Особенности современной экономической стратегии в ведущих странах Запада.

Толчком к пересмотру стратегии экономического развития стали события начала 1990-х гг. При сохранении общей тенденции роста производства (около 1,5-2% в год) в эти годы была зафиксирована первая после структурного кризиса рецессия. Спад был невелик, и его масштабы существенно разнились в отдельных странах. К тому же причины рецессии во многом были связаны с событиями на международной арене - после вторжения иракских войск в Кувейт в сентябре 1990 г. цена на нефть достигла 56 долл.. а затем в течение месяца держалась на уровне 45 долл. Но нового «нефтяного шока» не произошло, поскольку ажиотажный спрос быстро спал. Низшая точка рецессии была пройдена в 1991 г., а в 1994 г. мировая экономика вышла на средний за последнюю четверть века уровень темпов прироста - 3,5% в год. В этих благоприятных условиях появилась возможность отказаться от жесткого курса, предложенного неоконсервато­рами. Появилась новая плеяда политических лидеров: Б.Клинтон в США, Л.Жоспен во Франции, Э.Блэр в Великобритании, Г.Шредер в ФРГ, Р.Проди в Италии. С их приходом к власти начался пересмотр экономической стратегии и возрождение традиций социального государства. Но речь не шла о реванше кейнсианцев. Возвращение к идее «смешанной экономики» было связано с попытками найти наиболее сбалансированный вариант экономической политики, отказаться от идеологической конфронтации во имя общенациональных задач.

Ключевую идею обновленной экономической стратегии сформулировал Билл Клинтон, призвав соотечественников «не только пользоваться сегод­няшним процветанием, но и инвестировать гораздо больше в процветание завтра». Решившись на существенное повышение налогов, американская администрация направила финансовые потоки на поддержку двух основных направлений - развитие высоких технологий и решение социальных про­блем. Показательным примером стала пятилетняя программа финансовой поддержки областей НИОКР, принятая в США в 1998 г. В соответствии с нею устанавливалась не совсем обычная иерархия приоритетов инвестиционной политики: оборонные исследования, совершенствование космической техни­ки, биомедицинские исследования, «расширение границ человеческих воз­можностей и биотехнологии», программы космических полетов, исследова­ния в области передовой обрабатывающей промышленности, проблемы СПИДа, изучение аномальных явлений внеземного происхождения, энергети­ка, компьютерная и коммуникационная техника, проблемы сверхпроводимос­ти, авиатехника, изучение генотипа человека и наследственности, аграрное производство. Каждое из данных направлений научно-технической политики представляло собой комплекс конкретных целевых программ, служащих как увеличению фонда общих научных знаний, так и связанных с разработкой прикладных проблем и конкретных технологий.

Новым направлением структурной политики стала конверсия военно- промышленного комплекса. За годы «холодной войны» ВПК превратился в одну из базовых структур всей промышленной инфраструктуры, играл важную роль в осуществлении передовьгх научно-технических разработок, обеспечивал создание немалого количества рабочих мест. Распад советско­го блока к начале 1990-х гг. привел к коренным изменения геополитической карты мира и самого характера международных отношений. Требовался пересмотр и военно-промышленной политики. Сокращение численности вооруженных сил, снижение государственных расходов на закупку воору­жений привели к слиянию многих фирм ВПК, реструктуризации их произ­водственного потенциала. Только в западноевропейских странах к середине 1990-х гг. конверсия повлекла за собой ликвидацию более 600 тыс. рабочих мест. Помимо решения возникающих при этом социальных проблем, госу­дарство столкнулось с необходимостью переориентации многих направле­ний НИОКР, которые ранее были связаны с военными технологиями.

Альтернативой конверсии стала активизация экспортной политики на мировом рынке вооружений. В 1990-х гг. основная доля торговых операций сосредоточилась в чрезвычайно узком кругу экспортеров и потребителей. На долю шести крупнейших поставщиков вооружений приходилось почти 90 % продаж (США - 52 %, Россия - 13 %, Германия - 7 %, Великобрита­ния - 6 %, Франция - 5 %, Китай - 4 %). Более 85 % закупок осуществля­лось в тот же период примерно тридцатью основными импортерами (глав­ным образом, странами Азии и Ближнего Востока).

Еще одним важным направлением научно-промышленного регулиро­вания оставалось укрепление экологической безопасности производства. Затраты на эту сферу в 1970-1980-х гг. вызвали общее снижение производи­тельности труда на 7-12 %. От государства требовалось не только дополни­тельное финансирование, но и создание особых нормативно-правовых га­рантий экологической безопасности, формирование соответствующего об­щественного мнения, обеспечение жесткого контроля. Благодаря развитию экологического законодательства еще во второй половине 1980-х - начале 1990-х гг. значительная часть затрат была возложена на частный бизнес (налоги, штрафы за загрязнение, расходы на строительство очистных со­оружений). В США частные фирмы начали оплачивать около 60 % расходов на природоохранные мероприятия, в ФРГ - 37 %, в Японии - 50 %. Одновременно выросли и бюджетные затраты. В 1990-х гг. в ведущих странах Запада они составляли уже около 1,5% от ВВП. Особенностью современного этапа в развитии природоохранной деятельности стало по­степенное перераспределение средств с борьбы против загрязнения окружа­ющей среды на его предотвращение. После успешной апробации в США широко распространилась практика экологического аудита. Ее основу со­ставляет регулярное экологическое тестирование производственных про­цессов, которое не только выявляет нарушения, но и позволяет моделиро­вать наиболее безопасные технологические процессы.

В 1990-х гг. значительно активизировалась и социальная политика. Ассигнования на нее выросли до половины расходной части бюджета ведущих стран Запада. Таким образом, полного демонтажа «государства благосостояния», как системы перераспределения части национального до­хода, так и не произошло. Однако принципы осуществления социальной политики существенно изменились. Был отвергнут принцип универсально­сти, всеобщности социального обеспечения как средства стимулирования массового потребительского спроса. Социальная поддержка приобрела це­левой характер, произошло упрощение механизмов ее доставки, децентра­лизация, ужесточен контроль за нецелевым использованием и злоупотреб­лениями в социальной сфере. Более последовательно стал реализовываться принцип взаимосвязи взносов и выплат в социальном страховании. Во многих европейских странах была продолжена линия на коммерциализа­цию образования и здравоохранения, начатая неоконсерваторами. Но вмес­то приватизации ставка была сделана на привнесение в эти сферы рыноч­ных методов осуществления услуг, практики менеджмента, привлечение частного бизнеса на контрактной основе.

Расширение государственных расходов на НИОКР, конверсию ВПК. природоохранные мероприятия и социальную сферу потребовало пере­смотра монетаристских принципов бюджетной политики. В США в 1990-х гг. была разработана и достаточно успешно апробирована концепция «сбалан­сированного бюджета». В основе ее лежала попытка преодолеть традицион­ную дилемму «твердые деньги ценою пассивности бюджета, либо активный бюджет ценою инфляции». Путь решения такой сложной проблемы амери­канские экономисты видели в переходе от эмиссионных источников финан­сирования бюджетного дефицита к государственным займам на рынке ссуд­ного капитала. Подобная мера позволила наращивать бюджетные расходы в США на протяжении 1990-х гг. без формирования сильного инфляционного фона. Но при этом начался рост ссудного процента в коммерческих банках и значительно обострилась проблема внутреннего долга. С учетом этих негативных последствий большинство европейских правительств отказа­лись от идеи «сбалансированного бюджета» и предпочти законодательно зафиксировать допустимые рамки бюджетных дефицитов (около 3 %). В этом случае умеренный бюджетный дефицит рассматривается как источник экономического роста, что весьма близко к логике кейнсианства. Отличие заключается в том, что правительства берут на себя обязательства не допус­тить роста бюджетного дефицита, способного спровоцировать инфляцион­ные процессы (собственно в этом и заключается критерий «умеренности»).

Особую значимость приобретает наднациональный контроль над такой политикой со стороны Европейской Комиссии.

Экономическая стратегия, выработанная в 1990-х гг., оказалась доста­точно успешной. В 1995-1997 гг. наблюдался небольшой, но стабильный рост производства (в целом около 2 % в год). Очень мощно стала выглядеть экономика США - в 1997 г. рост ВВП здесь составлял 3,9%, безработица упала ниже 5 % (впервые за четверть века), инфляция стала ниже 2 % (минимальный уровень за 30 лет). На фоне успешных реформ в Китае настоящий бум переживала экономика всего региона Юго-Восточной Азии. Вполне успешно проходили постсоциалистические реформы в странах Восточной Европы. В соответствии с логикой «кондратьевского цикла» темпы экономического роста должны были возрастать и в дальнейшем. Однако оптимистические прогнозы не реализовались.

В ноябре 1997 г. произошел биржевой крах в Юго-Восточной Азии, переросший в 1998 г. в мировой финансовый кризис. Его последствия могли бы оказаться очень тяжелыми, если бы не неожиданное падение цен на нефть. В итоге годовой рост производства в 1998 г. составил 2,2 %, а в

1999   г. достиг 3,1 %. Но нефтяной рынок вновь начало лихорадить. К марту

2000    г. цена на нефть поднялась почти на 40 % и достигла максимального за последние 9 лет уровня — 34 долл. за баррель. Несмотря на то, что страны ОПЕК приняли решение об ограничении объема добычи нефти и сумели снизить цену до 25 долл. за баррель, рост производства оказался замедлен. Одновременно начались периодические спады на рынке высокотехнологич­ных кампаний, а сельское хозяйство в Европе оказалось в состоянии кризиса из-за эпидемии ящура. За счет фантастического резкого экономи­ческого рывка Китая и Индии, а также оживления в странах АТР динамика мирового экономического роста в 2000 г. оказалась на уровне 4 % в год. Но депрессивное состояние японской экономики, снижение деловой активнос­ти в латиноамериканских станах, заметный спад в России, повышение экономических рисков в Европе в период адаптации к единой валюте евро и явная «перегретость» американской экономики заставляли экономистов воздерживаться от оптимистических прогнозов.

Теракт в Вашинггоне 11 сентября 2001 г. крайне усугубил нервозную обстановку на мировых рынках. Начались спекулятивные колебания цен на нефть и курсов ценных бумаг. Целые отрасли пострадали от психологическо­го шока, вызванного угрозой терактов (туризм, авиаперевозки, самолетостро­ение). В итоге за 2001 г. темпы мирового экономического роста составили лишь 1,4%. Объем мировой торговли в 2001 г. уменьшился на 0,2%, а экспорт из развитых стран Запада сократился еще больше - на 1,3 %. Углубление рецессии во многом было приостановлено благодаря активной антикризисной политике в США. Только в 2001 г. процентная ставка по федеральным фондам была снижена с 6,5 до 1,75 % (самый низкий уровень за последние 40 лет). В марте 2002 г. американское правительство разработало целый пакет налоговых льгот общей стоимостью 93 млрд долл. Однако после начала антитеррористических операций в Афганистане и Ираке конъюнктура на мировом рынке стала еще более сложной. Нагрузка на американский бюджет резко возросла. Впервые после войны во Вьетнаме военные расходы увеличились за год на 20 %. Для поддержания деловой активности и увеличе­ния экспорта правительство США отказалось от сохранения «твердого» дол­лара. С мая 2002 г. по май 2003 г. курс евро по отношению к доллару вырос на 26 %, что не только существенно изменило ситуацию на мировом финансовом рынке, но поставило европейскую экономику перед новыми серьезными проблемами. В 2004-2005 гг. эти трудности усугубились ажиотажным спро­сом на нефтяном рынке. Преодолев в сентябре 2004 г. уровень в 45 долл. за баррель, к весне 2005 г. цены на нефть достигли невиданного уровня 56- 57 долл. за баррель. В целом рост мировой экономики колебался в течение последних лет в пределах 2 2,5 %, что, по мнению экспертов ООН, составля­ет уровень нулевого роста с учетом естественного прироста населения плане­ты. Является ли эта тенденция признаком углубляющейся стагнации мировой экономики, или происходит глубинная перестройка всего механизма экономи­ческого развития, сложившегося в эпоху модернизации? Ответ на этот вопрос во многом зависит от понимания природы произошедшей в конце XX в. «информационной революции».