Предприятие Кира Младшего.

Персидское вмешательство во взаимные отношения греческих городов было отсрочено несколькими смутами, возникшими в самой Персии. Младший брат Артаксеркса II Мемнона Кир, по прозванию Младший, правивший большею частью Малой Азии в качестве наместника и помогавший Спарте против Афин, задумал отнять царство у Артаксеркса и, набрав при помощи спартанцев довольно большое войско из греческих наемников, восстал против своего брата. При Кунаксе (между Евфратом и Тигром севернее Вавилона) произошло сражение, в котором Кир был убит. Греческий отряд, участвовавший в битве, отстоял свою позицию, но его начальники, приглашенные персидским полководцем Тиссафер-ном на переговоры, были изменнически убиты. После этого грекам оставалось лишь возвратиться домой чрез мало известные им области, среди враждебного населения, имея вдобавок позади себя тревоживших их отступление персов. Это знаменитое «отступление десяти тысяч» окончилось (401) только в Трапезуйте на берегу ПонТа. (В числе греческих вождей, руководивших обратным походом, был афинянин Ксенофонт, ученик Сократа, написавший впоследствии свои о нем воспоминания. Ему принадлежит также историческое сочинение о неудачном предприятии Кира Младшего — «Анабасис».)
Спартанско-персидская война. Восстание Кира Младшего поддерживалось спартанцами, и этого одного было достаточно для того, чтобы испортить отношения между Артаксерксом II и Спартой. К тому же персидский царь предпринял подчинение своей власти греческих городов в Малой Азии. Последние обратились за помощью к Спарте, которая, узнав из недавнего похода греков в самую глубь персидского царства, до какой степени оно было слабо, решилась послать в Малую Азию значительное войско под начальством своего царя Агесилая. Спартанцы стали переходить от победы к победе, но тогда персы устроили в самой Греции союз против Спарты — из Афин, Фив, Аргоса и Коринфа. Началось изгнание спартанских гарнизонов и гармостов, низвержение поставленных ею олигархов, и Спарте пришлось отозвать Агесилая для собственного своего спасения. Вместе с тем спартанский флот был разбит персидским, которым начальствовал один бывший афинский стратег (Конон), поступивший на персидскую службу. Такой оборот дел позволил афинянам восстановить укрепления своего города и его порта и даже приступить к восстановлению прежнего морского союза и освобождению малоазиатских городов. Тогда Спарта и Персия в виду общей опас-
142
ности поспешили примириться и, заручившись еще поддержкой Сиракуз, заставили афинян, а также и других своих противников принять общие для всех греков условия мира (387).
178. Анталкидов мир. Этот мир получил название царского или Анталкидова по имени спартанского уполномоченного, ведшего переговоры. Греческие колонии в Азии отходили к Персии, а в самой Греции все города были объявлены самостоятельными с устранением возможности каких бы то ни было союзов между ними. Спарта, предавшая интересы греческой нации персам, была формально поставлена охранительницею условий мирного договора под высшим покровительством персидского царя. Этот позорный мир, отдававший азиатских греков под власть варваров и ставивший европейскую Грецию под спартанско-персид-скую опеку, на целые десятилетия сделался основою взаимных отношений между греками. Снова возникавшая к жизни афинская держава опять распалась, потому что все города должны были быть автономны, но Спарта, наоборот, вполне самостоятельно хозяйничала на всем Пелопоннесе при чисто номинальной автономии своих союзников. Она вмешивалась везде, где только возникало подобие союза. Между прочим старый беотийский союз, во главе которого стояли Фивы, был отменен, и дерзость Спарты дошла до того, что через пять лет после Анталкидова мира (382) ее военный отряд изменою овладел фиванскою цитаделью Кадмеей, и в городе введена была олигархия.
179. Возвышение Фив. Среди общего политического разложения Греции, бывшего следствием пелопоннесской войны и союза Спарты с Персией, два только явления могли, по-видимому, обещать Греции лучшее будущее — возвышение Фив в семидесятых и шестидесятых годах IV в. и образование в те же годы второй морской симмахии под предводительством Афин. Через три года после изменнического захвата спартанцами Кад-меи нашедшие в Афинах убежище фиванские эмигранты, в числе которых важную роль играл Пелопид, тайно проникли в родной город и, явившись в одежде танцовщиц на пир олигархов, тут же их и умертвили. Спартанский гарнизон передал тогда Кадмею заговорщикам, выговорив себе свободное отступление домой (379). Во главе Фив, освободившихся таким образом от спартанской опеки и введших у себя затем демократическое устройство, стали два друга, оба одинаково любившие родину и свободу и отличавшиеся большими талантами, Эпаминонд и упомянутый Пелопид. С помощью афинян фиванцы снова подчинили Беотию своей гегемонии и вступили в борьбу со Спартой. В 371 г. Эпаминонд, введший новый косой строй войска, разбил спартанцев при Левктрах (в Беотии), хотя своею численностью спартанцы и превосходили неприятеля. После этого Эпаминонд не раз вторгался в самый Пелопоннес и даже угрожал Спарте, которую спасла только опытность в военном деле ее царя Аге-силая и соперничество с Фивами Афин, ставших теперь на сторону Спарты. Через девять лет после битвы при Левктрах спартанцы снова были разбиты (362) при Мантинее (в Аркадии) , но Эпаминонд пал в этом сражении, а с его смертью прекратилось и политическое значение Фив. На время этому городу все-таки, однако, удалось создать в Средней Греции союз под своей гегемонией, а в Пелопоннесе восстановить независимость Мессе-нии от Спарты и образовать союз городов Аркадии. Этим совершенно было сокрушено прежнее могущество Спарты, но сами Фивы оказались не в состоянии удержать за собою приобретенное значение и стать во главе всей Греции.
180*. Второй афинский союз. В эпоху ослабления Спарты и возвышения Фив Афины сделали еще раз попытку восстановить свою гегемонию на Эгейском море, держась в спартанско-фиванской войне то одной, то другой стороны. Улучшив реформой налогов свои финансы, афиняне уже в 378 г. создали сильный флот и начали привлекать на свою сторону прежних своих союзников, на этот раз благоразумно отказавшись от старой политики подчинения себе союзников и захвата у них земель. Новый союз должен был состоять из равноправных членов, во главе его должен был находиться союзный совет, и афиняне уже не могли больше приобретать земли для своих клерухий в союзных областях. У Афин явились хорошие полководцы (Хаб-рий и Тимофей), которые одерживали победы над их врагами. Этому новому возвышению Афин, однако, стали противодействовать Фивы, которые мечтали о своей гегемонии и на море, между тем как афинские союзники, с другой стороны, плохо исполняли взятые на себя обязательства и даже очень легко отпадали от союза.
181*. Внутреннее разложение Греции. В середине IV в. в Греции царствовало полное внутреннее разложение. Спарта и Афины, ослабленные пелопоннесскою войною и последующими распрями, не в силах были вернуть себе прежнее значение глав двух больших союзов греческих государств, да и Фивы тоже взялись за непосильную для них задачу объединения Греции под своей гегемонией. Каждое из этих государств заботилось только о себе, хотело само властвовать и понимало объединение греков лишь в смысле установления собственного господства над другими, причем только и смотрело за тем, чтобы другие строго соблюдали условия царского мира, т.е. старалось мешать образованию других политических союзов. В свою очередь второ-
144
степенные города, по опыту зная, что значила на деле та или другая гегемония, своим стремлением к полной независимости также поддерживали требования Анталкидова договора. Не раз в это время делались попытки установления в Греции более прочного мира и даже общего союза, но и они не удавались. Вся эта борьба за гегемонию и автономию лишь истощала материальные средства Греции. Крестьянский класс был повсеместно разорен еще пелопоннесскою войною, а между тем он доставлял наибольшее количество воинов в пехоту. В описываемое время войны велись уже большею частью не самими гражданами, а наемными войсками, состоявшими из разного сброда, готового за деньги служить кому угодно. Такие войска стоили больших денег, которые уплачивались зажиточными гражданами в форме налогов, но по мере того, как увеличивались финансовые требования государства, плательщики налогов все более и более тяготились материальными жертвами, каких от них требовало государство. При таком положении дел Персии легко было вмешиваться во внутренние дела Греции, и будь Персия сама сильнее, это вмешательство не ограничивалось бы одной дипломатией.
182*. Афинская демократия эпохи упадка. Особенно отразился общий политический упадок Греции на внутреннем строе Афин середины IV столетия. С одной стороны, войны, во время которых Аттика подвергалась неприятельским нашествиям, с другой, развитие рабского хозяйства в имениях афинских богачей совсем подорвали благосостояние прежнего крестьянства, а между тем и в городе оно не находило хорошего заработка вследствие упадка промышленности и торговли, вызванного всеми бедствиями Афин за целый ряд десятилетий. В это время в Афинах господствовала по-прежнему демократия, но обнищалый народ, привыкший к праздности, к лести демагогов, к угощениям и увеселениям на казенный счет, притом мало образованный, своенравный и подчас страстный, оказывался нередко совершенно не в состоянии серьезно обсуждать государственные дела и решать их так, как того требовала действительная польза Афин. Демагоги стремились не только к почестям и власти, но и к собственному обогащению на счет государства. Одни добивались особенно доходных должностей, например, места посла в Персию, где один афинянин (Эпикрат) приобрел колоссальное состояние. (Потом во время суда по обвинению в подкупе он говорил, что афиняне сделали бы хорошо, если бы стали ежегодно выбирать, вместо девяти архонтов, девять бедных граждан послами в Персию для поправления их средств). Другие прямо злоупотребляли вверенными им деньгами и тратили их на себя. Народ
часто смотрел сквозь пальцы на такие злоупотребления, и потому его любимцы могли безнаказанно богатеть и строить себе роскошные жилища. (И в Спарте также исчезли строгие нравы «времен Ликурга»).
При таком внутреннем разложении Греция должна была легко подвергнуться чужеземному завоеванию; только на этот раз ее свободе угрожала не дряхлая Персия, а молодая и энергичная Македония.
III.
183*. Македонское царство. Македония лежала на севере от Фессалии, гранича с Фракией и Иллирией и будучи отрезана от Эгейского моря греческими колониями1. Население страны, родственное, по-видимому, грекам, но совсем еще грубое и необразованное, сохраняло еще в своем быту старые формы, но царствовавший здесь род приписывал себе чисто эллинское происхождение. Благодаря соседним греческим колониям, в Македонию мало-помалу стала проникать высшая культура, и у ее царей явилось даже стремление теснее сблизиться с греческим миром. С этой целью им хотелось, во-первых, овладеть морским берегом, из-за которого боролись между собою большие греческие государства; во-вторых, добиться от греков признания за их народом эллинского происхождения и, в-третьих, вмешаться во внутренние дела Греции. Такая политика стала обнаруживаться в Македонии еще во время пелопоннесской войны; но настоящим основателем македонского могущества был царь Филипп, который и осуществил стремления своих предшественников на македонском престоле.
184. Филипп Македонский. Филипп в молодости прожил несколько лет в Фивах в доме Эпаминонда в качестве заложника, взятого фиванцами, которые в то время вмешались, между прочим, и во внутренние дела Македонии. И в Фивах, и в других греческих городах, где тоже удалось побывать Филиппу, он усвоил греческое образование и хорошо познакомился как с военным искусством греков, так и с политическим состоянием страны. Человек необычайно хитрый и коварный, он был очень тонким политиком, умевшим «обманывать мужей клятвами, как обманывают детей игрушками»; вместе с тем его предусмотрительность, соединенная с большою настойчивостью и энергией, делала из него замечательного полководца. В Македонии было хорошее войско, состоявшее из конницы и пехоты: в коннице
'См. карту IX.
146
служила знать, в пехоте — простолюдины, главным образом крестьяне; Филипп улучшил это войско, устроив его по греческому образцу и внесши в него одно важное изменение. Его воины, вооруженные большими щитами, закрывавшими все тело, и очень длинными копьями (сариссами), строились в несколько рядов вглубь, причем задние воины клали свои копья на плечи стоявших впереди, и вся фаланга, — как назывался построенный таким образом отряд, — представляла собою одно сплоченное целое, удивительно приспособленное к натиску на неприятеля. Кроме войска, Филипп заботился и о денежных средствах, которые ему были необходимы не только для содержания войска, но и для подкупа нужных лиц в чужих государствах. Зная продажность современных ему политических деятелей, он говорил, что едва ли есть такая высокая городская стена, через которую не перешагнул бы осел с мешком золота. Отразив набеги соседних варваров и покорив часть их земель, Филипп предпринял подчинение своей власти македонско-фракийского побережья и, пользуясь раздорами, происходившими в Греции, в короткое время овладел всеми греческими городами Хал-кидского полуострова и фракийского берега до самого Геллеспонта, завязав в то же время сношения и с городами Пропонтиды до Византии включительно. Вскоре после этого сами греки дали повод македонскому царю вмешаться в их внутренние дела.
185*. Священная война. Поводом к вмешательству Филиппа в дела Греции была так называемая священная война. Фиванская гегемония в Средней Греции встретила весьма несочувственное к себе отношение в соседней с Беотией Фокиде, и фиванцы, придравшись к тому, что фокейцы запахали участок земли, посвященный Аполлону, добились от дельфийской амфиктионии наложения на Фокиду громадного денежного штрафа. Фокейцы не хотели подчиниться этому приговору и, чтобы отстоять себя от фиванцев и фессалийцев, которым было поручено привести в исполнение приговор, захватили сокровища, хранившиеся в дельфийском храме, а на приобретенные таким путем средства составили большое войско из наемников, устремившихся в Фокиду из всех частей Греции (355). Война началась вторжением фо-кейцев в соседние области и, между прочим, в Фессалию, где в то время происходила своя усобица. Партия, враждебная Фокиде, обратилась за помощью к Филиппу, и он явился в Фессалию со своим войском. Сначала он потерпел поражение, но потом разбил фокейцев (352). Результатом его победы было то, что Фессалия должна была признать македонскую гегемонию, а оттуда через Фермопилы Филиппу уже легко было проникнуть и в Среднюю Грецию. От этого, однако, последняя была тогда спасена афинянами, занявшими Фермопилы, и спартанцами, которые вместе с ахеянами оказали поддержку Фокиде. Священная война, т.е. в сущности борьба между Фокидой и Беотией, продолжалась еще несколько лет, пока обе страны не довели себя до полного разорения.
186. Борьба Филиппа с Афинами. Завоевательная политика македонского царя встретила главный отпор со стороны Афин, но этот отпор не был ни достаточно последователен, ни особенно энергичен. В середине IV в. Афинам опять удалось образовать большой запасный денежный фонд, но граждане охотнее соглашались тратить эти средства на устройство праздников, чем на нужды государства. Афины помешали Филиппу вторгнуться в Среднюю Грецию, но не оказали надлежащего сопротивления, когда он напал на Олинф, бывший главным опорным пунктом афинского влияния во Фракии. Народное собрание вело себя крайне непоследовательно, то слушаясь врагов Филиппа, то подпадая под влияние его защитников. В Афинах действительно происходила борьба партий по вопросу о том, какой политики следует держаться относительно Македонии. В это время главную роль в народном собрании играли два первоклассных оратора, Демосфен и Эсхин, стоявшие на противоположных точках зрения. Демосфен, человек, безусловно, преданный интересам родного города и отличавшийся непреклонною энергией, в своих страстных речах, направленных против Филиппа («Филиппики»), указывал народу на опасность, грозившую от Македонии, и разоблачал коварные поступки ее царя, виня народ в том, что непоследовательностью своих действий он только помогает хитрому и властолюбивому врагу. Наоборот, Эсхин, подкупленный, как думали, Филиппом, ловко защищал македонскую политику, умея в то же время говорить народу приятные вещи и тем склонять его на сторону своей партии. Ему тем легче было действовать в этом направлении, что даже среди честных граждан были люди, считавшие совершенным безумием сопротивление Филиппу (Фотон). Демосфен думал о том, чтобы соединить всех греков для борьбы с общим врагом, но Филипп добился заключения с Афинами мира (346), а потом, обманув афинян, вторгся через (Рермопилы в Фокиду и в союзе с фиван-цами окончил священную войну. Фокейцы были исключены из дельфийской амфиктионии и их голоса переданы Филиппу. Мало того, македонского царя стали звать на помощь некоторые города Пелопоннеса против Спарты, затеявшей восстановление своей гегемонии. Такие успехи политики Филиппа встревожили наконец афинян, и Демосфен стал во главе охватившего народ дви-
148
жения. Деньги, тратившиеся на праздничные увеселения, пошли на увеличение и улучшение флота, и везде, где только можно было, Демосфен искал союзников для Афин, возбуждая вражду к Филиппу. Между тем, прикрывая свои настоящие намерения необходимостью наказать жителей одного города Средней Греции тоже за захват посвященного Аполлону поля, царь снова вторгся через Фермопилы в Фокиду. Тогда Демосфен, уже давно хлопотавший над созданием союза для защиты греческой свободы, убедил и афинян, и фиванцев, забыв старую вражду, соединиться против общего врага. К этому времени Афины, с 340 г. бывшие снова в войне с Филиппом на берегах Фракии, уже стояли, благодаря Демосфену, во главе значительной симмахии, к которой примкнула теперь и Беотия. Союзное войско, выступившее против Филиппа, имело сначала успех, но при Херонее (в Беотии) в 338 г. потерпело полное поражение. Победа македонского царя решила участь Греции: греки утратили национальную независимость и над ними установилась македонская гегемония.
187. Установление македонской гегемонии. После херонейской битвы Филипп наказал фиванцев за измену, восстановив самостоятельность всех беотййских общин и заняв Кадмею македонским гарнизоном. В некоторых других местах тоже были поставлены македонские гарнизоны. От нападения на Аттику Филипп, однако, воздержался, заключив с Афинами мирный и союзный договор, который сохранил за ними лишь часть островов Эгейского моря. Спартанцы не захотели признать гегемонии Филиппа, а в Лаконию совершено было македонское вторжение, поддержанное пелопоннесскими недругами Спарты. Затем Филипп собрал в Коринфе съезд уполномоченных от отдельных греческих городов для заключения общего союза против персов. Все греки должны были прекратить свои прежние распри и находиться впредь в вечном оборонительном и наступательном союзе с Македонией, царю которой предоставлялось неограниченное предводительство над греческими войсками и кораблями в войне с Персией. При этом грекам, где бы они не находились, было воспрещено сражаться против Филиппа. (Последнее решение имело в виду греческих наемников, которых Персия в большом количестве имела в своих войсках. Но во время приготовлений к персидскому походу Филипп из личной мести был убит одним из своих телохранителей (336).
188. Значение македонской гегемонии. От начала пелопоннесской войны до херонейской битвы прошло около ста лет (431— 338), в течение которых греческую нацию раздирали постоянные междоусобия, причем сами же греки вмешивали в свои распри начала Персию, потом Македонию. Разделенные в самом начале блестящего периода своей истории на мелкие республики, греки не сумели создать из них одной большой национальной республики, хотя за разрешение этой задачи и брались в свое время Спарта и Афины. С одной стороны, этому мешало глубоко вкоренившееся чувство местной свободы, с другой — форма объединения, противоречившая самой идее республики, т.е. гегемония, превращавшая союзников главной республики в ее подданных. Единство, которого не могла выработать Греция внутренними своими силами, было ей навязано извне и притом в форме подчинения республик царству. Однако и новый порядок не устранил возможности внутренней борьбы в Греции. В эпоху, предшествовавшую македонскому завоеванию, в греческих городах происходила борьба между имущими и неимущими классами, принявшими имена старых партий — аристократов и демократов, но новые владыки Греции вовсе не думали о том, чтобы выступить в роли уравнивающей и примиряющей силы. Филипп и его преемники и не помышляли возвыситься над партиями отдельных городов; напротив, вся их политика заключалась в том, чтобы опираться на ту или другую из враждовавших между собою партий, смотря по тому, какая из них, в силу ли убеждения, или из корыстных расчетов, сама заискивала у Мекедонии. Опираясь на македонскую помощь, партия, бравшая в городе перевес, всячески теснила своих противников, и этим объясняется массовая эмиграция греков, наступившая в македонский период, когда обширные страны Персидской монархии сделались добычею греко-македонского завоевания.
189. Отношение греков к македонской гегемонии. Отношение греков к македонскому владычеству было неодинаковым. В Греции с давних пор господствовали республиканские воззрения, выразителем которых в данную эпоху был Демосфен. Знаменитый оратор находил свободный гражданский строй несовместимым с подчинением царской власти и по смерти Филиппа снова начал проповедовать и организовать сопротивление Македонии. Других, наоборот, увлекала национально-греческая идея борьбы с персами, сделавшаяся главною целью союза греков под македонскою гегемониею. С этой точки зрения смотрел на новый порядок вещей афинский оратор Исократ. Именно он видел в Филиппе избавителя Эллады от внутренних раздоров, как бы самою судьбою предназначенного к борьбе с Персией, которая еще держала под своею властью малоазиатских греков. Нужно еще прибавить, что вообще в эту эпоху в греческой литературе и философии пошатнулась прежняя приверженность к республиканским формам и стало обнаруживаться большее сочувствие к единовластию.