Как назывались в давние времена на Руси импортные восточные ткани

В русских письменных источниках XV века часто встречаются названия тканей, которые неизвестны современному читателю: «В Бедери же торг на кони, да на товар, да на камкы...» (Хожение за три моря, Троицкий список); «В том же граде делают камки и аксамиты со златом» (Хождение во Флоренцию). Последний памятник, созданный не позднее 1439 года, дает нам повод утверждать, что древнерусское название шелковой узорчатой ткани камка появляется в русских письменных источниках уже в XV- м веке.


А вот что писал русский историк Н. И. Костомаров о камке: «Эта шелковая материя в старину была самая употребительная и вообще отличалась плотностью и толщиною; чем толще камка, тем была ценнее. Почти всегда была узорчатая: чем больше узор, тем ценнее была материя. Узоры изображали листья, травы, деревья, цветы, горы, реки и т. п. Вообще, камка была раза в полтора дороже сукна и немного не вдвое дешевле бар¬хата» (Очерк торговли Московского государства в XVI- XVII столетиях. Санкт-Петербург, 1862 г.).


О происхождении этого слова существуют разные предположения. Так, И. Г. Добродомов считает источником слова камка китайский язык. Об этом же свидетельствуют и данные этнографов: «древнейшие сорта камки, дошедшие до нас на различных памятниках, принадлежат Китаю» (Иноземные ткани, в России бытовавшие до XVIII века, и их терминология. Клейн В. Издательство Оружейной палаты. Москва, 1925 г.).


Китайское по происхождению слово камка могло перейти в русский язык через персидский и тюркские; оно распространилось в русском языке в форме камка, хотя существовал дублет канфа (Добродомов И. Г. Этимология обско-угорского названия шелка, Таллинн, 1978. № 1).


В русских говорах Приазовья в районе города Мелитополя слово камка употребляется в значении «шелковистая морская трава, а также в словаре В. И. Даля зафиксировано значение - «род мха», характерное для причерноморских районов (Толковый сло¬варь живого великорусского языка).


Наряду с ранним заимствованием из греческого аксамитъ (плотный узорчатый бархат) и восточным камка в русском языке XV века отмечаем еще одно название шелка - шида, встречающееся в «Хожении» Афанасия Никитина в форме прилагательного шидянъ: «А Махтоум сидит на на золотой кровати, да теремъ над ним гаидянъ с маковицею золотою».


Слова шида и шидянъ встречаются, по данным исследователей, в русских памятниках начиная с XV века, так, у Афанасия Никитина оно фиксируется не позднее 1472 года.


О распространенности слова шида и его производного шидянъ можно судить по письменным памятникам разных жанров: путешествий, сказаний, деловой письменности.


Слово щелкъ (шолкъ), встречается в самых разных памятниках письменности уже с начала XIII века, а в «Хожении за три моря» встречаем слово шелкъ, употребленное как наименнование предмета торговли - ткани: «...торг на кони, да на товар, да на камкы, на шолкъ и на всякой иной товаръ».


Отметим, однако, что не всегда названия тканей выступают как наименнования предметов купли-продажи. Как Неизвестный Суздалец, так и Афанасий Никитин проявляют интерес к занятиям, ремеслу населения посещаемых ими городов.


В «Хождении во Флоренцию» автор сообщает, например, о производстве шелка: «В том же граде видел, черви шелковыя, и как той шолк емлють с них...». В другом месте он сообщает о занятиях монахов: «Старцев же в монастыре... рукоделие же их таково: златом и шолком шиют на плащаницах святые...».


В последних двух примерах слово шелк употреблено в значениях: 1 - волокно, вырабатываемое шелкопрядом, и 2 - нити шелка соответственно. В одном случае шелк - название ткани, в другом - волокна или шелковых нитей, но во всех случаях проявляется интерес к товару, которого нет на Руси, и который является предметом ввоза. У Н. И. Костомарова в «Очерках торговли Московского государства» можно найти интересную деталь, что шелк был исключительно достоянием казны, его выменивали у персиян: казне пуд обходился в 30 рублей, а перепродавался за 45 руб.; сученый шелк привозили не из Персии, а из Европы.


Именно с решением вопроса о том, откуда; начал ввозиться шелк на Русь, некоторые историки-лексикологи связывают проблему происхождения слова шелк, так как шелк ввозили в древнюю Русь главным образом с Востока, отсюда вероятнее всего и восточное происхождение слова.


Но если говорить о культурных причинах заимствования, то не следует игнорировать и теснейших связей древних славян с западной частью Малой Азии, где в VI I-VIII веках район Никеи был важнейшим районом разведения тутового дерева и культуры шелкопряда.


Известное уже около двух веков (судя по памятникам письменности), а в устной речи, возможно, и дольше, слово шелк в XV веке употребляется как вполне освоенное. Однако, как показывают исследования, в этот период еще продолжалась борьба лексем шида - шелк, это явление отмечено не только в «Хождении», но также и в памятниках деловой письменности Московского государства. Позднее, в памятниках XVI- XVII веков, термин шида уже не встречается.


Исчезновение слова шида из русской лексики объясняется, скорее всего, дублетными отношениями, сложившимися у слов шелк и шида, в XIV- XV вв., это говорит о том, что язык не до¬пускает излишеств. Слово шида оказалось в известном смысле лишним, поэтому победил его дублет шелк.


Если слово шелк было в XV- м веке достаточно широко освоенным и имело производные, то наименнование ткани киндакъ (канъ-дакъ), вероятно, настолько было малоизвестным, что переписчики «Хожения за три моря» испытывали трудности при воспроизведении этого слова «...а товаръ в нем все делають алачи да пестреди, да киндяки…» (в Троицком - канъдаки).


В Эттеровом списке вместо киндяки записано киндяди. А Троицкий список, как наиболее ранний, отразил форму канъдаки - с гласным «а», в таком случае вариант киндякъ можно считать бо¬лев поздним этапом в развитии фонетики и орфографии данного слова, поскольку он зафиксирован в более поздней редакции - в Летописной редакции Эттерова списка; и в самом позднем Списке Ундольского (XVII в.) отражена форма с «и» после «к».


Думается, что неслучайно Афанасий Никитин упоминает киндяки в одном ряду с «алачи да пестреди». Пестряди (пестреди) из пеньки были широко распространены на Руси с глубокой древности. Афанасий Никитин как купец, должно быть, хорошо разбирался в тканях, в их производстве и назначении. Полотняного переплетения хлопчатобумажная ткань была ему известна на Руси, и для ее наименнования он употребил привычное русское слово, но хлопчатобумажная ткань киндякъ, вероятно, чем-то отличалась от пестряди, для ее наименнования Афанасий Никитин использовал другое слово, определить происхождение которого оказалось затруднительным.


По мнению известного русского востоковеда-индолога И: П. Минаева, кандакча (или киндяк) - «бумажная набойчатая ткань, в древней Руси употреблявшаяся на подкладку одежды...», на тамильском киндак «род бумажной ткани» (Минаев И. П. Старая Индия, СПб., 1881).


Может быть, эта особенность ткани привлекла внимание купца, и он не назвал ее привычным словом пестрядь (она была не так выткана, не привычным на Руси полотняным переплетением), а в отличие от пестряди назвал эту ткань киндякъ, со слуха записав ее название в свой дневник. Кстати, киндяки отличались от других тканей не только переплетением нитей, но и характерными для них цветовыми тональностями. Если, например, кумачи были вишневыми, красными, зелеными (то есть имели окраску ярких тонов), то киндяки были голубыми и «таусинньши» (от персидского tausi - павлиний, т. е. темно-синий с вишневым отливом), «синевато-зелеными, синевато-лиловыми, светло-зелены¬ми, темно-зелеными, осиновыми» (Коткова Н. С. Кумач, 1975).


Существует также и сближение слова киндякъ с персидским гун-дики (грубая шерстяная ткань), что окончательно не решает вопроса.


Привлекая данные этнографии, можно вполне определенно говорить о киндяке как о бумажной ткани. На подкладке одной пелены в историческом музее сохранился киндяк, который имеет кирпичный цвет (1701 г.); результаты исследования ткани показали, что она чисто бумажная: окраска свидетельствует о том, что ткань окрашена после снятия со станка. Киндяк, который окрашивался в красный цвет, называли иногда кумачом. Киндяки встречались только одноцветные, без узоров.


Неслучайным является употребление слова алача в одном ряду с синонимом пестреди: «... а товар в нем все делают алачи, да пестреди». Алача (аладжа) большинством исследователей объясняется как «полосатая шелковая, возможно полушелковая ткань»; происхождение слова связывается либо с турецким и азербайджанским aladza (пестрая персидская бязь), либо с татарским и киргизским alaca (полосатая ткань, привозимая из Средней Азии) (Этимологический словарь русского языка, Фасмер М.). Это слово относится к числу тех, которые заимствовались русским языком неоднократно, и, возможно, не из одного, а из нескольких источников.


Рассмотренные здесь заимствованные слова - наименнования тканей - различны по источникам заимствования: аксамит и шида являются западноевропейскими, а камка, киндяк, шелк и алача - восточными, причем для последних передающей средой были тюркские языки. По времени заимствования данная лексика так¬же неоднородна: аксамит относится к числу унаследованных древнейших заимствований, фиксация этого слова документируется началом XII века, слово шелк известно с начала XIII века, а шида, алача, камка и киндяк отражены в памятниках отечественной письменности начиная с XV века.


Заимствованные слова этой группы, за исключением слова шида, пополнили словарный состав тогдашнего русского языка наименнованиями тканей, которые в XV- м веке были предметом ввоза на Русь и поэтому именновались терминами иноязычного происхождения.