влажность, близость к морю. Говорит он также н о влиянии смешения с другими народами. В боденовской теории климата содержатся начатки антропогесграфии и этнографии. Эти его идеи были в дальнейшем в гораздо более блестящей, но спорной форме развиты Монтескье.

Боден не считает естественные условия, в которых развивается тот или другой народ, чем-то непреодолимым. Он полагает, что естественным условиям могут в той или другой мере противодействовать законы, а также человеческая воля и воспитание. Под законом здесь следует подразумевать учреждения, историческое развитие, изменяющее отчасти влияние тех условий, которые создают психологию того или другого народа.

Таким образом, мы видим у Бодена попытку вскрыть законы исторического развития и связать их с более общими законами, которым подчинен мир. То состояние, в котором находились в тот период историческая наука и наука вообще, не дало возможности Бодену провести эту идею сколько-нибудь научным путем. Слишком еще много наивного и несовершенного в его попытке, но самая идея связать законы истории с законами природы является очень крупным достижением по сравнению с теми историческими трудами, которые мы рассматривали раньше. У Бодена мы встречаем идею, которая резко отличает его от гуманистов,— это идея прогресса. Он решительно отрицает существование «золотого века» в начале истории, считает его «веком варварства».

Если сравнить так называемый «золотой» и «серебряный» век с настоящим, то, по мнению Бодена, сейчас же можно убедиться, что эти названия ими не заслужены. «Таковы были золотой и серебряный века,— говорит Боден,— когда люди наподобие диких зверей были рассеяны в полях и лесах и имели лишь то, что могли удержать с помощью насилий и злодеяний, до тех пор, пока постепенно они не были приведены от этого состояния дикости и варварства к тому человеческому и основанному на законах образу жизни, который мы видим теперь» 1е.

Правда, аргументы Бодена наивны, но интересно то, что он ставит новое время, современную ему эпоху выше античности. Древние не знали, говорит он, применения компаса. Торговля сделала в новое время по сравнению с древностью необыкновенные успехи, В научном отношении современная эпоха превосходит античность прежде всего большим богатством наших географических познаний (так он указывает, что древние имели лишь сказочное представление об Индни, не умели вычислить географической долготы и т. д.). Гуманисты смотрели на античность снизу вверх, считая ее и в смысле политическом, и в смысле развития литературы и искусства недостижимым образцом. Боден же считает, что новое время выше древности. Даже современная ему литература, по его мнению, превосходит литературу античного мира. Что особенно важно, он отмечает превосходство нового времени в области техники и промышленности. В качестве примера он указывает на огромные успехи, сделанные в металлургической и текстильной промышленности. Здесь мы видим признание того прогресса, который успела сделать Западная Европа в период средних веков. Боден говорит, что артиллерия и печатный станок превосходят все то, что было в древности. По его мнению, природа науки представляет собой несчетную сокровищницу, которая никогда не будет исчерпана. Словом, он полон оптимистической уверенности в дальнейшем прогрессе.

Боденом мы закончим обзор историографии XVI в.