Стокгольмский синдром Евгения Онегина

 

Инерция классиков или каток гениальности



Недавно пришлось познакомиться с перечнем психологических зависимостей. Подавляющее большинство носит имена литературных героев или произведений. Это сращение медицины и литературы произошло давно. Сколько уставших от милосердия писателей ушли от анатомических, почти патологоанатомических цинковых столов к литературным. И писали ведь не в стол. А для всех. Через бывшие препарирования в анатомических театрах. Булгаков, Чехов. Даже этих двоих достаточно, чтобы перевернуть внутренний мир человека. Некоторые психологические синдромы вписаны историей громких событий. Его называют синдром жертвы. Так, на третий день блокады школы, заложники Беслана уже любили своих палачей. Но это звучит оскорбительно. Есть у патологии красивое имя, ради него и появилась статья.

Этот синдром впервые был описан после террористического акта в Стокгольме, когда преступник стал жертвам дороже общественного мнения, здравого смысла, спокойной жизни. Заложники в складчину оплачивали ему адвоката и посещали в тюрьме. Неконтролируемая привязанность к объекту насилия считается патологией в медицине и нормой в религии. Между этими ножницами иногда живут читатели, сделавшие мир реальный, заложником мира внутреннего. А там - классики из школьной программы, навязчивые мотивы оперных шлягеров и тошнотворный запах сирени грязной весной. Жить по написанному, шаг влево, шаг вправо, металл. Как быть, если слова стали больше дыхания.

Парадигма слова по мостикам прошлого переходит в жизнь и ей остаётся. Последние десять лет события существуют лексическими и семантическими полями. Сообщение о событии стало важнее самого события. Шутки про непредсказуемое прошлое обрели реальность. В голове читателей - внутренний глобус истории, который можно приостановить, как летящий прозрачный лист сенсорного телефона. Динамичность мысли преобладает над статикой поступков. Самое время подойти поближе к классике, так ли она незыблема. Какая грань сегодня убережет маленькие человеческие реальности от монументализма гениальности.

Хода нет - ходи с бубей, советует карточная мудрость. Такими беспроигрышными бубями в русской классической литературе была тема любви. Без неё и искусства бы не было. Но до сих пор никто так и не ответил, релевантно и односложно, что же это такое. Может быть, это лечебная настойка ромашки от вечной ангины слов. Любовь - это вытяжка из культуры, ею созданная, растиражированная и вернувшаяся страхом перед собранием сочинений.


Первое испытание. От ссылки к ссылке.





Пушкина нет, а ссылки остались. Безопасные, даже в Сибирь. Не в Болдино, на сайт журнала "Вопросы литературы". Архив создан, но, видимо, не залит. Тогда мысль бежит к всезнайке Вики. Первый разделительный барьер прошлого и коллективного бессознательного на титульном листе премьерной публикации романа в стихах - "Евгенiй ОнЪгинъ". Графика текста говорит сама за себя. Это уже не "Евгений Онегин", с медлительной плавностью артикуляции. Между ними целая пропасть. Ремарка энциклопедии, описывающей год издания и его привязку к сюжету романа, улыбает реалиями сегодняшнего "даёшь реальность". Акцент Википедии, как обязательный штрих код на минном поле смыслов - время сюжета и реальности в романе совмещены.


Необходимо помнить, что Онегин писался в пику романтизму, почти как манифест перехода в реализм. Личностный конфликт "Пушкин - Ленский", скорее ассоциированная метафора этого перехода, и только потом сюжетная линия Онегин - Ленский.

Роману предшествовало два глобальных исторических события: война с Наполеоном и восстание декабристов. После катастроф такого уровня в обществе долгое время развиваются инерционные процессы закона больших чисел. Народ с одной стороны можно рассматривать как целое, спаянное патриотизмом, после победы над Наполеоном. А с другой, концентратом страха после расстрела свободолюбия декабристов.

Пушкин свою работу над романом называл подвигом.

Второе испытание классики. Конгруэнтность деталей сюжета, идущих через поколения.





Над наследием автора трудился не один институт и поколение литературоведов. Стиль Эзопа ограничивал возможности открытого текста, а исследователи автора знали, что Пушкин в черновых вариантах постоянно то менял, то возвращал версии рукописей. Ситуация, приблизительно похожа на авантюризм тестов на универсальность, в погоне сделать текст неловленым. Заботливые литературоведы, почти в каждом издании, нет-нет, да и отступали от первоначального канона, выпуская на свободу "опасные варианты". Это выражалось в многочисленных подстрочных комментариях, сносках, а иногда и в прямом вмешательстве в тело текста. Литературоведческие копья летели как осенние листья у ревнителей с обеих сторон, новаторов и консерваторов. Но автор об этих вариациях уже не знал. Так произведение отторгается от создателя, как всегда, благими намерениями.

Это, второе отличие реального романа и того, который существует.


Третье испытание классики. Билингвизм.





Автор Онегина был билингвистом. Первым родным для него стал французский, в силу дворянских привычек и воспитания. На уже сформировавшийся первый, упал русский, сказками, бытом, реалиями. Смешанная когнитивность могла быть синхронной в контекстной проницательности среди очень небольшого количества читателей и тогда, и потом. А это очень большой срез чистого континуума для человека вековой инерционной волной слов. А значит, есть целый не словесный, а только ментальный космос автора, где его мироощущение не пересекается с подавляющим большинством читателей, и там он один. Совсем один, как в анекдоте армянского радио. Это третий штрих расхождения времени эгрегора пушкинской поэзии и объективной реальности.


Роман писался около восьми лет (1823-1830). Но более занимательна картина его издания. Такой красивый рекламный ход поэтапности. Автор публиковал его главами, в течение семи лет. И как замечал он сам, каждая глава могла стать последней. Он сознательно размыкал время и не раз об этом говорил. Цельным, с этой точки зрения, роман назвать нельзя. Его писало десять Пушкиных. Между выходами глав, в судьбе произведения происходило два важных процесса. Активное ожидание и создание. Это очень отличается от творчества, когда писатель пишет втихаря. На нити желания "дочитать" к автору на огонёк могли залетать параллельные сюжетные линии, лирические отступления, идеи коллективного бессознательного, нейронная сеть по имени Евгений Онегин.

С чем было связано высказывание, что каждая глава может стать последней - с плохой оплатой, с невниманием зрителя, с потерей вдохновения или из-за страха. Если вжиться в образ, то может и на самом деле показаться, что это подвиг. Бояться и писать.

Уже ль та самая, Онегин?




Сюжет романа построен на зеркальной композиции двух откровенных писем. Одним из мазохистских наказаний, растянутым внутренней болью, является оскорблённое безответное чувство. Если оно существует отгороженно, в тиши идолопоклонничества, оно так и остается в пределах мира поклонника. Если инициация чувства произошла, как это было в романе, письмо написано, душа раскрыта, водно-солевой дисбаланс в виде слёз замкнул процесс на небо, - все развивается иначе. По законам жизни и эфира, безответность, компенсируя внешнюю пустоту силой желания, создает обратный мир грёз, через проекцию безответной волны.

Посещение библиотеки Онегина, чтение заметок, сделанных карандашом или ногтем на полях, прочитанных Онегиным книг, всегдашняя тоска о несбыточном, оставляет невидимые следы на всем, чем живет героиня. И продолжается до тех пор, пока предмет со всем своим миром не ляжет под ноги этой непреодолимой привязанности.

Если не знать сюжета, непредвзято посмотрев на финал романа, станет видно, что Онегин и Ларина не просто поменялись местами. Они поменялись друг другом. Ларина стала Онегиным, пришла на бал и снова влюбилась, но теперь уже в женскую проекцию Онегина.

Любовь, голодный зверь, всегда голодный. Поэтому, столько книг, войны и крови. Сегодня хорошо известно сколько и как она убивает. И плохих, и хороших. Ей все равно.

Но это не останавливает, ни плохих, ни хороших. Почти все, прямо или косвенно - её жертвы. Такой мировой Стокгольмский синдром.

А может, просто цветы ?


Пользуйтесь Поиском по сайту. Найдётся Всё по истории.
Добавить комментарий
Прокомментировать
  • bowtiesmilelaughingblushsmileyrelaxedsmirk
    heart_eyeskissing_heartkissing_closed_eyesflushedrelievedsatisfiedgrin
    winkstuck_out_tongue_winking_eyestuck_out_tongue_closed_eyesgrinningkissingstuck_out_tonguesleeping
    worriedfrowninganguishedopen_mouthgrimacingconfusedhushed
    expressionlessunamusedsweat_smilesweatdisappointed_relievedwearypensive
    disappointedconfoundedfearfulcold_sweatperseverecrysob
    joyastonishedscreamtired_faceangryragetriumph
    sleepyyummasksunglassesdizzy_faceimpsmiling_imp
    neutral_faceno_mouthinnocent
три+2=?