Французская историография первой половины XIX в. Исторические взгляды Сен-Симона. О. Тьерри и буржуазно-либеральная школа эпохи реставрации
Если от Германии мы перейдем к рассмотрению развития историографии в это время во Франции, то увидим значительную разницу в стиле, направлении и характере исторической науки обеих стран.
Во Франции реакция, наступившая после французской революции, после наполеоновского периода и Венского конгресса, была в общем не так глубока, как в Германии. Буржуазия во Франции была несравненно сильнее, она в гораздо большей степепи заставляла с собой считаться и Не так легко сдавала свои позиции, не так легко шла на поводу у консервативного правительства. Хотя реставрация Бурбонов и создала ряд препятствий к развитию буржуазии, по она не могла задержать ее победоносного роста. В эту эпоху мы видим во Франции быстрый рост промышленности и торговли, усиление самой буржуазии и ее влияния, Наконец, во время революции 1830 г. французская буржуазия покончила с Бурбонами. Установление июльской монархии было в сущности установлением власти буржуазии, прежде всего финансовой и крупной промышленной буржуазии. В отличие от Германии, где буржуазная идеология выступает в туманной, мистифицированной форме, во Франции она выступает ясно и открыто. Идеологами буржуазии во Франции учитываются такие моменты, как переживаемый Францией промышленный переворот, прогресс естествознания и научного развития. В противоположность консервативной теории медленного развития, которую проповедуют в то время германские ученые, во Франции особенно усиленно выдвигается теория буржуазного прогресса.
Говоря о теории прогресса, развиваемой в трудах крупнейших буржуазных историков Франции первой половины XIX в., нельзя обойти молчанием крупную и оригинальную фигуру Сен-Симона. Не будучи собственно историком, он, однако, оказал сильнейшее влияние на развитие исторических идей. Не касаясь Сен-Симона как утопического социалиста и не рассматривая его воззрений па лучшее устройство общества, попытаемся охарактеризовать лишь его исторические взгляды, его взгляды на законы, управляющие историей, и на ход прошлого развития человечества.
Вся идеология Сен-Симона создалась под влиянием французской революции, или, лучше сказать, американской и французской революций. Аристократ граф Клод Анри Сен-Симон (1760—1825), считавший себя потомком Карла Великого, совсем молодым человеком отправился в Америку и принял там участие в войне за независимость. Возвратившись во Францию, он увлекся политическими идеями революции, отказался от графского титула, а затем, занявшись продажей национальных имуществ и нажив себе в результате ряда удачных спекуляций огромное состояние, сделался богачом и меценатом. Его салон стал центром, где собирались выдающиеся ученые. Вскоре, однако, он разорился на одной из спекуляций, обеднел, и тогда-то и началась его литературная деятельность (1802—1825). Его широкий жизненный опыт, несомненно, оказал влияние на его воззрения. Он много видел, много пережил, ему было о чем сказать. Он сам думал, что писателю нужно много пережить, чтобы иметь возможность писать. Энгельс называл Сен-Симона «сыном великой французской революции» 1. Несомненно, на опыте французской революции и выработались его воззрения. Французская революция — это один из важных моментов, определивших историческое мировоззрение Сен-Симона.
Другим таким моментом был промышленный переворот, который в то время не только завершался в основном в Англии, но происходил и во Франции. Сен-Симон имел возможность наблюдать те огромные сдвиги, которые произошли в экономике Англии. Он видел, как во Франции и во время революции, и в эпоху реакции происходило перераспределение земельной собственности и столкновение между дворянством и буржуазией. Он жил в то время, когда машинное производство уже проникло во Францию, когда во Франции начинаются промышленные кризисы и формируется пролетариат. Все эти впечатления и определили воззрения Сен-Симона.
Сен-Симон ставил себе чрезвычайно широкие цели. Он хотел создать новую философию, которая на основе всех общественных наук-дала бы обобщение всех знаний. Ему не удалось этого сделать. Его писания очень далеки от какой бы то ни было системы. Он обладал гениальным, но порывистым, несистематическим умом и наряду с необычайным прозрением у него встречаются крайние нелепости. Сен-Симон постоянно отклоняется от поставленных им себе задач, мечется из стороны в сторону, но вместе с тем бросает множество блестящих идей, которые оказали громадное влияние на дальнейшее развитие общественной мысли. По его мнению, философия прежде всего должна базироваться на основных идеях нового периода — индустриальных и научных,— и на основе этих идей она должна дать новую организацию-общества. Сен-Симон в своих работах прежде всего проводит идею закономерности общественного развития. Он считает, что жизнь человечества подчинена определенным законам. Та новая система, о которой он мечтал, должна была дать необходимое завершение развития всей предшествующей истории человечества. В отличие от рационалистов XVIII в., думавших, что они открывают стоящее вне всяких времен разумное устройство человеческого общества, Сен-Симон рассматривает историю человечества как смену определенных стадий общественного развития. Цель исторической науки, по его мнению, и заключается в том. чтобы дать человечеству возможность на основании того, что уже было, делать заключения о том, что будет2. Тогда история перестает быть нагромождением фактэв, она проникается определенной идеей, подчиняется определенному закону и устанавливает строгую последовательность этих фактов.
Эта глубоко верная но существу своему идея Сен-Симона локоитсн в то же время на совершенно идеалистической почве.
По его мнению, социальное и политическое устройство каждой эпохи вполне определяется господствующей в данный период философией. Он выражается следующим образом: «Основная задача философов заключается в том, чтобы постигнуть наилучшую для данной эпохи систему общественного устройства, чтобы побудить управляемых и правящих принять ее, чтобы усовершенствовать эту систему, поскольку она способна к совершенствованию, чтобы отвергнуть ее, когда она дойдет до крайних пределов своего совершенства, и построить из нее новую при помощи материалов, собранных учеными-специалистами в каждой отдельной области» 3.
Таким образом, философия, идея мыслителя — вот что, с еготочки зрения, является основным фактором общественного развития, основным строителем общества. Эта идеалистическая точка зрения выступает у Сен-Симона в грубой, неприкрытой форме. Вместе с тем он справедливо считает, что сама философия не является чем-то случайными или самопроизвольно возникающим, а развивается закономерно, на основе успехов науки и потребностей общества. Таким образом, развитие общества определяется закономерным развитием человеческого разума.
Экономическое развитие Сен-Симон мыслит как результат применения знаний к промышленности и другим видам экономической деятельности. Идея органического развития у Сен-Симона, как и у множества других философов, более ранних и более поздних, приводит его к мысли о постепенных стадиях в истории человечества, по аналогии между развитием человечества в целом и развитием отдельного человека. Таким образом, Сен-Симон оказывается на позициях детерминизма, признавая обусловленность исторического процесса неизменными законами природы. Но в отличие от ряда других мыслителей он отмечает в этом закономерном, органическом развитии общества неравномерность, резкие скачки, бурные кризисы. По его мнению, история представляет собой смену систем социальных и политических учреждений, создающихся на основе смены философских систем, причем каждая из этих систем разрушается для того, чтобы уступить место новой. Самый ход истории рисуется Сен-Симонув виде смены так называемых «положительных», или «органических», эпох «критическими» эпохами, в виде поступательного движения, нарушаемого резкими кризисами. Эти кризисы наступают тогда, когда возникает противоречие между реальным соотношением социальных сил в обществе и формой его политической организации.
Все мировоззрение Сен-Симона проникнуто оптимистической верой в прогресс. Гегель нли Августин тоже рисовали себе историю человечества в виде развития человеческого организма, но они думали, что человечество уже вступило в период старости. По мнению же Сен-Симона, человечество вступило лишь в тот самый счастливый возраст, которому в жизни человека соответствует период от 35 до 45 лет, в тот период, когда пылкое воображение соединяется с вступившим в свои права разумом. Да и вообще Сен-Симон считал, что прогресс человечества будет продолжаться бесконечно.
Как конкретно рисовал себе Сен-Симон историю человечества? На периоде детства человечества он останавливался очень мало. Важнейшим моментом, с которого, по его мнению, начинается прогресс и история делается орудием познання будущего, было установление рабства, потому что оно дало возможность господствующим классам иметь свободное время и посвящать его развитию своего ума и развитию знаний, создавая таким образом условия для прогресса. В основе этого строя, покоящегося на рабстве, по мнению Сен-Симона, лежит определенная философская, религиозная система (для Сен-Симона религия и философия не отличаются друг от друга по существу). Это система политеизма. По образцу небесной иерархии, по образцу Олимпа строится и вся общественная жизнь античного мира. Сен-Симон находит отражение Олимпа в устройстве государств античного мира. При этом политеизм представляется ему творением определенных философов, и прежде всего Гомера.
На смену политеизму приходит новая философия — монотеизм, творном которой он считает Сократа. Но при Сократе эта теория не могла еще стать господствующей. Она восторжествовала позже — в форме христианства.
Установление новой философской системы — христианства — сопровождается сильнейшим кризисом и рядом крупнейших изменений в социальном и общественном строе. Сен-Симон рассматривает христианство и средние века как момент прогрессивный по сравнению с античностью. Этим он отличается от мыслителей XVIII в.. приближаясь к взглядам исторической школы права, от которой он, однако, резко отличается прогрессивным характером своих идей. Он представляет себе средневековое христианство с его заповедью любви к ближнему как новую, более совершенную философию, получившую определенную организацию в лице папы и духовенства, которых он называет «корпорацией профессоров деизма», понимая под деизмом монотеизм.
Сен-Симон отмечает крупную культурную роль, которую, по его мнению, сыграло в свое время католическое духовенство, сохранив школы и древние памятники, сохранив просвещение в средние века. Он считает, что вместе с тем христианство смягчило эксплуатацию. Рабство под влиянием христианства сменилось более мягкой формой эксплуатации — крепостничеством, К XIII в., по мнению Сен-Симона, создается более прочная общественная организация, которая дает возможность гораздо большего прогресса знания, как теоретически, так и практически. К XV в. эта система достигает полной зрелости к начинает перерастать сама себя. Дальнейший прогресс ведет не к развитию этой системы, а к ее распаду. Наступает эпоха разрушения, скепсиса, когда подвергаются критике все ценности эпохи средневековья6. На место феодалов и духовенства становятся новые группы — ученые заменяют духовенство, а промышленники — феодалов. При этом Сен-Симон понимает под словом «промышленники» вообще «трудящихся», все производительные классы, и прежде всего лиц, занятых в любой отрасли как промышленной, так и торговой деятельности, т. е. и буржуазию, и рабочий класс.
Этот процесс появления «промышленников» можно проследить, по словам Сен-Симона, еще с начала крестовых походов.
Сен-Симон отмечает особое значение царствования Людовика XI, когда «промышленники» вступили в союз с королевской властью против феодалов. Он подчеркивает, что полного расцвета это противоречие между духовенством и феодалами, с одной стороны, и учеными и промышленниками, с другой — достигло в XVIII в., с образованием особого вида промышленности, интересы которого являются интересами промышленности в целом. Сен-Симон полагает, что банковское дело при помощи кредита связало вместе все отрасли экономической деятельности и дало им те денежные средства, которыми не располагала никакая другая сила в тогдашней Европе, в том числе и государство. Вообще банкам Сен-Симон придает огромное организующее значение в промышленности.
Французская революция, по его мнению, и явилась тем переворотом, который должен был передать власть из рук духовенства и феодалов в руки промышленников и ученых. Но французская революция не довела это дело до конца, передав власть не этим группам, а промежуточным группам, которые возникли как своего рода продукт разложения феодально-церковного строя в идеологической сфере. Власть получила группа метафизиков и легистов (законников). Таким образом, революция, собственно, не закончена. Промышленникам и ученым предстоит завершить ее и взять власть всецело в свои руки. Завершив разрушение старого общества, французская революция не создала нового общества, она была разрушительной, а не созидательной. Созидание является задачей нового времени, Сен-Симон набрасывает план этой созидательной работы. Но рассмотрение этого плана не входит в нашу задачу.
Между прочим, Сен-Симон думает, что и в Англии эта революция, этот переход власти к ученым и промышленникам еще не завершился, потому что в Англии феодалы сказались проницательнее, чем во Франции. Они вступили в союз с промышленниками против королевской власти и удержали власть в своих руках. Промежуточное состояние, в котором находится Англия, чрезвычайно устойчиво, и там труднее свергнуть власть феодалов, чем во Франции.
Таким образом, основным содержанием истории у Сен-Симона начиная с крестовых походов является борьба классов, с одной стороны, феодалов и, с другой стороны, тех, кого он называет промышленниками. Но эта борьба классов для Сен-Симона является лишь отражением идеологической борьбы между церковью и учеными.
Чрезвычайно важно подчеркнуть, что Сен-Симон, при всей своей проницательности, не замечает различия в самом классе промышленников, не видит, что этот класс состоит из буржуазии и пролетариата. Ему прекрасно известно о существовании пролетариата, он часто говорит о нем и даже употребляет этот термин, но он думает, что между интересами пролетариата и буржуазии нет резкого противоречия, что это противоречие является, скорее, результатом взаимного непонимания.
Изучение трудов Сен-Симона показывает, что в основном он стоит на идеалистических позициях, но тем не менее он дает ряд ценнейших реалистических представлений о ходе исторического развития. В основе всего его построения лежит идея органического и при том скачкообразного развития, которая в противоположность тому, как ее использовали историки реакционной школы, служит у Сен-Симона идее прогресса.
Сен-Симон также выдвинул идею о классовой борьбе как основном содержании если не всей истории, то по крайней мере истории Европы периода после крестовых походов,
Это было отмечено Энгельсом7, который писал, что гениальная широта взглядов Сен-Симона позволила ему уловить основы почти всех позднейших социалистических идей, не относящихся к области чистой экономии, и прежде всего идеи классовой борьбы.
Правда, как уже отмечалось, эта идея борьбы классов выступает у Сен-Симона в идеалистическом облачении, в силу чего он не может правильно объяснить возникновение классов.
Теория классовой борьбы приобретает у него некоторую своеобразную окраску из-за того, что он пытается искать причины возникновения классов в Европе в расовом моменте, хотя, правда, не в смысле современной расовой теории. Сен-Симон рассматривает борьбу классов в средневековой Европе как борьбу рас — франков (германцев) и галло-римлян. Эта идея уже встречалась у Буленвилье и Дюбо. Для Сен-Сн-мона французская буржуазия-—это потомки галло-римлян, между тем как французская аристократия — это потомки франков, завоевателей-германцев. Борьба классов связывается здесь с борьбой этих рас. Вместе с тем в отдельных своих высказываниях Сен-Симон приближается к правильному пониманию зависимости между социальной структурой общества и отношениями собственности. Он говорит, например: «Вполне очевидно, что основным законом во всех странах является закон, который устанавливает собственность и положения об уважении к ней» 8. В другом месте он замечает, что именно собственность служит основой общественного здания.
Учение о борьбе классов, связанное с идеей борьбы рас, проходит красной нитью и в трудах ряда буржуазных историков начала XIX в., которые, как, например, Тьерри и Гизо, стремятся в эпоху наступившей во Франции реставрации и реакции обосновать притязания буржуазии на политическое господство.
Вслед за Сен-Симоном представители этой школы выдвигают на первый план социальную историю9. Гизо, например, так характеризует различие, которое существует между историками XVIII в. и той новой школой, к которой он причисляет себя. Он пишет;
«Большая часть писателей, историков или публицистов старалась объяснить данное состояние общества, степень или род его цивилизации политическими учреждениями данного общества. Было бы благоразумнее начинать с изучения самого общества для того, чтобы узнать и понять его политические учреждения. Прежде, чем стать причиной, учреждения являются следствиями; общество создает их прежде, чем начинает изменяться под их влиянием; и вместо того чтобы о состоянии народа судить по формам его правительства, надо прежде всего исследовать состояние народа, чтобы судить, каково должно было быть, каково могло быть его правительство» .
Здесь сформулирована основная идея этой школы. Политическое состояние общества, его политические учреждения являются своего рода надстройкой над состоянием общества.
Правда, представители этой школы не совсем ясно понимали, что, собственно говоря, подразумевается под словами «социальное состояние» общества. Но важна уже сама идея о том, что политическое устройство не есть основное содержание истории, что история в первую очередь должна заниматься социальными проблемами.
Ярким представителем этой школы был Огюстен Гьерри (1795— 1856). В творчестве Огюстена Тьерри сочетался целый ряд своеобразных влияний, которые сделали его одним из интереснейших историков первой половины XIX в. У него рано пробудился интерес к истории — сначала под влиянием Шатобриана и его исторических фантазий, а затем под влиянием исторических романов Вальтера Скотта.
Тьерри еще совсем молодым человеком, 19 лет, примкнул к Сен-Симону и стал его ближайшим сотрудником и соавтором. В это время работы Тьерри носили главным образом публицистический характер. Сначала Тьерри участвовал в газетной борьбе за идеи Сен-Симона, но потом решил посвятить себя историческому обоснованию тех политических идеалов, которые он заимствовал у. Сен-Симона. Он замыслил написать историю, которая представляла бы собой не «биографию власти», как называл Сен-Симон все существовавшие до этого времени исторические произведения, а «биографию народов». Его интересовало прежде всего развитие общества, а не внешние события, не смена политических форм. Социальная история, таким образом, была у Тьерри основным содержанием его исторического повествования. При этом он резко выступает против воззрений историков-реакционеров, стремившихся исторически оправдать господство дворянства. Его цель обратная— исторически обосновать права на господство третьего сословия.
Мы видели, что Сен-Симон под третьим сословием разумел весь французский народ в противоположность привилегированным группам, противопоставляя господству дворян, феодалов и священников господство промышленников и ученых, которое, как он считал, должно наступить уже в настоящее время. Притязаниям этой новой общественной группы, этого третьего сословия и решил посвятить свои исторические работы ученик Сен-Симона — Тьерри.
По мнению Тьерри, все предшествующие историки исходили из предвзятых взглядов и повторяли друг друга. Поэтому он решает прежде всего отбросить все эти наслоения в исторической науке и взяться непосредственно за первоисточники. Тьерри, подобно многим ученым исторической школы права, заявляет о необходимости проникнуться духом эпохи, не излагать историю всех эпох по одному образцу, не вводить в них современные иам понятия, а стремиться воспроизвести эпоху так, чтобы ее можно было чувствовать и осознавать.
Тьерри, подобно Сен-Симону, в своих исторических построениях исходит из идеи о борьбе двух классов, с одной стороны, привилегированного дворянства, а с другой — третьего сословия в широком смысле этого слова. Притязания дворянства на господство, его привилегии, говорит Тьерри, не являются продуктом естественного развития. Они — результат насилия, завоевания, нарушения естественного хода истории. В основе этих привилегий лежит насильственное подчинение трудящихся, промышленных и земледельческих классов классу завоевателей-феодалов. Путем борьбы в течение многих столетий трудящиеся классы постепенно оттесняют завоевателен — ставшее бесполезным военное дворянство.
Все эти идеи не новы. Тъерри в основном воспроизводит здесь взгляды Сен-Симона.
Позднее Тьерри разошелся с Сен-Симоном, хотя и остался в рядах воинствующего либерализма и даже одно время входил в тайное общества революционного характера. Однако с течением времени революционные симпатии его молодости постепенно слабели, тускнели; его убеждения постепенно менялись и становились все более консервативными. В основе исторических работ Тьерри в эпоху реставрации лежит зашита либеральной конституции и последовательная борьба с реакционной историографией.
Постепенно Тьерри все больше склоняется к идее мирной борьбы— борьбы путем лишь пропаганды, убеждения и начинает относиться к правительству реакции более снисходительно, лишь бы оно сделало известные уступки либералам.
«К ненависти к военному деспотизму, плоду реакции умов против режима империи, присоединилось у меня глубокое отвращение к революционным тираниям, без какого-либо предубеждения к какому угодно образу правления» и,— писал Тьерри в середине 30-х годов XIX в.
Он готов признать с какое угодно правительство с максимумом возможных гарантий личности и с минимумом административного воздействия».
Основная идея истории Франции, по мнению Тьерри,—это непримиримая борьба классов, или же рас. Различие в крови перешло в различие сословий и прав. Пока не будут сглажены все следы завоевания, «эта земля не даст плодов»,— говорит он. Но осуществить это можно не путем компромисса, а путем полной победы буржуазии. Бывшие победители и их культура должны быть растворены в массе и культуре прежних побежденных. И Тьерри говорит: «Отцы наши составляли всю нацию».
В древней Франции именно масса трудящегося народа была носительницей культуры и начал современного строя, именно галло-рим-ляне были носителями того, благодаря чему старая римская культура завоевала средние века.
Тьерри хочет быть историографом этих галло-римлян, «историографом французской свободы». Здесь надо отметить его небольшую работу, которая является первым очерком его теории. Это — «Истинная история Жака Простака» (1820), причем имя Жака Простака он применяет не только к крестьянству, но и ко всей народной массе в целом. В этом небольшом критическом памфлете Тьерри дает драматическое изображение судьбы французского народа, который он персонифицирует в лице Жака Простака. Жак—это олицетворение галло-римского населения Франции,' которое было завоевано германцами. Это добродушный, доверчивый, непостоянный, легко поддающийся обману и готовый сам себя обманывать, а поэтому легко обираемый и эксплуатируемый всеми человек. Но наглые притеснения в конце концов его раздражают. Он сбрасывает с себя иго .поработителей, но в этот момент его увлекает великий военный вождь—Наполеон. Это последнее увлечение Жака военной славой и подвигами.
Тьерри хочет показать, что у народа, под которым он разумеет прежде всего буржуазию, такие же древние и еще более древние и славные традиции, чем у дворянства, что именно народ, третье сословие сохранило старинные муниципальные вольности римской эпохи. Затем он подчеркивает, что королевская власть с тех пор, как. она становится государственной властью в полном смысле слова, должна была все время опираться как на союзника на народ, который добился уже с ранних пор основы своей свободы — права вотировать налоги.
То, что Тьерри борьбу классов рисует себе как борьбу рас, ридя в этом главный закон истории, особенно ясно заметно в его работах но истории Англии, где, по его мнению, «все коренится в завоевании».
Историей Англии Тьерри интересовался уже давно, еще во времена своего студенчества. Еще будучи секретарем у Сен-Симона, он выпустил небольшой памфлет, посвященный социальной истории английской революции,— «Очерк революции в Англии» (1817), в котором рисует разделение Англии во время революции на два лагеря, причем это разделение он связывает в первую очередь с экономическими интересами и лишь отчасти — с делением населения Англии на расы — потомков завоеванных когда-то англосаксов и потомков завоевателей-нормаянов.
Он пишет здесь: «Всякий, чьи предки принадлежали к числу завоевателей Англия, покидал свой замок и ехал в королевский лагерь. Жители городов и портов толпами шли в противоположный лагерь. Тогда можно было сказать, что армии собралисё, одна во имя праздности и власти, другая во имя труда и свободы. Все праздношатающиеся, каково бы ни было их происхождение, все, кто искал в жизни лишь наслаждений без труда, становились под королевские знамена, защищая интересы, совпадающие с их собственными интересами, и, наоборот, те из потомков прежних завоевателей, которые занимались тогда промышленностью, присоединились к партии общин»14. И далее: «С обеих сторон война велась за положительные интересы, все остальное было внешностью или предлогом. Люди, отстаивавшие дело подданных, были большей частью пресвитерианцами, т. е. они не хотели никакого подчинения, даже в религии. Те, которые примыкали к противной партии, принадлежали к англнканам или католическому вероисповеданию. -Это потому, что даже в религиозной области они стремились к власти и к обложению людей налогами».
Как можно видеть, распределение этих лагерей по расам здесь несколько нарушено. Материальный интерес является, по мнению Тьерри, определяющим фактором в выборе политической позиции участниками революции. Таким образом, классовая точка зрения уже в 1817 г. была, хотя и в элементарной и наивной форме, приложена Тьерри к истории английской революции.
В 1825 г. он написал «Историю завоевания Англии норманнами»— произведение, которое имело с точки зрения его концепции борьбы классов и :рас основное значение. Интересно, что на Тьерри оказал здесь значительное влияние Вальтер Скотт, и главным образом его роман «Айвенго», где резко противопоставляются завоеватели-норманны и завоеванные англосаксы. Сами хронологические рамки этого труда Тьерри (от завоевания Англии норманнами и до Иоанна Безземельного) соответствуют хронологическим рамкам романа. Это история Англии XII в., представленная как борьба двух рас. Тьерри использовал здесь очень богатый материал источников. Он стремился говорить языком источников. Но историческое построение Тьерри носит довольно искусственный характер: к борьбе пас сводятся даже талие факты, как, например, борьба Генриха II с Гомасом Бекетом, происходившая внутри господствующих классов. Томас Бекет тоже был потомком норманских завоевателей, как и сам Генрих II, который, впрочем, был не прямым, а косвенным потомком норманских завоевателей.
Некоторые из сен-симонистов упрекали Тьерри в крайнем преувеличении отрицательной сторпны завоевания Англии, указывая, что оно имело не только отрицательную сторону для Англии, но несло с собой до Известной степени и социальный прогресс.
В этом же 1825 г. Тьерри почти потерял зрение от усиленной работы над рукописями, а в 1830 г. ослеп окончательно и, кроме того, был разбит параличом. Но еще в течение 30 лет он вел творческую работу при помощи жены своего брата, тоже историка Амедея Тьерри, и своего ученика Армана Карелля.
Теряя во все большей степени зрение, Тьерри стремится все больше внутренне погрузиться в источники, в дух эпохи, постигнуть его художественным чутьем. Он полагает, что задачей историка является восстановление своеобразного колорита эпохи. Он говорил: «Всякий раз, когда какое-нибудь лицо или событие заключало хотя бы небольшую долю жизни и местного колорита, я испытывал невольное волнение» 17. Ему кажется, что, чем колоритнее историческое описание, тем ближе оно к истине, тем больше оно подходит к духу времени. Он хочет в этой связи дать обществу знакомство с первоисточниками, считая, что всё, что делалось в этом направлении раньще, жалко и лживо. Он мечтает о большом издании источников по средневековой истории Франции, полагая, что возвращение к первоисточникам даст возможность освободиться от господствовавших тогда искажений истории.
Тьерри хочет дать яркую картину прошлого с его индивидуальными чертами и полагает, что именно художественное постижение может дать гораздо больше, чем постижение путем сухого описания. Он полагает, что непосредственная художественная интуиция может открыть «идею» факта или лица и тем самым вскрыть общие законы, лежащие в основе плана «Провидения». По мнению Тьерри, становясь художником, историк ближе всего подходит к пониманию этого плана. Ему кажется, что улавливая в событии самое яркое, самое характерное, он схватывает и самый смысл явлений.
Именно в этом духе в 1840 г. им была написана очень интересная работа — «Рассказы из времен меровннгов» 18, представляющая собой действительно художественное произведение, что признавал даже Ранке, говоривший, что немецкий научный язык не мог создать ничего подобного.
Но при такой постановке вопроса Тьерри впадал неизбежно в ошибку. Он слишком доверял источникам, и там, где эти источники особенно красочны, Тьерри принимает наиболее яркое за наиболее характерное. У него работает в гораздо большей степени художественное, чем критическое, чутье. В этой работе он совершенно чужд всякой исторической критике. Он даже отказался от прежней своей идеи издавать источники, потому что эти источники показались ему слишком сухими, дающими слишком мало простора для художественного творчества.
«Рассказы из времен меровингов» при всем художественном их интересе представляют некритический пересказ нарративных источников, без всякого привлечения документального материала.
И в других своих произведениях, особенно в «Завоевании Англии норманнами», Тьерри часто очень некритичен по отношению к источникам. «Локальный колорит», к которому он всегда стремился, достигается порой неразборчивым привлечением черточек, взятых из различных источников — из монастырских хроник, из вымышленных разговоров тех или иных деятелей, из житий святых, анекдотов, взятых из эпических произведений, из тенденциозных измышлений хронистов, собранных вместе. Он сам ничего не выдумывал, но неразборчиво относился к тому, что было выдумано другими.
За этими художественными увлечениями Тьерри не забывал и своих политических идеалов. В 1827 г. выходят отдельным изданием его «Письма об истории Франции» 19. В этом издании он опять возвращается к теме истории третьего сословия, отводя центральное место коммунальным революциям, когда, по его мнению, побежденные галло-рим-лине восстают против ига победителей-франков и побеждают в свою очередь. Восстание коммун и установление нового городского строя Тьерри называет «величайшим социальным движением, какое только было от установления христианства до французской революции».
«Это была настоящая социальная революция, прелюдия всех социальных революций, которая постепенно подняла значение третьего сословия. Здесь колыбель современной свободы».
В городском движении и коммунальных революциях Тьерри видел начало нового европейского общества, рождение нового класса —буржуазии, который, с его точки зрения, являлся в начале XIX в. главным носителем культуры.
Нужно сказать, что Тьерри дает несколько модернизированное и неточное освещение этих «коммунальных революций». Он не указывает того, что целый ряд городов пошел на сделки с сеньорами и что от коммунальных. движений выиграл в первую очередь только патрициат, городская верхушка. Он не замечает того, что в это время происходит раскол в среде самого городского населения: между патрициатом и цехами назревают новые противоречия.
Таковы были взгляды и деятельность Тьерри в период реставрации, когда он являлся представителем интересов либеральной буржуазии в обстановке реакции, царившей во Франции.
Революция 1830 г. положила начало июльской монархии, поставившей у власти верхушку буржуазии. Эта революция показалась Тьерри осуществлением его политических и социальных идеалов. У него установились самые лучшие отношения с правительством, которое дало ему премии и установило пенсию, и он всячески защищал июльскую революцию, подчеркивая, что она является продолжением исторических традиций третьего сословия, а не порывает с ними. Он говорил, что эта революция представляет логическое завершение той долгой борьбы, которую вела буржуазия. Революция 1830 г. все обновила, но не нарушила традиций-2. Историческая цель, которую ставило себе третье сословие, осуществилась, с точки зрения Тьерри, в революции 1830 г.
Тьерри был в близких отношениях с видными политическими деятелями июльской монархии, в. частности с крупнейшим историком той же школы — Гизо. По мнению Гизо, надо было создать исторический памятник борьбе третьего сословия за «свободу». Таким памятником должно было быть, по его мысли, издание источников по истории Франции, которое должно было быть для Франции тем, чем для Германии были «Monumenta Germaniae Historica».
Так было начато издание «Коллекции неопубликованных документов по истории Франции»123. Специальный отдел в нем был посвящен истории третьего сословия.
Собирание н редактирование памятников для этого отдела было поручено Тьерри, и в 1850 г. он издал три тома «Собрания неопубликованных памятников по истории третьего сословия»'24. В качестве предисловия к этому изданию был помещен его знаменитый «Опыт истории происхождения и успехов третьего сословия»25, в котором Тьерри прослеживает историю третьего сословия начиная с периода франкского завоевания, через периоды феодализма и освобождения городов, развития Генеральных штатов и абсолютной монархии, вплоть до XVIII в., когда начинается разрыв между королем и третьим сословием. (Позднее это предисловие было издано отдельной книгой.
В этой истории третьего сословия, несомненно, сказался переворот, происшедший в политических взглядах Тьерри под влиянием революции 1830 г.
Восприятие истории у историка — идеолога буржуазии, стремившейся к захвату власти, в эпоху реставрации находившейся в руках у дворянства, было иным, нежели у историка победившей буржуазии, которая уже имела власть и должна была защищать ее после революции 1830 г.
В связи с этим и изображение классовой борьбы в прошлом приобретает у Тьерри несколько иной характер, заметно тускнеет. Революция, желательная до 1830 г., теряет теперь для победившей буржуазии свою привлекательность. Коммунальные восстания выступают уже не как какой-то поворотный момент в истории европейского общества, а лишь как одно из многих условий, создавших сложную социальную группу буржуазии. Самые революционные моменты в коммунальном движении выдвигаются на первый план уже в меньшей степени. Не подчеркивается уже непримиримая рознь между двумя расами и двумя классами, между дворянством — потомками германцев и третьим сословием — потомками галло-римлян. Поэтому смягчается и расовая теория. Тьерри признает, что франки и галлы постепенно смешиваются, что-разница между ними исчезает и начавшаяся в XII в. социальная борьба в дальнейшем уже не может сводиться к борьбе рас, а основывается на новых моментах. С XIII в. общество складывается на новых основаниях, которые представляют собой воспроизведение старых принципов муниципальной свободы. Известную социальную роль в прошлом Тьерри признает теперь и за дворянством. Так, он полагает, что сознание общей родины, чувство патриотизма раньше появляется у дворянства, чем у горожан, занятых своими местными интересами.
Но при всех смягчениях, которые получила его прежняя точка зрения в «Опыте истории происхождения и успехов третьего сословия»,. Тьерри продолжает петь панегирики буржуазии. Он пишет: «Благодаря расширению торговых сношений и развитию или, лучше сказать, возникновению кредита, в среде торговой буржуазии образовался и занял первое место новый класс, класс людей, накоплявших капиталы одновременно для-своей выгоды и для надобности других; класс, беспрерывно заполнявший благодаря бережливости и спекуляции ту пустоту, которую в общественном богатстве образуют, с одной стороны, затраты, необходимые для производительного труда, а с другой,— непроизводительное потребление».
Это по существу гимн буржуазии к июльской монархии. Восхваляет Тьерри и бюрократию, которая вербовалась из буржуазии, то дворянство мантии (noblesse de robe), которое, накопив состояние, создало-королевский абсолютизм и общее право для нации. Имея в виду парламенты, Тьерри говорит, что это же noblesse de robe создало просвещенный контроль над действиями правительства.
Под влиянием того порядка, который установился во Франции после революции 1830 г., он подчеркивает исторические традиции союза между королевской властью и буржуазией. Каково бы ни было происхождение королевской власти, но свои силы, по его мнению, она получает только от союза с третьим сословием, и только в той мере, в какой она проникается идеалами третьего сословия, она ведет Францию к благу. Правда, он отмечает, что со времени Людовика XIV этот союз между королевской властью и буржуазией был нарушен и королевская власть стала поддерживать притязания дворянства, но результатом этого и явились великая французская революция, со всеми ее бедствиями, военный деспотизм Наполеона и реставрация. И только революция 1830 г. вернула историю Франции к ее нормальному ходу, восстановив союз между буржуазией и королевской властью. Этот труд Тьерри явился историческим обоснованием идеологии июльской монархии.
Правда, книга Тьерри вышла уже в 1850 г., когда июльская монархия пала после революции 1848 г., опрокинувшей всю историческую схему Тьерри. Революция 1848 г. ознаменовала собой не только падение июльской монархии, но и окончательный раскол третьего сословия' и первое революционное выступление пролетариата как самостоятельной силы, враждебной буржуазии. Но Тьерри не понял этого урока истории 1848 г. То столкновение, которое произошло между буржуазией и пролетариатом в 1848 г., казалось ему глубоким заблуждением. Он доказывал, что такого антагонизма не было в прошлом и не должно быть в будущем. В связи с этим он начал уже по-иному относиться и к народным движениям прошлого. Исчезает ето прежнее сочувствие к Жаку Простаку, которого он сделал когда-то героем французской истории.
Возьмем трактовку парижского восстания 1356 г. в его «Опыте». Он говорит об этом движении уже весьма холодно, а о крестьянском движении, о Жакерии — прямо недоброжелательно, заявляя, что Жакерия явилась помехой для буржуазии, которая готовила для Франции свободные учреждения. Жакерия, по его словам, оставила после себя лишь «ненавистное имя и печальные воспоминания»28. Между тем в. 1820 г, Тьерри писал, что современное третье сословие — сыны тех крестьян, которых перерезали рыцари близ г. Мо, сыны повстанцев Жакерии. Руководящая роль, согласно «Опыту», должна принадлежать уже не третьему сословию в целом, а только верхушечному слою буржуазии.
Революция 1848 г. глубоко потрясла Тьерри. После нее он почти прекратил свою литературную деятельность. По его словам, в 1848 г. «история Франции, казалось, была опрокинута так же, как и сама Франция.
Последние годы его жизни были годами упадка. Он погрузился в религию, в мистицизм, раскаялся в своих прежних выступлениях против церкви. Он устранил ту резкую критику папства, которая имелась раньше в его «Завоевании Англии норманнами».
Подведем некоторые итоги рассмотрению взглядов Тьерри. Мы находим у него отчетливую формулировку теории классовой борьбы. Как представитель буржуазии, начавший свою работу в эпоху реставрации Бурбонов, в момент напряженной борьбы буржуазии против восстановления феодальных учреждений, Тьерри выдвинул эту формулу классовой борьбы как аргумент в пользу политических притязаний буржуазии. Хотя Тьерри и извлек уроки из истории французской революции, а также из учения Сен-Симона и рассматривал в своих сочинениях борьбу классов как основную тему истории, но всё же в его работах сказалась его буржуазная ограниченность, отражение тех процессов, через которые проходила французская буржуазия в первой половине XIX в.
Тьерри сумел во многом правильно понять ход развития своего класса — буржуазии, но он не понял того глубокого раскола, который назревал в этом классе по мере его роста и развития. Ему его класс рисуется как совокупность всего трудящегося народа. Этого раскола можно было еще не видеть в начале XIX в., но 1848 год должен был раскрыть глаза Тьерри. Да и сама история борьбы классов дается у Тьерри очень поверхностно. Для него неясно само происхождение классов и поэтому неясно происхождение классового антагонизма. Он недостаточно разбирается в вопросах экономического и социального развития средневековой Европы. В истории его занимают преимущественно яркие, поворотные моменты. Он использует источники, характеризующие главным образом именно такие моменты,— наказы, речи, литературные произведения. При всем том, однако, он стремится дать анализ социальных элементов данного общества, показать интересы, преобладающие в разных классах этого общества, мотивы, которые вызываются этими интересами. Отдельные личности выступают у него главным образом как представители классов, что выгодно отличает его от историков эпохи Просвещения. По его словам, «движение народных масс по пути к свободе и благоденствию нам показалось бы более внушительным, чем шествие завоевателей, а их несчастия более трогательными, чем бедствия королей, лишенных своих владений»30. Тьерри замечает, что теперь нацию надо делать главным героем истории. При этом его привлекает больше всего борьба угнетенных, поскольку он считает и буржуазию угнетенным классом в средние века.
Буржуазная ограниченность Тьерри в понимании борьбы классов сказалась прежде всего в том, что он не понял тех антагонизмов, которые давно развивались в самом третьем сословии. Борьба классов для него прекращается вместе с победой буржуазии, ибо он считает, что третье сословие не есть буржуазия в тесном смысле этого слова, а весь народ. Буржуазия у Тьерри выступает как представитель интересов всего народа. В определенный исторический момент это отчасти так и было, но ко времени июльской монархии картина резко изменилась: совершенно определенно заявил свои требования пролетариат как самостоятельный класс, и третье сословие раскололось на буржуазию и пролетариат. Тьерри ке видел, не понимал этого или не желал видеть и понимать. Поэтому революция 1848 г., особенно июньские дни J848 г., были страшным потрясением для всего его исторического мировоззрения. События июня 1848 г. ему казались каким-то историческим недоразумением, кзким-то страшным и непонятным заблуждением.
В этом смысле Гизо, его друг и единомышленник, принадлежавший к той же школе, оказался значительно проницательнее. Он лучше разглядел этот антагонизм и резче сформулировал буржуазную точку зрения на него.
Неумение объяснить генезис классов и классовой борьбы, а также те антагонизмы, которые проявляются между классами, приводит к тому, что у Тьерри особую, решающую роль играет его расовая теория. Откуда возникает сама противоположность борющихся классов? Тьерри думает, что она происходит от завоевания, из столкновения двух рас — победителей и побежденных.
В его предисловии к «Истории завоевания Англии норманнами» эта теория происхождения классов из завоевания высказана особенно ярко:
«Высшие и низшие классы, враждебно противостоящие друг другу или борющиеся за определенные идеи и формы правительства, в настоящее время являются в ряде стран не чем иным, как народами-завоевателями и народами, порабощенными в предшествующую эпоху. Раса завоевателей осталась привилегированным классом, как только она перестала быть отдельной нацией. Она образовала воинственное дворянство, праздное- и беспокойное, которое постепенно пополнялось из низших слоев и господствовало над мирной массой трудящихся, пока длилась военная организация власти, вышедшая из завоевания. Побежденная раса, лишенная собственности на землю, власти и свободы, образовала нечто вроде особого общества рядом с военной ассоциацией завоевателей. Потому ли, что он сохранил в городских стенах остатки римской цивилизации или же потому, что он с помощью ничтожных заимствованных элементов последней начал создавать новую цивилизацию, но этот класс все поднимался по мере того, как ослабевала феодальная организация дворянства, т. е. потомков древних завоевателей.
Более отчетливо сформулировать происхождение классов от завоевателей трудно. Эта теория является первой попыткой объяснить происхождение классов. Только теперь, в XIX в., по мнению Тьерри, происходит окончательно освобождение третьего сословия во Франции, начавшееся уже давно, со времени движения городских коммун, которые представляли собой восстание угнетенной галло-римской расы против победителей-франков. Таким образом, у Тьерри проблема классовой борьбы выступает в несколько искаженном виде. Только слабое развитие экономической истории в начале XIX в. и буржуазная ограниченность Тьерри " могли привести к подобному объяснению происхождения классов, хотя, впрочем, уже задолго до Тьерри делались попытки объяснить происхождение классов иначе. Уже Уинстенли в эпоху английской революции h Руссо в XVIII в. было ясно, что основой происхождения классов является частная собственность. Но для Тьерри, с его буржуазным мировоззрением, такое объяснение было неприемлемо. Частная собственность, с его точки зрения,— это священная основа буржуазного общества, не подлежащая критике.
Интересно замечание Плеханова, что буржуазная историография этого времени, подобно буржуазной политической экономии, смотрела на буржуазные общественные отношения как на нечто естественное, присущее природе человеческого общества во все времена, а не как на преходящее историческое явление. Поэтому феодальный строй казался ей каким-то нарушением естественных законов человеческой природы, нарушением нормального хода общественного развития, и поэтому само возникновение феодального строя, казалось, можно было объяснить только насилием. Борьба третьего сословия против феодализма при таком понимании является как бы борьбой за естественный строй, против 'насильственногоЗз. По справедливому замечанию того же Плеханова, у Тьерри, конечно, больше понимания средневековья, чем у мыслителей XVIII в., которые видели в средневековье лишь мрак, насилия и глупость. Тьерри претендовал на гораздо большую справедливость по отношению к этой эпохе, но он понимал в ней только движение третьего сословия. Феодальный строй с его идеологией остался для него непонятным, особенно его происхождение. Для Тьерри феодальный строй является лишь результатом насилия, нарушением естественного хода исторического развития. Как говорит Плеханов, «гон понимал феодальный строй в его разложении, но не в его происхождении».
Тем не менее школа французских историков, к которым принадлежал Тьерри, сделала крупный шаг вперед. Правда, все основные ее идеи уже были даны Сен-Симоном. Вслед за ним эта школа рассматривала политические учреждения, конституции, как следствие социального состояния народов. Социальный же строй в свою очередь, по их мнению, определялся состоянием земельной собственности.
Но буржуазная школа обнаружила свою полную неспособность понять то, что для буржуазии было священным и неприкосновенным, а именно — частную собственность и ее происхождение, подобно тому как верующий не может правильно понять происхождения религии. Собственность рассматривалась либо как нечто порожденное самой природой человека — собственность буржуазная, либо как искажение, насильственное нарушение этой природы —собственность феодальная.
В основе всех этих воззрений лежало представление об «естественной», неизменной природе человека, которое мы встречали в построениях XVII—XVIII вв. о естественном праве. Это представление — естественное порождение классовой ограниченности буржуазии, которая отождествляла свою природу с природой человека вообще и не видела, что сама эта природа не остается неизменной в течение всей человеческой истории, что буржуазная собственность является таким же преходящим продуктом сменяющих друг друга способов производства, как и другие явления истории.
Маркс указал и сильные, и слабые стороны работ Тьерри в письме к Энгельсу от 27 июля 1854 г.:
«Меня очень заинтересовала книга Тьерри «История происхождения и успехов третьего сословия», 1853. Удивительно, как этот господин, отец «классовой борьбы» во французской историографии, негодует в предисловии на «новых людей», которые теперь видят также антагонизм между буржуазией и пролетариатом и стремятся обнаружить следы этой противоположности уже в истории третьего сословия до 1789 года. Он изо всех сил старается доказать, что третье сословие включает в себя все сословия, кроме дворянства и духовенства, и что буржуазия играет роль представительницы всех этих остальных элементов... Если бы г-н Тьерри прочел наши вещи, то он бы знал, что резкий антагонизм между буржуазией и народом возникает, естественно, лишь с того момента, как только буржуазия перестает противостоять дворянству и духовенству в качестве третьего сословия. Что же касается «исторических корней» уродившегося лишь вчера антагонизма», то как раз его собственная книга дает лучшее доказательство того, что эти «корни» возникли вместе с возникновением третьего сословия».
Маркс высоко ценил материалы, которые были собраны в книге Тьерри. Он говорит, что «из его изложения прекрасно видно, каким образом происходит возвышение класса, в то время как различные формы, в которых в разное время сосредоточивается его центр тяжести, и различные части класса, приобретавшие влияние благодаря этим -формам, гибнут.
В этих замечаниях Маркса и сильные, и слабые стороны работы Тьерри показаны совершенно отчетливо.