Предпосылки коренного обновления советского общества. Стратегия «ускорения».

Исторические предпосылки реформ, определивших сущность социальноэкономического, политического и духовного развития СССР во второй половине 1980х — начале 1990х гг., вызревали в течение длительного времени. Их необходимость вызывалась прежде всего глубочайшими технологическими переменами, проявившимися в развитых странах в 19601970е гг. и означавшими вступление человечества в качественно новую — постиндустриальную — стадию развития. Потребность преобразований в СССР проистекала из истощения экономики страны в результате безудержной гонки вооружений, а также политического, военного и экономического давления со стороны атлантического блока. Возможность и реальность реформирования подкреплялись внутренними изменениями в среде советской правящей элиты. В начале 1980х гг. с политической арены сошла последняя когорта руководителей, пришедших в политику в сталинское время и занимавших в целом охранительные позиции в отношении той модели социализма и взглядов на характер мирового развития, которые сформировались еще при «вожде всех народов». В лидеры стали выдвигаться представители поколения, политическая социализация которого проходила на волне десталинизации, развернувшейся после XX съезда партии. Вместе с тем и для этой генерации политиков допустимые пределы перемен, неизбежность которых была очевидна, во многом определялись жесткими рамками идеологии. Именно идеологические постулаты оказывали значительное влияние на характер разрабатывавшихся в условиях перестройки антикризисных рецептов.
Исторические предпосылки реформ, определивших сущность социальноэкономического, политического и духовного развития СССР во второй половине 1980х — начале 1990х гг., вызревали в течение длительного времени. Их необходимость вызывалась прежде всего глубочайшими технологическими переменами, проявившимися в развитых странах в 19601970е гг. и означавшими вступление человечества в качественно новую — постиндустриальную — стадию развития. Потребность преобразований в СССР проистекала из истощения экономики страны в результате безудержной гонки вооружений, а также политического, военного и экономического давления со стороны атлантического блока. Возможность и реальность реформирования подкреплялись внутренними изменениями в среде советской правящей элиты. В начале 1980х гг. с политической арены сошла последняя когорта руководителей, пришедших в политику в сталинское время и занимавших в целом охранительные позиции в отношении той модели социализма и взглядов на характер мирового развития, которые сформировались еще при «вожде всех народов». В лидеры стали выдвигаться представители поколения, политическая социализация которого проходила на волне десталинизации, развернувшейся после XX съезда партии. Вместе с тем и для этой генерации политиков допустимые пределы перемен, неизбежность которых была очевидна, во многом определялись жесткими рамками идеологии. Именно идеологические постулаты оказывали значительное влияние на характер разрабатывавшихся в условиях перестройки антикризисных рецептов.
Многие факторы свидетельствовали о том, что к середине 1980х гг. в Советском Союзе разразился глубокий всеохватывающий кризис, в целом демонстрирующий несостоятельность «реального» социализма. По основным показателям
457

качества и уровня жизни — ее продолжительности, смертности в том числе детской, обеспеченности населения товарами и услугами — СССР оказался далеко позади развитых капиталистических стран.
Уровень квалификации, образования, исполнительской дисциплины значительной части советского социума явно не соответствовал требованиям, которые предъявлялись высокоиндустриальным обществом, современными технологиями. Ярким примером этого стала крупнейшая техногенная катастрофа, произошедшая в апреле 1986 г. на Чернобыльской АЭС. Совершенно неэффективная социалистическая экономика захлебывалась под бременем гигантских военных затрат. Советский Союз содержал самую крупную в мире армию численностью в 4,5 млн человек. Причем по своей структуре она была сориентирована на наступательные действия, что явно противоречило миролюбивой риторике советского руководства. С 1979 г. Советским Союзом осуществлялась открытая интервенция против Афганистана, которая нанесла удар по разрядке международной напряженности. В мировом сообществе утвердилось представление о СССР, как об «империи зла». Огромные средства советское правительство тратило на поддержку коммунистических и прокоммунистических режимов на Кубе, в Никарагуа, Эфиопии, Анголе, Мозамбике. КПСС оказывала финансовую помощь почти ста компартиям. Подобная стратегическая и геополитическая линия советского руководства привела к обострению ряда региональных конфликтов. Вместе с тем сурово преследовалось всякое инакомыслие внутри страны. Проявлением тяжелого морального кризиса советского общества стало сращивание теневой, нелегальной экономики с верхушкой партийногосударственного и хозяйственного аппарата. Коррупция, взяточничество, подкуп проникли во все области жизни.
Для мыслящей части советского общества неэффективность огромной государственной машины была очевидна. Деятельность Ю.В. Андропова, который в течение короткого срока пребывания на посту генерального секретаря, будучи в преклонном возрасте и тяжело больным, все же попытался обновить «реальный» социализм, не реформируя его сути, отчетливо продемонстрировала подобные реалии. После Ю.В. Андропова дряхлеющая «система» вновь породила в лице серьезно больного К.У. Черненко недееспособного лидера. В сложившихся условиях приход к власти сил, более или менее понимающих реальное положение вещей и готовых к обновлению экономических основ, политического устройства и духовной жизни общества, стал острейшей жизненной необходимостью.
В марте 1985 г. генеральным секретарем ЦК КПСС был избран 54летний Михаил Сергеевич Горбачев (по возрасту новый советский лидер принадлежал к поколению «шестидесятников»). К этому времени М.С. Горбачев сделал стремительную партийную карьеру: в 1970 г. он стал первым секретарем Ставропольского крайкома, в 1978 г. был назначен секретарем ЦК КПСС по сельскому хозяйству, а в 1980 г. вошел в состав Политбюро (в отсутствии немощного К.У. Черненко председательствовал на заседаниях). В то же время среди высшей партийногосударственной элиты М.С. Горбачев выглядел «белой вороной»: имея за плечами два высших образования (юрфак МГУ и Ставропольский сельскохозяйственный институт), партийный функционер умел хорошо говорить, обладал обаянием. Определяющее значение в том, что этот неординарный политический деятель смог опередить других претендентов на самый высокий пост, сыграла поддержка, оказанная М.С. Горбачеву рядом влиятельных членов Политбюро, в первую очередь его «старожилом» — министром иностранных дел А.А. Громыко (в 1985 г. избранного председателем Президиума Верховного Совета СССР). С приходом к власти М.С. Горбачева стала осуществляться последовательная «кадровая революция». Весьма позитивное впечатление произвело избавление от престарелой элитной когорты партийных и государственных деятелей, выдвинувшихся при Л.И. Брежневе: в 19851986 гг. своих постов лишились Г.А. Алиев, В.В. Гришин, Д.А. Кунаев, Г.В. Романов, Н.А. Тихонов, В.В. Щербицкий и другие. Вместе с тем вокруг нового советского лидера сплотилась группа относительно молодых, энергичных руководящих работников (председателем Совета Министров в сентябре 1985 г. стал Н.И. Рыжков, выработка идеологии нового политического курса возлагалась на А.Н. Яковлева). Примером одновременно начавшейся чистки среднего и нижнего звена номенклатуры стало кадровое «очищение» в Москве: избранный в начале 1986 г. первым секретарем Московского горкома КПСС Б.Н. Ельцин практически за один год сменил почти все партийное руководство столицы. С приходом к власти «команды» М.С. Горбачева начался новый и вместе с тем последний этап в истории СССР, получивший название «перестройки» (19851991 гг.). Это была попытка разобраться в сложнейшем комплексе унаследованных внутренних и внешних проблем.
Предпосылки коренного обновления советского общества.
Стратегия «ускорения» 459
Динамика перестроечных процессов прослеживается достаточно четко. Здесь можно выделить четыре самостоятельных этапа: апрель 1985 г. — 1986 г. — начало преобразований; 1987 г. — май 1989 г. — управляемая «сверху» перестройка; май 1989 г. — март 1990 г. — выход перестройки изпод контроля «сверху»; март 1990 г. — август 1991 г. — кризис перестроечных процессов.

Часть исследователей считают, что к моменту прихода к власти у М.С. Горбачева уже сформировалось свое видение действий по коренному улучшению дел в стране (в этом отношении программной является его речь, произнесенная в декабре 1984 г. на Всесоюзной конференции по идеологии), другие, наоборот, подчеркивают, что у инициатора перестройки изначально имелись только разрозненные реформаторские идеи, которые постепенно и противоречиво складывались в определенную концепцию и программу. Видимо, «скептическая» точка зрения больше соответствует реалиям. Действительно, вначале действия сформировавшегося в руководстве КПСС реформаторского крыла были весьма умеренными. В их основе лежало представление о том, что существовавшая в СССР экономическая и политическая система обладает огромным потенциалом развития, и задача заключается лишь в его полноценном использовании при ликвидации препятствовавших этому помех. Подобно Н.С. Хрущеву, М.С. Горбачев в первые годы деятельности на посту генерального секретаря был подчинен синдрому сверхдержавного мышления, рассчитывая в течение нескольких лет добиться уровня развитых западных стран по ряду важнейших экономических показателей. Подобная исходная позиция привела к тому, что в апреле 1985 г. пленум ЦК КПСС провозгласил курс на «ускорение» социальноэкономического развития страны. В его основе лежала новая структурноинвестиционная политика. Предполагалось перенести упор с разорительной практики «долгостроев» на техническое перевооружение, модернизацию действующих предприятий и производств. При этом первостепенной задачей признавалось ускоренное развитие машиностроения, которое рассматривали как базу быстрой переориентации всего народного хозяйства. Опережающее развитие советского машиностроения, а также других наукоемких отраслей должно было привести к достижению ими уже в начале 1990х гг. мирового уровня. Кроме этого, программой «ускорения» предусматривались активизация «человеческого фактора» и приведение в действие других «скрытых резервов». По мне

нию разработчиков, все эти (во многом декларативные, как показала практика) нововведения позволяли в короткий срок преодолеть застойные явления, добиться подъема экономики, ликвидировать отставание от развитых стран и существенно улучшить материальное положение советских людей.
Состоявшийся в феврале — марте 1986 г. XXVII съезд КПСС подтвердил избранный руководством страны курс на совершенствование социалистического общества, на социальноэкономическое ускорение. В частности, предполагалось к 2000 г. удвоить экономический потенциал СССР, в 2,5 раза повысить производительность труда и обеспечить каждую советскую семью отдельной квартирой. И хотя съезд подверг критике за утопизм действующую программу КПСС и принял ее новую редакцию, его собственные широкомасштабные решения были выдержаны явно в нереалистическом духе.
Реализация программы «ускорения» не оправдала оптимистических прогнозов. Проводившиеся мероприятия мало затрагивали действующую экономическую систему. Реальным подспорьем «снизу» политике «ускорения» должны были стать советы трудовых коллективов с законодательно закрепленными весьма широкими полномочиями (выборы руководящих работников, регулирование заработной платы, определение цены выпускаемой продукции). Однако на практике зачастую все сводилось к проявлению «коллективного эгоизма»: выбирались удобные и покладистые начальники, всевозможными способами повышалась цена выпускаемой продукции и зарплата. В СМИ вновь стала актуальной проблема «наведения порядка и дисциплины». В мае 1985 г. было принято постановление Совета Министров СССР о мерах по искоренению пьянства и алкоголизма. Для финансовой системы страны это обернулось резким сокращением доходной части бюджета (за три года государство недополучило 37 млрд рублей). Широкомасштабная антиалкогольная кампания привела к вырубке виноградников, образованию громадных «винных» очередей и увеличению потребления населением алкогольных суррогатов. Ярким примером применения административнокомандных методов в управлении экономикой на стадии «ускорения» стало введение системы государственной приемки продукции на промышленных предприятиях (подобная служба инспекторов ранее существовала применительно к военной промышленности).
Безрезультатными оказались попытки оживить за счет многомиллиардного инвестирования отдельные отрасли экономики
(помимо приоритетного машиностроения, это касалось также сельского хозяйства, жилищного строительства, производства товаров народного потребления). Официальная статистика настраивала советских людей на оптимистический лад (утверждалось, что в 1986 г. достигнут самый высокий за 1980е гг. рост промышленного производства, а валовой сбор зерна составил 210 млн т.). Однако цифры ЦСУ существенно расходилась с реальностью: опыт повседневной жизни убеждал, что снабжение населения товарами народного потребления и продовольствием ухудшалось. С одной стороны, обозначившиеся экономические трудности стали результатом неблагоприятного стечения обстоятельств (падение цен на нефть, затраты на ликвидацию последствий Чернобыльской катастрофы), с другой — просчетов собственно курса «ускорения». Впоследствии М.С. Горбачев смог критически оценить результаты своей экономической политики 19851986 гг.: «В экономике, следуя установившимся стереотипам, мы начали с реформы тяжелой промышленности. Правильнее же было начинать с сельского хозяйства, с легкой и пищевой промышленности, то есть с того, что дало бы быструю и наглядную отдачу для людей, укрепило социальную базу перестройки».
Реформаторская стратегия «ускорения» в конечном счете привела к перенапряжению бюджета и росту его дефицита (уже в 1985 г. он составил 1718 млрд рублей, а в следующем году — более 50 млрд рублей). Бюджетный дефицит покрывался за счет печатного станка, что вело к развитию в СССР скрытой инфляции. Как выяснилось впоследствии, бюджетная дестабилизация предшествовала значительному ухудшению положения в народном хозяйстве СССР в целом.
Складывавшиеся экономические реалии толкали руководство Советского Союза к внешним займам. Нефтяной «наркотик» советской экономики эпохи «застоя» заменялся другим, несравненно более опасным — зависимостью от внешних долгов, которые начали стремительно расти (в 1985 г. задолженность СССР по кредитам Западу составила 27,2 млрд долларов, а в 1988 г. — уже 40,8 млрд долларов).