Специфика восприятия и мышления в традиционной (архаической) культуре

 

Впервые вопрос об особенностях восприятия, познания и мышления в традиционных (архаических) культурах поднял Э. Тайлор в «Первобытной культуре»» Он провел аналогию между фантазией до-письменных народов и детей в цивилизованном обществе. Так, он утверждал, что детская кукла и идол первобытного человека — явления одного порядка. Они нужны, чтобы овеществить смутно существующие идеи о неких высших существах, так как мышление детей и первобытных народов предметно и не может объяснить существования этих идей без материальной помощи.
Помимо этой идеи, ставшей важнейшей при изучении мышления первобытных народов, с именем Тайлора связано создание методологических основ анализа первобытной культуры. Середина XIX в. — время господства классической науки, ориентированной на рационализм, исходящей из признания возможности достижения полного знания о мире. Поэтому ключевым в культуре считалось развитие разума, его способности познавать окружающий мир. В связи с этим именно мышление разных народов стало в первую очередь предметом исследований целой группы ученых.
Среди них особое значение имеют труды Л. Лсви-Брюля о первобытном мышлении. Ключевое понятие — «коллективные представления» — он заимствовал у Э. Дюркгейма. понимая под ним верования, нормы и ценности, получаемые человеком благодаря воспитанию, овладению культурой. Поэтому такие представления предполагают коллективного субъекта, которому свойственны черты, недоступные для понимания при изучении индивида как такового.
Разные культуры создают собственные коллективные представления. И законы, управляющие этими представлениями у архаических пародов, совсем не похожи на привычные нам законы логики. Их главное отличие - неотделенность мышления от эмоций, чувственного познания мира. Определяющим фактором коллективных пред< гавленпп первобытных культур является вера в с верх ье< ггет-венные силы и в возможность общения с ними. Люди не ищут рацио- нальных объяснений непонятным предметам и явлениям, а воспринимают мир в едином синкретическом комплексе представлений, образов и символов. Место законов логического мышления (тождества, непротиворечивости) занимает закон сопричастия, согласно которому предмет (человек, животное) может быть одновременно самим собой и чем-то другим. Так, человек первобытной культуры чувствует себя мистически единым со своим тотемом, со своим именем, со своей тенью. Как считал Леви-Брюль, в данном типе мышления не действовал один из главных современных законов логики — закон исключенного третьего. Поэтому он назвал первобытное мышление дологическим, оперирующим предпонятиями и преде вя-зямп.
Сразу же после выхода книга Лсви-Брюля была подвергнута разносторонней критике. Исследователи соглашались с тем, что в мышлении и познании представителей разных культур действительно существуют различия, но позволяет ли это говорить о качественно различных типах мышления у представителей разных цивилизаций? Так, известный американский этнолог Ф. Боас указывал на недопустимость формулирования выводов о логике мышления на основе традиционных верований и обычаев. А английский психолог Ф. Бартлет считал самой главной ошибкой Леви-Брюля сравнение мышления в примитивных обществах с эталоном научного мышления, так как повседневная жизнь современных народов тоже нередко демонстрирует нарушение логики мышления. Более того, то, что Леви-Брюль называл дологическим, мифологическим мышлением, есть неотъемлемая сторона кул муры вообще.
Весьма существенной деталью теории Леви-Брюля является то, что тин мышления, называемый им первобытным, составляет основу кул муры не только дописьменных традиционных обществ, но и Индии и Китая. Они также находятся на стадии дологического мышления, гак как не дошли в своем развитии до уровня дедуктивных естественных наук европейского образца. В них фундаментальную роль играют символы-образы, мифы, а не понятия. Бесспорно, что тип мышления, менталитет восточных культур отличается не только от европейского, но и от традиционного стиля мышления. Ему присуща созерцательная направленность, а не эмпирическая аналитическая деятельность.
Сравнительное изучение типов мышления на основе овладения логическими операциями было продолжено швейцарским психологом Ж. Пиаже. Вернувшись к идее Тайлора, он отстаивал положение о соответствии интеллектуального уровня представителей дописьменных культур уровню развития одиннадцатилетнего среднеевропейского школьника. В обоснование этих утверждений Пиаже сформулировал свое видение межкультурных различий в мышлении: человек традиционного общества не способен к абстрактному мышлению, подкрепив его различными данными о распространении конкретных понятий в традиционном обществе и результатами массовых экспериментально-психологических тестов, согласно которым ряд задач был неразрешим для тестируемых представителей архаических культур. Таким образом, мышление для Пиаже представляет собой способность решать задачи в абстрактно-понятийной форме. Соответственно, культуру он рассматривал как эволюцию механизма логических операций. Стадии в освоении логических операций иллюстрировались этапами развития ребенка европейской культуры: сенсомоторный интеллект (1,5—2 года), допонятийное мышление (2- 4 года), наглядное мышление (4-8 лет), конкретные операции (8— 12 лет), формальные операции (операции с понятиями) — с 12 лет.
Важнейшая методологическая ошибка Пиаже заключается в сведении процесса овладения культурой к освоению логических операций. В своих опытах он рассматривал лишь отношение «ребенок-операция с понятиями», большая часть культурных взаимодействий оставалась вне его поля зрения. Но ведь человеческая деятельность, мышление есть не только результат взаимодействия субъекта и абстрактных операций-структур. Мышление — прежде всего процесс, совершающийся между людьми, и результаты его имеют смысл только во взаимодействии людей, происходящем в конкретном историческом и этнокультурном контексте. Поэтому за рамками концепции Пиаже оставались и взаимодействие человека с природным и культурным окружением, и абсолютная приспособленность представителей этих культур к решению тех практических жизненных задач, которые возникали перед ними. Он также не учитывал, что его тесты ориентированы на стандартного европейца и не принимают во внимание особенности традиционного мышления и культуры. Такие неадаптированные тесты давали неадекватные результаты.
Многочисленные последователи Пиаже довели его ошибки до логического конца и окончательно подменили понятие «культура» понятием «интеллект», иод которым понимали умение решать тесты. Результаты этих тестов отождествлялись с уровнем развития культуры. Это по сути дела было не чем иным, как попыткой свести сложнейший вопрос к количественным показателям. А поскольку брались неадаптированные тесты, показатели европейцев и американцев оказались выше, чем, например, африканцев, не имевших письменности и никогда не ходивших в школу. Закономерно, что подобного рода исследования привели к оживлению расовых спекуляций, против которых Выступили такие известные антропологи, как Сераля, Кемпбелл, Херсковиц, Коул, Скрибнёр.
Работы этих ученых продолжали линию противников Леви-Брюля и Пиаже, среди которых важнейшее место принадлежит М._Мдд Она доказала, что анимистический образ мышления, т.е. вера в духовные существа, одушевление неодушевленного, детер- ценности каких-то народов. Можно говорить о равноправии западной и незападной стратегии получения объективного знания об окружающем мире: п та, и другая связаны с упорядочением, классификацией и систематизацией информации. А обнаруженное разнообразие в мышлении, познании и восприятии объясняется пеографо-климатическими условиями и разным уровнем сложности культурных систем.
Гак, с 1960-х гг. проводились опыты по оценке зрительного восприятия в разных культурах. Дело в том, что, хотя человечество имеет в своем распоряжении единый для всех цветовой спектр, каждая этническая культура конструирует с его помощью свой неповторимый цветовой образ мира. Впервые это было зафиксировано, когда исследователи обратили внимание, что у некоторых народов в языке нет терминов для обозначения некоторых цветов. Например, казахи одним словом обозначают голубое п зеленое. И соответствующий термин появился только после контакта С'другими культурами, имеющими такое разделение.
Исследования, проведенные западными специалистами, в частности В. Тернером, Р. Вудвортсом, М. Салингом, показали, что в формировании видения мира решающая роль отводится языку. В основе их исследований лежала гипотеза Сэпира-Уорфа о том, что язык, усваиваемый в детстве, определяет особый способ видения и структурирования мира. Он не просто средство выражения мыслей, а форма, от которой зависит образ наших мыслей. Образ мира, складывающийся в нашем сознании, организован и систематизирован прежде всего понятиями, а значит, языком. В силу этого образ мира, его восприятие различны у разных народов.
Применительно к восприятию цветов исследования показали, что в этнических культурах есть несколько слоев цветовых представлений и соответствующих им способов классификации цвета п языка. Основным принято считан, набор так называемых базовых, пли абстрактных, цветовых терминов, число которых в наиболее развитых языках и культурах может достигать одиннадцати. Это термины для белого, черного, красного, а затем уже зеленого, желтого, синего, коричневого, оранжевого; розового, фиолетового и серого цветов. Но появление этих абстрактных понятии — длительный н СЛОЖНЫЙ процесс выделения их из конкретно-образной системы цветообозначений, находящейся в непосредственной связи с реалиями традиционной культуры. Можно предполагать, что первоначальные цветовые представления неотделимы от окраски объектов природы и жизнедеятельности и выступают в качестве предметной ассоциации пли <• цветного" метафорического образа. Даже в развитых языках при описании цвета всегда реально сосуществуют и абстрактные, и конкретно-ассоциативные термины. Например, в русском языке, который, несомненно, принадлежит к числу обладающих наиболее полным набором абстрактных цветовых терминов, мы для уточнений часто пользуемся иеабст-рактнымн цветообозначенпями: определяя нужный оттенок Красного, мы скорее опишем его как «цвет спелой вишни», а не «холодный темно-красный». Что же касается традиционных обществ, то их лексика буквально изобилует конкретно-образными названиями цветов. Поэтому наличие или отсутствие термина для какого-то цвета в этих культурах связано не с физиологическими особенностями зрения, а с реалиями быта, жизнедеятельности в целом, наличием или отсутствием предметов соответствующих цветов.
Информация о конкретных цветообозначениях даст этнологам материал для изучения соответствующих культур. По этим терминам можно сделать вывод о хозяйственной направленности, структуре питания, домашних ремеслах, обрядности. Например, оттенки желтого цвета могут конкретизироваться разными народами по-разному: «только что сбитое масло» (ногайцы), «цвет недельного гусенка» (абазины).

Уже на стадии собирательства стало важным цветовосприятпе, позволявшее в числе прочих признаков выделить в природе съедобные и полезные растения, а по более тонким цветовым оттенкам определить фазы созревания и увядания плодов, фруктов и т.д. Первобытные охотники, так же как и арктические охотники сегодня, должны были прекрасно ориентироваться в сложных нюансах цветов — это было необходимо, чтобы, например, обнаружить в джунглях, в степи или среди снегов промысловое животное с покровительственным окрасом. Чем больше усложнялись хозяйственные занятия людей, тем большее количество цветовых оттенков им было необходимо различать. Поэтому среди конкретных цветовых терминов мы встречаем названия, происходящие от названий съедобных или дикорастущих растений, продуктов сельхозтруда и продуктов питания; окраса и масти домашних животных, а также животных и птиц, живущих рядом с человеком; названий природных веществ и растений, используемых для получения красителей; названий металлов, а также готовых тканей и материалов для изготовления одежды и предметов домашнего обихода.
Ряд исследователей также отмечают предпочтение ярких цветов в традиционном обществе. Считается, что это может быть связано с реакцией на избыток или недостаток того или иного цвета в природе и культурном окружении человека.
Подобные исследования проводились и но изучению восприятия формы в традиционной и современной культурах. Так, в 1960-х гг. проводились опыты по изучению подверженности зрительным иллюзиям. Людям предлагалось определить соразмерность отрезков и геометрических фигур. Обычно представители традиционных (архаических) культур допускали больше ошибок. Но, как считает М. Сегалл, эти ошибки связаны не с особенностями физиологического строения мозга, а с той природной и культурной ситуацией, в которой выросли эти люди. Представители европейской цивилизации живут в «прямоугольном мире» — нас окружают искусственные сооружения, обычно имеющие геометрические формы, наш взгляд
постоянно сталкивается с прямыми линиями, отрезками, поэтому нам легче заниматься их измерением и сравнением. Представители же традиционных культур, где бы они ни жили — в непроходимых джунглях, в пустыне или тундре, — сталкиваются с естественным ландшафтом, в котором практически нет прямых линий. Например, у жителей джунглей нет возможности увидеть даже линию горизонта — одну из немногих естественных природных прямых. Поэтому неудивительно, что эти люди делали ошибки в тестах, ведь они должны были решить задачу, не имевшую для них аналога в повседневной жизни.
Интересные исследования проводились по анализу координации движения в разных культурах. Сегодня считается, что она имеет биологические основания, но закрепляется социокультурно. Это обусловлено тем, что у каждого народа есть свои привычные движения, связанные с их хозяйственной деятельностью и образом жизни. Так, чукотский оленевод, которому необходимо быстро бегать, будет отличаться от русского крестьянина, который должен ходить за плугом и косить, или от кочевника, целые дни проводящего в седле. Это способствует развитию соответствующих групп мышц, а также тому, что одни и те же движения выполняются представителями разных народов с разной степенью легкости: привычное для японцев сидение на пятках практически невыполнимо для русского человека. Но если речь идет о научении новым двигательным стереотипам, то представители традиционных народов, в отличие от современных, демонстрируют феноменальные способности.
Широко известен случай, происшедший при строительстве американской авиабазы в Гренландии. В 1960-х гг. там шла работа по выравниванию взлетно-посадочной полосы, которую производил сверхмощный бульдозер. За его работой, стоя рядом, наблюдал эскимос. Когда бульдозерист вышел из кабины отдохнуть, он увидел, как эскимос сел за рычаги управления бульдозером и сразу начал работать, не делая ошибок. Это, очевидно, связано с умением владеть своим телом, необходимым для выживания в условиях естественного природного окружения.
М. Вобср ввел понятие сенсотипа, фиксирующего особенности мышления, мироощущения, общую направленность той или иной культуры и связанные с этим личностные характеристики. Так, в сенсотипе, свойственном ряду африканских культур, в ходе инкультурации определяющая роль принадлежит танцам, ритуалам, поэтому значительное место отводится тренировке владения телесными ОШУЩениЯМИ, умению вырабатывать двигательные стереотипы. В нашем же мире (мире европейской культуры) важно овладение визуальным восприятием, опосредованным письменными и устными языковыми формами, на первый план выходит необходимость ориентироваться в мире понятий, идей, идеальных образов. 11оэтому западный сенсотип называют символически-визуально коммуникативным, а африканский — музыкально-хореографическим. Но овладение этими сенсотипами происходит только при инкультурации. В человеческом организме заложены обе возможности, а какая из них станет реальностью, зависит от ситуации, от того, в каких условиях вырастает человек.
Таким образом, современные исследования показывают, что стиль и образ мышления в традиционной культуре ничем не хуже современного, он целиком определен социокультурной ситуацией, ориентирован на предметное решение жизненных ситуаций и конкретных проблем, стоящих перед человеком и обществом. —Особенно глубоко традиционное мышление изучил французский этнолог К. Леви-Строс. Он продемонстрировал логическую рациональность традиционного мышления, а также пришел к выводу, что -туземцы способны к совершению всех основных операций, которыми владеет цивилизованный человек. Но совершают их в особой форме.
В основе первобытного мышления, как и всякого другого, лежит требование порядка. Поэтому в нем даже мысленно все вещи должны быть на своем месте, иначе, считают туземцы, нарушается мировой порядок. С этим связана та щепетильность, с которой эти люди исполняют все обряды и ритуалы, необходимые в их понимании /тля сохранения этого порядка.
Сравнивая мышление современного и первобытного человека, Леви-Строс назвал первое научным, абстрактно-понятийным, а второе—магическим. II вопреки общепринятым представлениям, разница между наукой и магией совсем не 1"ак велика. У них одна цель — объяснение мира, обеспечение нормальной жизнедеятельности человека в нем, различие лишь в средствах достижения этой цели. Гак, наука постулирует всеобщий и полный детерминизм, магия же различает разные уровни бытия, только отдельные из которых допускают идею причинности. Наука полностью рационалистична, магия использует сверхъестественные связи между предметами и явлениями.
И хотя магия появилась в истории человечества намного раньше науки, мы не можем считать магическое мышление дебютом, ступе; пью к появлению науки. Магия формирует отчетливую систему представлений, независимую от науки, вполне адекватно объясняющую мир, пусть и с помощью отличных от научных ментальных операций*. Но если наука при этом задействует лишь одну сторону человеческого «я» — его рациональность, силы разума, то магия обращается также к чувствам, эмоциям, фантазии, воображению, интуиции — всем сторонам человеческой личности, поэтому она более соразмерна человеку, чем наука.
Следовательно, мы не должны противопоставлять магию и пауку, необходимо расположить их параллельно — как два способа познания, известных человечеству. О возможностях магического, точнее, мифологического познания мира свидетельствуют многочисленные факты полной приспособленности туземцев к окружающему миру, глубокие знания СВОЙСТВ растений и ЖИВОТНЫХ, замечательная способность ориентироваться на местности, недоступная европейцам с их рационалистическим умом.
Леви-Строс выделил несколько признаков первобытного мышления. Еще нет четкого обособления логической ОСИ общего — частного в качестве самостоятельной формы — понятия. Вместо них активно используются символы, которые являются промежуточными единицами между конкретно-чувственными образами и абстрактными понятиями. Мышление туземцев свободно от процесса проектирования, ОТ строгого подчинения средств цели. Они способны достигать результата совершенно неожиданными движениями, ориентируясь на совпадения. Это свойство мышления Леви-Строс назвал бриколажем.
Особенно важное значение в первобытном мышлении играет знак, символ. Будучи посредником между образом и понятием, он несет в себе их черты. Как и образ, он ОТНОСИТСЯ к области конкретного бытия, а как понятие — может замешать Другую вещь- Поэтому ученый действует посредством понятий, бри колер — знаков. Понятие стремится быть прозрачным для всех, знак же требует адресности. Леви-Строс назвал первобытное мышление неприрученной мыслью — системой ПОНЯТИЙ, вписанных внутрь образа.
Важной чертой первобытного мышления является анимизм — одушевление неодушевленного. И это вовсе не недостаток, напротив — такова специфика человеческой деятельности, носящей целс-полагающпй характер. Ведь стремление одушевить неодушевленное есть родовое качество человека, достаточно вспомнить миф о Пигмалионе. Человеческая практика связана с удвоением мира на материально-предметный и идеальный. С этого начинается человеческая культура. Так создается образ мира, без которого жизнь человека невозможна. Анимизм есть следствие специфики такого характера действий.
В детстве ребенок осваивает социальный тип жизнедеятельности, знакомится с духовной культурой своего народа через сказки, фольклор, веря при этом в чудеса. Затем играет в игры, в которых предметы вполне материальные превращаются в воображаемые (палка — лошадь, кукла —живая и т.д.), прекрасно при этом понимая, что палка остается палкой, а кукла — игрушкой. Но важно то, что предмет, оставаясь собой, предстает в то же время совершенно другим. Именно так формируется образное восприятие, способность понимать произведения искусства.
И в случае с ребенком, и в традиционном обществе мы имеем раздвоение на знак и значение. В определенном контексте функция предмета не зависит от свойств материального носителя, а имеет символическое, знаковое значение. 11меппо так палка превращается в лошадь у детей, а специально подготовленная скульптура — в тотем в архаической культуре. Таким образом, в традиционном обществе функционирует, а в современном обществе в детстве формируеп'я символический способ освоения мира, являющийся формой и основой абстрактного мышления.
И очень плохо, что. вырастая, мы забываем о том, что мы могли в детстве. Ведь процесс одушевления неодушевленного есть один из возможных способов преодоления отчуждения, гуманизации современного общества, в котором так сильна обратная тенденция — разо-душевления одушевленного, фетишизации вещей, где человек тоже становится бесчувственной вещью. I Iohtomv современному человеку было бы хорошо вспомнить детство или обратиться за опытом к традиционным культурам.

Пользуйтесь Поиском по сайту. Найдётся Всё по истории.
Добавить комментарий
Прокомментировать
  • bowtiesmilelaughingblushsmileyrelaxedsmirk
    heart_eyeskissing_heartkissing_closed_eyesflushedrelievedsatisfiedgrin
    winkstuck_out_tongue_winking_eyestuck_out_tongue_closed_eyesgrinningkissingstuck_out_tonguesleeping
    worriedfrowninganguishedopen_mouthgrimacingconfusedhushed
    expressionlessunamusedsweat_smilesweatdisappointed_relievedwearypensive
    disappointedconfoundedfearfulcold_sweatperseverecrysob
    joyastonishedscreamtired_faceangryragetriumph
    sleepyyummasksunglassesdizzy_faceimpsmiling_imp
    neutral_faceno_mouthinnocent
1+три=?