Францишек Скорина издал в Праге первую печатную белорусскую книгу

В предисловии к этой книге, которая называлась «Псалтирь», он писал: «Я, Францишек, Скоринин сын с Полоцка, в лекарских науках доктор, повелел Псалтиру тиснути... наперед ко чти и к похвале Богу в троице единому и пречистой его матери Марии... а потом к пожитку посполитого, доброго, наболей с тое причины, иже мя милостивый Бог с того языка на свет пустил».
Он оставил потомкам переведенные на близкий к народному язык библейские книги и тем самым ввел Беларусь в общеевропейскую цивилизованную семью.
Он остался в истории как белорусский и восточнославянский первопечатник.
Как наш первый писатель — прозаик и поэт, — служивший не элите или какомунибудь одному сословию, а всему народу.
Как гуманист, оставивший удивительно созвучное нашему времени завещание: «Тое чинити иным всем, что самому любо есть от иных всех. И того не чинити иным, чего сам не хочешь от иных мети. Такой закон природженый, написан есть в сердце единого каждого человека».
Как блестящий переводчик с нескольких древних и новых языков.
Как редактор и издатель, достигший величайшей гармонии слова и печатного искусства.
Как патриот, перу которого принадлежит самый возвышенный в белорусской истории, гениально простой гимн любви к Отечеству: «Понеже от прирожения звери, ходящие в пустыни, знають ямы своя; птици, летающие по воздуху, ведають гнезда своя; рыбы, плывающие по морю и в реках, чують вири своя; пчелы и тым подобная боронять ульев своих, — тако ж и люди, игде зродилися и ускормлены суть по Бозе, к тому месту великую ласку имають».
Как титан всего европейского Возрождения, который не только стал вровень со своими современниками Эразмом Роттердамским или Мартином Лютером, но в чемто и опередил их.
«Библия» Скорины вышла в свет раньше, чем немецкая «Библия» Лютера. Книга книг выдающегося полочанина стала первой печатной Библией у южно и восточнославянских народов. Она появилась почти на полвека раньше, чем польская Библия. «Псалтырь» Скорины на 47 лет опередил «Апостола» Ивана Федорова и Петра Мстиславца, первую датированную печатную книгу у русских.
Сын народа, живущего на европейском пограничье, он гениально соединил в своем творчестве традиции византийского Востока и латинского Запада.
Он украсил свои книги высокохудожественными гравюрами, по которым можно изучать тогдашнюю жизнь белорусов — быт, одежду, технику строительства. Смело отступая от канонов, он представил в «Библии» собственный портрет. Даже самого Бога читатели увидели без узаконенного церковными властями нимба.

За нарушение церковных правил издания «Библии» Скорину могли бы не менее тринадцати раз сжечь на костре как еретика. Главным же «преступлением» был сам ее перевод с той целью, чтобы вдохновленную Богом, но человеческую книгу мудрости имел возможность читать каждый.
Жизнь Скорины была наполнена путешествиями по Европе, взлетами к вершинам славы и горькими разочарованиями. В ней отразилась вся та бурная, авантюрная и возвышенная эпоха.
Он встречался с Лютером и дискутировал в Вильне со всемирно известным медиком и алхимиком Парацельсом. Был секретарем и придворным врачом виленского бискупа Яна. Приглашался на службу к последнему магистру Тевтонского ордена Альбрехту Бранденбургскому, который пожаловал ему дворянство. Принимал участие в создании Статута Великого Княжества Литовского 1529 года.
Стремясь распространить свет науки среди восточных соседей, он привез большую партию своих изданий в Москву, предложил местным светским и духовным властям наладить книгопечатанье и вместо благодарности увидел, как по приказу великого князя московского из его книг устроили громадный костер.
За долги брата кредиторы бросили Скорину в тюрьму, откуда его освободил сам великий князь Жигимонт Старый. В знак признания заслуг ученого полочанина перед государством монарх дал ему специальный привилей, где, в частности, говорилось: «Пусть никто, кроме нас самих или наследников наших, не имеет права привлекать его к суду и судить, какой бы ни была важной либо незначительной причина его вызова в суд... Пусть никто не отважится задерживать либо арестовывать его самого или его имущество под страхом сурового наказания... Предоставьте упомянутому доктору Францишку, которого мы приняли под свою опеку, возможность пользоваться и владеть перечисленными выше правами, льготами и привилегиями. Возбраняю кому бы то ни было вмешиваться в его дела, учинять ему любое насилие, принуждать к исполнению повинностей или городских служб наравне с другими жителями того города, который он сам изберет для жизни».
Таким городом после освобождения для Францишка Скорины стала Прага, где он и завершил свой земной путь, оставив после себя множество загадок.
Доселе точно неизвестно, ни когда он появился на свет, ни когда покинул его. Неизвестно, у кого он служил секретарем перед экзаменом на звание доктора медицины в Падуанском университете — у короля Дании или у господаря Дакии (Валахии). Неизвестно, кто создавал к его книгам гравюры. (Некоторые исследователи считают, что первопечатник был и выдающимся художником.) Ученые спорят о его вероисповедании, о времени поступления в Краковский университет, о том, кто же в действительности занимал у чешского короля должность садовника — Францишек Скорина или итальянец Франческо Бонафорде...
1990 год ЮНЕСКО объявило годом Скорины. Его 500летие отмечалось в Беларуси, в Литве и Латвии, в США и Австралии, в России и Польше — повсюду, где живут белорусы, где знают о подвиге нашего соотечественника. Именем Скорины назван центральный проспект столицы независимой Беларуси.