Под скипетром Николая I

Острота проблем предреформенных десятилетий.

В 30 — 50-е гг. XIX в. в недрах феодально-крепостнической системы России проявились кризисные явления. На первый взгляд, такие социально-экономические факторы, как устойчивый рост численности населения (в середине столетия в Российской империи проживало около 74 млн человек), расширениепосевных площадей, увеличение валовых сборов зерна, а вместе с тем и массы товарного хлеба, наращивание промышленного производства, начавшаяся промышленная революция, усложнившаяся транспортная система, укрепление внешнеторговых связей, свидетельствовали о поступательном развитии страны. Однако в целом все это далеко не соответствовало потенциальным возможностям России, обладавшей достаточными трудовыми и исключительно богатыми природными ресурсами. Все более заметным становилось ее отставание от передовых западноевропейских государств. Производительность труда в сельском хозяйстве России была в пять-шесть раз ниже, чем на Западе. По объему производства промышленной продукции в начале 60-х гг. Российская империя уступала Англии в 18 раз, Франции — в 7,2 раза; ее доля в мировом промышленном производстве составляла всего 1,7 %.

Самодержавие Николая I. Безусловно, на протяжении всего периода царствования Николая I (1825 — 1855) ощущалась острая необходимость кардинальных реформ. Однако преобразований не последовало: уход А. А. Аракчеева в 1826 г. с политической арены завершился трансформацией самой «аракчеевщины» в «тридцатилетнюю контрреволюцию». Николай I главной целью своего правления ставил консервацию существующего режима. Он беззаветно верил в пагубность человеческой свободы и самостоятельности общества. Считалось, что благоденствие страны могло быть обеспечено через жесткий порядок, контроль и регламентацию общественной жизни. В связи с этим во второй четверти XIX в. наблюдался процесс централизации и бюрократизации аппарата государственной власти. Существенно возросла роль собственно императора. Время Николая I вполне обоснованно считается «апогеем самодержавия».

Новые «этажи» государственного аппарата. В рамках николаевского режима характерные черты высшего общегосударственного учреждения приобрела личная канцелярия императора. Сотрудники II отделения Собственной его императорского величества канцелярии под общим руководством вновь востребованного в большую политику М. М. Сперанского Достаточно успешно занимались проблемами кодификации (упорядочения законодательства). Знаменитое III отделение являлось органом политического сыска и следствия. Голубые мундиры, в которые были облачены чины исполнительного органа III отделения — корпуса жандармов, являлись символом николаевской эпохи. Еще одним специфическим «этажом» государственной системы стали так называемые высшие комитеты. Эти секретные оперативные объединения из наиболее доверенных императору высших сановников занимались разработкой самых актуальных вопросов. Основное внимание было сконцентрировано на проблеме крепостного права (действовало в целом до десяти крестьянских комитетов).

Параллельно с возрастанием роли непосредственно императора, новых государственных структур падало значение основополагающих госучреждений Российской империи — Государственного совета, сената, министерств.

Крестьянский вопрос: отсутствие должных результатов. Во второй четверти XIX в. проблема крепостничества являлась предметом постоянного рассмотрения специальных комитетов, однако по-прежнему осталась нерешенной. Вместе с тем под руководством видного государственного деятеля П. Д. Киселева была разработана и в 1837 — 1841 гг. реализована программа реформирования государственной деревни. Образование Министерства государственных иму-ществ, местных органов управления, непосредственная практика обеспечения крестьян лесом, открытие школ, больниц, крестьянское переселение по причине малоземелья — все это дало положительные результаты. В то же время попытки властей подобными действиями изменить крепостническую ориентацию владельцев частных имений были безуспешными. В 1842 г. Николай I вынужден был принять «инициированный» помещиками указ об «обязанных крестьянах». Владельцы крепостных получили возможность предоставлять крестьянам личную свободу, оставляя всю землю в своей собственности. При этом не утратило силы и положение о «вольных хлебопашцах».

В 1844 — 1845 гг. в Беларуси и в 1847 — 1852 гг. на Правобережной Украине осуществлялась инвентарная реформа. В полном объеме она охватила только Киевское генерал-губернаторство. При составлении инвентарей (описаний помещичьих имений) устанавливались четкие нормы повинностей и фиксировались крестьянские наделы. Подобные ограничения эксплуатации крестьян диктовались желанием российских властей найти в их среде социальную опору в условиях определенной оппозиционности местных помещиков.

Социальные аспекты предреформенного периода. Политические мотивы инвентарной реформы не вписывались в целом в продворянскую социальную политику Николая I. Делалось все возможное для материальной поддержки владельцев имений (накануне отмены крепостного права помещики заложили в кредитных учреждениях до 65% своих крестьян и владений; задолженности составляли астрономическую сумму — 425,5 млн р.), а также для прекращения процесса «размывания» дворянского сословия чуждыми элементами. С этой целью в 1832 г. была сформирована полупривилегированная сословная группа «почетных граждан», а в 1845 г. резко повысилась планка чинов петровской «Табели о рангах», дававшей право на получение дворянства.

«Европейский жандарм». Волна революционных потрясений 30 — 40-х гг. на Западе закрепила консервативно-охранительные начала в европейской политике царизма. Попытки возрождения Священного союза, непосредственная борьба с революционным движением утвердили за ним образ «жандарма Европы». Если польское восстание 1830 — 1831 гг. и отсутствие должной поддержки со стороны союзников не позволили Николаю I осуществить ввод войск в пределы охваченных революциями Франции и Бельгии, то в 1849 г. он прибегнул к открытой интервенции с целью подавления революции в Венгрии. Ужаснувшие императора европейские революции 1848 — 1849 гг. привели к «мрачному семилетию» в самой России: до предела был ужесточен цензурный контроль, активизировалась тайная полиция.

«Восточный вопрос» (период успехов). Во второй четверти XIX в. особое место во внешней политике России занимал «восточный вопрос». Такое условное название получил трудноразрешимый блок международных проблем, обусловленных борьбой крупных держав за раздел сфер влияния на территориях, принадлежавших дряхлеющей Османской империи, и подъемом здесь национально-освободительного движения. Сталкиваясь непосредственно с Турцией, Россия стремилась обезопасить свои южные рубежи, распространить политическое влияние на ближневосточный и балканский регионы, а также установить контроль над черноморскими проливами. Победой в русско-турецкой войне 1828 — 1829 гг., использованием освободительного движения славянских и иных народов, дипломатическими маневрами царизм сумел значительно усилить свои позиции на Черном море и Балканах. Вместе с тем из-за обострения отношений с Англией и Францией России не удалось закрепить важные положения Ункяр-Искелесийско-го договора 1833 г., по которому Турция демонстрировала готовность закрыть Дарданеллы для военных судов западноевропейских стран.

«Восточный вопрос» (период просчетов и неудач). В начале 50-х гг. Николай I готовился нанести Турции («больному человеку», по определению императора) решительный удар. Однако оптимизм властей оказался ложным, поскольку основывался на неверной оценке расстановки сил на международной арене. Дипломатические просчеты обернулись политической изоляцией России и непосредственным участием в Восточной (Крымской) войне (1853 — 1856) Англии и Франции. Последняя началась с военных действий на Балканах и Кавказе как очередное российско-турецкое столкновение и ознаменовалась победой флота России под командованием П. С. Нахимова в сражении при Синопе в ноябре 1853 г. Однако уже в марте 1854 г. на стороне Порты выступили Англия и Франция, и ситуация изменилась. Основные военные действия второго периода Восточной войны развернулись в Крыму. Их кульминацией стала героическая одиннадцатимесячная оборона Севастополя. Английский и французский флоты пытались совершить ряд нападений на русские позиции на Балтике, в Черном и Белом морях и на Дальнем Востоке.

Россия оказалась не в состоянии противостоять передовым европейским государствам. Законсервировав страну на феодально-крепостническом уровне, самодержавная власть обрекла ее на экономическую, социальную, техническую и военную отсталость. По условиям заключенного в марте 1856 г. крайне тяжелого Парижского мирного договора России запрещалось иметь на Черном море флот, крепости и базы. «Крымская ловушка» существенно подорвала престиж Российской империи на международной арене.

Уваровский оптимизм и Чаадаевский пессимизм. Определяющим фактором общественного движения в 30 — 50-е гг. XIX в. стала острая полемика по проблеме российской самобытности. В ходе этой дискуссии по-прежнему остро звучали вопросы о самодержавной власти и крепостничестве. В начале 30-х гг. будущим министром народного просвещения С. С. Уваровым (1833 — 1849) были сформулированы положения теории «официальной народности», что позволило идеологически обосновать курс царизма на всемерное противостояние России «мятежному» Западу. Живительными источниками силы и могущества страны объявлялись «православие, самодержавие, народность» (понятие «народность» трактовалось как патриархальная самобытность населения). Предпринимались активные действия для внедрения этих постулатов в качестве основополагающих принципов литературы, искусства, науки, просвещения. В опубликованных в 1836 г. «Философических письмах» П. Я. Чаадаева в противовес официальной идеологии давалась весьма мрачная оценка исторического прошлого и настоящего России, крайне пессимистично обозначались ее перспективы. Основной причиной отрыва России от европейской традиции Чаадаев считал принятие Русью в свое время православия.

Единство противоположностей славянофильства и западничества. В конце 30-х — начале 40-х гг. в российском обществе сложились два оппозиционных течения — славянофилов и западников. Их объединяло и отрицание чаадаевских предсказаний плачевной участи России, и невосприятие законсервирован-ности николаевского режима. Представители обоих течений стояли на позициях отмены крепостного права и ограничения власти монарха. Споры между славянофилами и западниками касались главным образом различных подходов к оценкам прошлого и будущего России. Славянофилы (А. С. Хомяков, И. В. и • в- Киреевские, И. С. и К. С. Аксаковы, Ю. Ф. Самарин) идеализировали допетровскую Русь, усматривали ее самобытность в крестьянской общине, чуждой социальной вражды, и в огромной нравственной роли православной церкви. Они считали, что Россия должна восстановить традиционные устои жизни и развиваться по особому пути. Для западников (Т. Н. Грановский, В. П. Боткин, В. Ф. Корш, К. Д. Кавелин) идеалом был Петр I, осуществивший коренное реформирование страны; они выступали за европейский вариант развития.

Радикальные настроения. Западники и славянофилы отрицали революционные потрясения, но именно литературная полемика между ними во многом способствовала становлению революционного демократизма (А. И. Герцен, Н. П. Огарев, В. Г. Белинский). Деятельность в 1845 — 1849 гг. кружков петрашевцев (М. В. Буташевич-Петрашевский, Н. А. Момбел-ли, Н. С. Кашкин, С. Ф. Дуров, Н. А. Спешнев) приобщила российскую общественность к идеям социалистов-утопистов. В конце 40-х — начале 50-х гг. А. И. Герцен выдвинул теорию «русского» (общинного) социализма.

В целом деятельность «образованного меньшинства» представляла одну из самых ярких страниц истории предреформенной России.