Эрудиты XVII —XVIII вв.
Перейдем к историографии XVII столетия. Конечно, делить историю какой бы то ни было науки, в частности историю исторической науки, по столетиям — довольно неудачный принцип. Но дело в том, что историография XVI! и начала XVIII в. отличается некоторыми характерными особенностями, которые позволяют рассматривать это время как особый период в ее развитии. XVII век, который начинается в истории науки с таких имен, как Галилей и Бэкон, и кончается Ньютоном, был веком быстрого развития точных наук. Конечно, своими корнями точные науки восходят еще к XVI в., может быть и дальше, но именно в XVII в. экономическое развитие Европы делает такие крупные шаги вперед, которые дают возможность установить твердые основы точных наук. Уже у гуманистов мы видели разрыв с богословским наследием, но у них авторитет античности подавлял самостоятельное исследование. Как бы важны ни были разрыв со средневековой теологией и обмирщение науки, которые мы отмечали у гуманистов, но это течение в основном было подражательным. В XVII же веке мы видим в Европе самостоятельный прогресс естествознания, который заложил основу для развития подлинной науки.
В XVII в. уже появляются первые ростки современной исторической науки как в отношении собирания материалов, так и в смысле попыток создания реалистической социологии, иногда включающей отдельные материалистические элементы. Тот эстетический налет, который гуманизм придал науке истории, украшая ее всякой риторикой, теперь отступает на задний план, и мы видим первые попытки создания истории как науки.
В развитии истории как науки в XVII в. надо различить две линии, которые в этот период выступают еще совершенно раздельно. Это, во-первых, собирание и критика исторического материала. Гуманисты оперировали с чрезвычайно незначительным кругом источников, и критический подход к этим источникам у них был развит еще очень слабо. Зачатки критики мы встречали у Бьондо, у Баллы, но в основном данные источников, а тем более античных писателей, принимались на веру, без критики. В «Магдебургских центуриях», и особенно у Барония, мы видели несколько более глубокое изучение источников, но все же и им еще очень далеко до критического освоения огромного наследия источников средних веков. Первым же условием для научной разработки истории являются собирание, издание и критика источников. Эти три момента выступают нераздельно. Собирание связано с критикой и изданием этих источников. И действительно, XVII век дал нам огромные собрания источников, которые еще не вполне изучены до последнего времени. XVII век в этом отношении, действительно, обозначает огромный шаг вперед по сравнению с предыдущим временем.
В это время делают большие успехи вспомогательные дисциплины— хронология, палеография, дипломатика, эпиграфика, лексикография, филология. В связи с этим намечается и новый способ изложения истории. Гуманисты ставили на первый план занимательность, или поучительность, изложения. Поэтому у них часто встречаются неточности. Они редко цитируют источники, подчас скрывают их, дополняют своими домыслами. Цитирование подлинных документов как средство доказательства впервые начало применяться в церковной полемике XVI в. В XVII в. оно переходит в труды ученых эрудитов.
Но это лишь одна сторона развития истории как науки. Есть еще другая сторона, на которую надо обратить внимание и которая также характерна для XVII в.,— попытки научного изучения истории, стремление вывести общие законы исторического развития, создать основы социологии. Мы встречаем такого рода попытки у античных писателей, мы видели ее, правда в эмбриональном виде, и у Бодена. Успехи естествознания в XVII в. заставляют историков, политиков и философов XVII в. еще усиленнее выявлять законы исторического развития. Мы в дальнейшем рассмотрим эти попытки, основывавшиеся главным образом на рационалистических схемах. Сколь бы'ни были они несовершенны и неудачны, все же они представляют важнейший шаг по пути развития научного исторического мышления.
Перед нами стоят сейчас две задачи. Во-первых, рассмотреть, как накоплялся исторический материал, как критически собирались и издавались источники и, во-вторых, как развивалась социологическая мысль в XVII в.
Начнем с первой из этих задач. Здесь приходится отметить деятельность крупных организаций, из которых большинство имело церковный характер. Важнейшей из этих организаций был Орден бенедиктинцев. Бенедиктинские монастыри — самые старые монастыри в Европе. В XVII в. бенедиктинские монастыри во Франции развивают совершенно исключительную по своим размерам работу по собиранию и изданию источников. В этом отношении бенедиктинцы находились в особо благоприятных условиях.
Прежде всего бенедиктинские монастыри являлись неисчерпаемой сокровищницей источников по истории средневековья. Они располагали огромным количеством разных грамот, записей разных сделок, дарений. Все эти подлинные грамоты или списки с них хранились в монастырских архивах и библиотеках в огромном количестве. Надо отметить и еще один важный момент — то, что научная традиция, конечно в понимании той эпохи, существовала у бенедиктинцев давно. Уже в уставе Бенедикта — основателя ордена — мы видим наставление монахам о том, как они должны проводить время, какие часы должны отдаваться физическому труду, какие — чтению. Специально были отведены часы, когда все монахи должны были слушать чтение. Были другие часы, в течение которых чтение должно было производиться про себя. Особенно рекомендовалось чтение в дни великого поста. Каждый монах должен был брать из библиотеки одну-две книги и читать, а специальников, которую многие ставили им в заслугу, то в большинстве случаев эта критика чрезвычайно неглубокая к заключается она в одном, правда важном, моменте — в стремлении отличить подлинный документ от подложного, установить наиболее древнюю традицию и указать место и время происхождения того или другого памятника. Что касается тех выводов, которые мавристы делали из изучения источников, то эти выводы обычно крайне наивны и сводятся к тому, что исторической истине соответствует то, что содержится в наиболее древних и подлинных памятниках, хотя бы в них были приведены малоправдоподобные факты. Критика источников у мавристов — чисто формальная, связь между фактами —лишь внешняя, хронологическая и генеалогическая. Те или другие факты сопоставляются с фактами из других источников. Если имеются расхождения в месте и времени, то разбирается вопрос, какая версия является более правдоподобной. Дальше этого критика не идет. Главное же—всегда нужно помнить, что мы имеем дело с людьми духовного звания, которые занимались исторической наукой в целях укрепления и восхваления своего ордена. Поэтому легенды и рассказы о чудесах, все то, что отбрасывали гуманисты, в писаниях мавристов восстанавливается. Если источник опирается иа памятник, достоверность которого засвидетельствована, если житие данного святого не находится в противоречии с хронологическими указаниями, имеющимися в других памятниках, если это подлинник, то все, что там написано, принимается на веру, без всякой критики по существу.
Почему именно представители католической церкви взялись в XVII в. за такое изучение источников? Дело в том, что полемика, которая в то время велась между протестантами и католиками, а отчасти и между различными течениями в самом католичестве, вызывала необходимость в ссылках, по возможности точных, на подлинные документы. Все стремились уличить противников в том, что для доказательства своих воззрений они пользуются поддельными или позднейшими документами. Материал для такого рода полемики, для отстаивания истины католической веры и должны были собрать моиахи-эруднты. Строить здание исторической концепции мавристы не умели, они только собирали материал, причем материал, ими собранный, в большей степени был использован их врагами, чем их сторонниками.
Говоря о мавристах, нужно прежде всего назвать имя Жана Ма-бильона (1632—1707), который с 1664 г, работал в библиотеке и архиве Сен-Жерменского монастыря.
Главная «историческая» работа Мабильона — это «Жития святых Ордена святого Бенедикта»1, начатая изданием в 1668 г. и законченная в 170) г. Затем Мабильон начал другое издание — «Анналы Ордена св. Бенедикта» (1703—1739). Эта работа была доведена им до 1157 г., а два последних тома были закончены уже другими бенедиктинцами. В ней изложена не только история Ордена св. Бенедикта, но также и общая церковная история.
По мнению Фютера г, «Анналы» представляют собой шедевр новой эрудиции, где Мабильон обнаруживает превосходное знание источников и литературы предмета, большую обдуманность каждого суждения и особенную осторожность в вопросах хронологии. Фютер утверждает далее, что Мабильон обнаруживает большую самостоятельность в мнениях, не заботится о церковной традиции и о репутации ордена и хотя не избегает полемики, но всегда ведет ее в сдержанном тоне. С этой характеристикой нельзя согласиться.
В Мабильоне сильно сказывается монах и бенедиктинец. Он проникнут монастырскими идеалами, доверчиво повторяет рассказы о чудесах, не всегда отличая достоверные источники от недостоверных. Его работа представляет собой тщательно подобранное с точки зрения подлинности собрание материалов по истории ордена. Но никакогр исторического анализа и обобщения мы в ней не найдем. Мабильон воспроизводит все, что идет из подлинных источников и не представляется неправдоподобным с точки зрения хронологии и географии. Но материал его не систематизирован и расположен в чисто хронологическом порядке. В работе хорошо дано изложение внешней истории ордена, но мы не найдем здесь ничего о его внутренней истории и о роли ордена в истории католической церкви.
Кроме Мабильона Конгрегация св. Мавра дала еще ряд крупных собирателей и издателей материала н эруднтских работ такого же типа.
Из них надо отметить огромную—15 томов — работу «Христианская Галлия»3, которая содержит изложение истории французской церкви по отдельным епархиям.
Затем надо указать на другую многотомную работу (всего свыше 40 томов), которая была начата изданием в 1713 г. Это «Литературная история Франции» в которой даны материалы не только по истории литературы в тесном смысле этого слова, но также и по истории философии и историографии. Это издание продолжалось и в XIX в. при участии таких ученых, как Ренан, Гастон Пари и др.
«Литературная история Франции» содержит огромный материал по истории французской культуры, расположенный в хронологическом порядке. В первых томах этой работы, однако, почти отсутствует историческая перспектива. О слабости критического подхода к материалу в этой работе можно судить по такому любопытному примеру. Сообщая о друидах— древних галльских жрецах, о которых известно чрезвычайно мало, авторы работы пишут, что друиды образовали корпорацию, которая включала всех ученых людей, какие были тогда в Галлии, т. е. говорят о друидах так, как можно было бы говорить об ученых обществах XVII—XVIП вв. Тем не менее как собрание источников «Литературная история Франции» представляет большой интерес.
Необходимо сказать несколько слов о знаменитом сочинении мав-риста Мартина Буке, которое не потеряло своего значения до настоящего времени. Это «Собрание историков Галлии и Франции»5. Первые 8 томов этого издания были собраны и изданы Буке.
Работа Буке содержит ряд известий, касающихся истории Галлии и Франции. Здесь приводятся латинские и греческие источники, имеется ряд эпиграфических данных, очень важных для истории местных названий Галлии; даются выдержки из Полибия; целиком включены «Записки о галльской войне» Цезаря. Кроме того, в этой работе была сделана попытка известной хронологической обработки собранных источников. В ней не только приводятся тексты авторов, но имеется также и индекс, в котором события со ссылками на соответствующие источники расположены в хронологическом порядке (параллельно на французском и латинском языках). Таким образом, труд Буке — это издание источников, которое одновременно является справочником. Однако никаких попыток установить какую-нибудь внутреннюю связь между событиями, подобрать материал в определенном разрезе здесь нет. Это сочинение представляет большую ценность, как одно из первых собраний источников.
Бенедиктинцы из Конгрегации св. Мавра издали также ряд работ по истории отдельных французских провинций. Перечислять их было бы очень долго.
Другим большим ученым обществом, которое издавало исторические работы и которое конкурировало с Конгрегацией св. Мавра, было иезуитское общество. Иезуиты создали свою собственную историческую науку в интересах ордена. При этом они здесь шли на значительные уступки духу времени.
Надо сказать, что в XVII в. наряду с первыми шагами в развитии естествознания и точных наук наблюдается своеобразное явление в области философской, именно крайнее развитие скептицизма, связанное с тем, что старые научные и религиозные авторитеты потеряли свое значение и те основы, на которых зиждилась не только схоластическая наука более ранних веков, но и гуманистическая наука, пошатнулись. В то же время не окрепли еще и точные науки, основанные на наблюдении и опыте. Это привело к гиперкритицизму, которым прониклись некоторые философы XVII в. Наиболее ярким представителем этого критицизма был Мишель Монтэнь, который никогда не забывал подчеркнуть условность и несовершенство всякого знания и любил повторять известный афоризм Сократа: «Я знаю только то, что я ничего не знаю».
Под модным в это время флагом гиперкритицизма и скептицизма развивается и деятельность иезуитов в области истории. Однако под видом кажущегося критицизма иезуиты старались проводить свои собственные взгляды и весьма реакционные идеи. Но их критицизм и скептицизм принес известную пользу, так как заставил их заново пересмотреть ряд приемов исторической критики.
Иезуиты основали свое ученое общество в Париже. Их центром была Клермонская коллегия, где они собрали огромную библиотеку рукописей, особенно из Меца и окрестных монастырей, из Реймса и даже из Корби, фонд которого перешел в библиотеку бенедиктинского монастыря Сен-Жермен де Прэ. Возникает вопрос, откуда взялись у них эти старинные рукописи. Ведь иезуиты появились во Франции только с середины XVI в. Дело в том, что часто они брали взаймы рукописи бенедиктинцев и не возвращали их.
Другим важным центром иезуитской учёности был в XVII в. Антверпен. После нидерландской революции Антверпен оказался в числе тех областей, которые остались за Испанией и где особенно широко развилась католическая реакция. Здесь учреждается ряд монастырей и католических конгрегацнй, и католическая наука, в частности иезуитская, здесь достигает своего наивысшего развития. В Антверпене стало выходить издание «Жития, или деятельность святых, сколько их почитается во всем мире» («Acta Sanctorum») — общее собрание всех житий святых. Это издание было начато иезуитом Жаном Болландом (1596— 1665) в 1643 г. Оно было прервано в 1794 г., когда Бельгия и Голландия были захвачены революционной Францией, и, возобновленное в 1837 г. в Брюсселе, продолжается иезуитами до настоящего времени.
Общество иезуитов, созданное для подготовки этого издания, по имени Болланда получило название «общество болландистов». Оно получало материал таким же образом, как и парижские иезуиты. Кроме того, ведя обширную переписку, они получали факсимиле рукописей из разных монастырей других стран.
Издание «Acta Sanctorum» преследовало определенную цель: под видом совершенно точного издания источников, под видом их исторической критики, даже критики скептического характера, провести и защитить культ святых. Болландисты собрали все материалы, которые относились к житиям святых, подвергли их тщательной исторической критике и печатали, представляя их читателям не как легенды, какими они являлись в действительности, но как нечто проверенное научной исторической критикой. Что касается «бесспорно» святых, то самые невероятные вещи об их чудесах приводились в этом издании как историческая истина, которая будто бы подтверждена точным историческим исследованием и сличением источников.
Все святые расположены в этом издании в определенном порядке, но не в хронологическом, как у Мабильона, в его издании житий святых бенедиктинского ордена, а в порядке месяцев и дней, в которые праздновалась память этих святых. Каждому месяцу посвящено два тома. Конечно, этим «Житиям» нельзя придавать значения научного труда, продиктованного стремлением к истине. Тем не менее они представляют ценный исторический источник. В житиях святых имеется ряд важных подробностей, которые часто бывает очень трудно установить по другим источникам. Это предприятие болландистов дало начало очень важным критическим изысканиям. Для того чтобы правильно прочитать то или иное житие, необходимо было провести большую палеографическую работу, произвести сличение рукописей, выделить вставки, сравнить с другими источниками. Все это заставляло болландистов прибегать к различным новым приемам исторической критики. В этом отношении иезуиты шли навстречу духу времени и иногда даже хватали через край в своей исторической критике, чтобы придать больше достоверности тем выводам, которые они получали.
Помощником, а затем преемником Болланда в этих изданиях был Даниэль Папеброш, или Папенбрук. В 1675 г. он выпустил второй том житий святых, которые празднуются в апреле, предпослав ему критическое введение, представляющее для нас особый интерес. Оно озаглавлено так: «Антикварное введение относительно различения подлинного и подложного в старинных пергаментах».
Изучая жития святых, особенно святых франкской эпохи, Папеброш встретился с различными грамотами, главным образом касающимися всякого рода дарений, и, сличив все эти грамоты, он пришел к выводу, что почти все грамоты меровингской эпохи являются подложными. Большая часть этих грамот находилась в руках бенедиктинских монастырей, и у Папеброша было лишь незначительное число подлинных грамот, но много списков и факсимиле, которые не совсем точно воспроизводили характер этих грамот. При сопоставлении этих грамот он пришел к выводу, что все притязания бенедиктинцев на различное имущество и привилегии являются необоснованными. Тут, несомненно, сказалось соперничество иезуитов с бенедиктинцами, хотя Папеброш говорит, что им руководило в данном случае только стремление выявить историческую истину. По мнению Папеброша, от VII в. не сохранилось ни одного подлинного диплома. Он высказывает предположение, что, чем древнее диплом, тем больше оснований думать, что этот диплом подложный.
Конгрегация св. Мавра поручила Мабильону составить возражение Папеброшу, и Мабильон блестяще выполнил это поручение. Он создал новую науку — дипломатику. В 1681 г. вышла его знаменитая работа — «Шесть книг о дипломатике»6, где он с большим знанием дела устанавливает, по каким признакам можно в действительности выяснить подлинность той или иной грамоты. Мабильон в этой работе в сущности дал полный очерк этой вспомогательной дисциплины, все способы, с помощью которых можно отличить подлинный диплом от подложного. Он попытался в этой книге дать основы научной палеографии, в частности историю отдельных шрифтов, которые имеются в старинных книгах и грамотах. Правда, он наделал много грубых ошибок, так как не всегда мог точно определить происхождение тех или других грамот и шрифтов. Его теория о национальных шрифтах, которые будто бы были принесены отдельными варварскими племенами в Римскую империю, не выдерживает критики, но все же основы новой науки дипломатики были им заложены.
Надо сказать, что Мабнльон при написании этой книги использовал огромный материал. Ему помог ряд крупных ученых-эрудитов того времени, в том числе знаменитый Дюканж, о котором речь будет впереди.
Работа Мабильона получила признание даже со стороны иезуитов. Папеброш вынужден был заявить, что теперь он вполне убедился в своей неправоте. Однако работа Мабильона не прекратила гиперкритических нападок отдельных иезуитских ученых на те грамоты, которыми пользовались бенедиктинцы.
В качестве примера такой гиперкритики представляет известный интерес работа иезуита Ардуэна (1646—1709), вышедшая в 1693 г. и отчасти посвященная нумизматике. В этой работе он, между прочим, разбирает и общую проблему достоверности сообщений античных писателей. Он пришел к парадоксальным выводам, объявив подложной всю античную традицию. Исключение составляют Цицерон, Плиний старший, отчасти Вергилий и Гораций, а из греческих писателей подлинными являются только Гомер и Геродот. Акты соборов —тоже сплошная фальшивка, как и писания отцов церкви; «Новый Завет» написан сначала по-латыни и лишь потом переведен на греческий язык. Все документы, написанные на англосаксонском языке,— сплошная фальшивка, да и самый англосаксонский язык поддельный, он никогда не существовал. Все это, как утверждает Ардуэн, состряпали бенедиктинцы для возвеличения своего ордена.
В 1704 г. другой иезунт — Жермон вновь подверг критике всю традицию, которая основывалась на грамотах. Он объявил, что вся рукописная традиция может быть и подлинная, но испорчена переписчиками, которые так исказили все рукописи, имеющиеся в распоряжении ученых, что пользоваться ими невозможно. Критика Жермона, несомненно, страдает чрезмерным преувеличением и уводит читателя в сторону от исторической истины. При всем том, однако, в процессе развития даже такой гиперкритики вырабатывались основы здорового скепсиса, необходимого и для правильной научной исторической критики.
Из работ эрудктов-иезуитов следует указать еще работу Дионисия Петавиуса, или, иначе, Дени Пето (1583—1658), «О науке хронологии»7, опубликованную в 1628 г. Пето заложил в ней основы практической хронологии, в значительной степени основываясь на предшествующих работах. Он подвергает анализу те системы летоисчисления, которые существовали в древние времена и в средние века, разбирает реформу календаря, произведенную в XVI в., и значительную часть своего труда посвящает вопросу о вычислении Пасхи, которое играет в католическом календаре очень важную роль.
Пето сделал чрезвычайно много для выяснения различных систем календаря, но до научности его работе очень далеко. Достаточно указать на то, что он отрицает теорию Коперника. Его работа представляет своего рода иезуитскую подделку под научность, хотя она дает много материала для понимания старинных способов летоисчисления и для практического установления дат.
Рассмотренных нами ученых XVII в. следует назвать не столько историками, сколько эрудитами. Их работы поражают нас своими огромными размерами.
Нередко у буржуазных историков нашего времени можно встретить утверждение, что как раз в то время, когда работали эрудиты, были заложены основы современной научной истории. Я думаю, что это заявление можно принять лишь с очень большими оговорками. Ни о какой научной истории в этих многотомных трудах говорить не приходится. Мы здесь имеем лишь попытки систематизации огромного рукописного материала — главным образом хроник, отчасти подлинных документов,— который остался от средневековья. Собрать этот материал, подвергнуть его критике и издать было, конечно, большой заслугой. Но мы не должны забывать, что все это делалось с определенной целью, с определенной тенденцией. Материал подбирался и систематизировался для того, чтобы доказать правоту католического учения с целью защиты его от нападок протестантов. Не менее важной задачей церковных эрудитов была защита католической религии и церкви от свободомыслия, которое в XVII в. стало расти в связи с развитием естествознания и попытками применить методы естествознания к истории и политике. Словом, эта гигантская собирательная работа эрудитов делалась, как было уже отмечено, «для возвеличения славы господа бога», а отнюдь не с чисто научными целями, как считают теперь буржуазные историки.
Когда Мабильону говорили, что открываемые им материалы и хроники противоречат интересам церкви, то он будто бы отвечал: «Я забочусь только об интересах науки, а ваше дело — заботиться об интересах церкви». Эта лицемерная фраза в устах бенедиктинца, очевидно, была продиктована лишь стремлением прикрыть свои истинные цели заботами якобы о научной истине. Это была защитная окраска, которой хотели обмануть врагов и которая нередко вводит в заблуждение еще и в наши дни даже добросовестных исследователей. Мы уже отмечали, что критика источников у церковных эрудитов XVII в. носила чисто формальный характер. Но в области формальной критики они, действительно, сделали много. Мы видели, что потребности прочтения, датировки и определения подлинности источников при их подготовке к печати положили начало таким вспомогательным дисциплинам, как палеография и хронология. Конгрегация св. Мавра продолжала работу по дипломатике, начатую Мабильоном. Вслед за работой Мабильона «О дипломатике» мавристы подготовили ряд других сочинений на эту тему. Из них наиболее известной является большая шеститомная работа — «Новый трактат о дипломатике»3, написанный двумя бенедиктинскими мснахами — Тассеном и Тустеном (1750—1765). Авторы ее проделали очень большую систематизаторскую работу, развили и исправили многие положения Мабильона, а также сделали попытку дать новое построение палеографии. Они отвергли ряд ошибочных утверждений Мабильона относительно палеографии, в частности его мнение о том, что каждое новое варварское племя, поселявшееся на территории Римской империи, приносило с собой новый шрифт, и встали в этом вопросе на точку зрения гениального дилетанта Маффеи, который еще раньше критиковал это неверное положение Мабильона.
Надо сказать, что написание этого трактата, как и работа Мабильона, направленная против Папеброша, было вызвано отчасти полемическими целями. Тассен и Тустен стремились в этой работе защитить старинные документы, находившиеся во владении бенедиктинцев, от гиперкритических нападок полемического характера со стороны иезуитов. Целью этого труда, как говорят сами авторы, было подвести твердый фундамент под исторические исследования и подорвать современный скептицизм, крайнее недоверие к старинным документам, которое, особенно в работах Ардуэна и других иезуитов, достигло чрезмерных масштабов.
Этот «Новый трактат о дипломатике», в котором, несомненно, имеются элементы серьезного научного подхода к критике источников, способствовал дальнейшему развитию дипломатики.
Следует указать и на некоторые работы такого же характера, как и работы бенедиктинцев и иезуитов, но вышедшие из других обществ и ученых ассоциаций. Одним из очень интересных моментов в истории французской культуры того времени было возникновение такого своеобразного религиозно-философского общества, каким был «Port Royal», ставший с конца 20-х годов XVII в. одним из центров янсенизма.
Янсений (1585—1638) — нидерландский богослов, который старался провести в католичестве линию, примиряющую его с протестантством, в частности с основной идеей кальвинизма — с идеей об абсолютном предопределении. Его взгляды нашли отклик во Франции, где его последователи создали в женском монастыре «Port Royal» центр религиозной пропаганды и ученой деятельности. При этом монастыре создалось особого рода общежитие для ученых, и самый монастырь из религиозного учреждения превратился почти в ученый салон. В этом общежитии жил ряд крупных ученых, в том числе знаменитый философ Паскаль, сестра которого была одной из монахинь «Port Royal». Обитатели этого монастыря не принимали никаких определенных монашеских обетов. Они разрабатывали различные вопросы богословия и философии. Здесь была их школа с особыми, новыми методами преподавания. Отсюда вышел ряд крупных научных философских и исторических работ.
«Port Royal» подвергся преследованиям со стороны иезуитов, с которыми это своеобразное полумонашеское ученое общество находилось в ожесточенной полемике. В 1653 г. папа запретил изложение учения янсенистов, а затем в 1709 г. «Port Royal» был закрыт и разгромлен королем Людовиком XIV по наущению иезуитов. Монахини были разогнаны, и даже здание, в котором жили ученые, было разрушено.
Это «ученое общество» тоже издало ряд интересных работ эрудит-ского характера. Среди них на первом месте стоят работы Луи-Себастья-на Тилемона по истории церкви и по истории Римской империи. Тиле-мон (1637— 1698) первоначально предполагал написать историю первых шести веков христианской церкви с целью выяснить, какой строй существовал в первые века в христианской церкви, так как вокруг этого вопроса всегда велось много споров. Но затем он увидел, что историю церкви нельзя отделить от истории Римской империи, и начал также писать и историю империи. В результате получились две работы: «История императоров и других государей, которые царствовали в течение 6 первых столетий церкви» и «Записки по истории церкви 6 первых столетий»9. Кроме того, у Тилемона есть еще ряд других работ.
Чтобы дать представление о трудолюбии Тилемона, достаточно заметить, что только одна из этих работ состоит из 16 томов in quarto. Но при всем том эта работа представляет преимущественно лишь собрание и более или менее систематическое изложение материала.
Тилемон еще меньше историк, чем Мабильон. Единственная его цель — возможно более тщательно, возможно более дословно воспроизвести источник. Где только можно, он говорит словами источника. Мы часто видим у него простой (точный) пересказ источника; в тех случаях, когда он по-своему излагает источник, он это специально оговаривает. На полях имеются ссылки и выдержки из источников, чтобы можно было обратиться непосредственно к ним. Если Тилемон в свою работу вводит какие-нибудь собственные слова, то он часто выделяет их скобками. К пропускам и изменениям он прибегает лишь тогда, когда античные авторы слишком расходятся с ханжеским целомудрием янсенизма, которое они восприняли от кальвинистов. Тилемон использовал исключительно источники повествовательного характера; документы, надписи, монеты им не использованы, зато он дает почти дословный пересказ хроник. Никакого своего мнения у Тилемона мы не видим, никаких своих исторических взглядов он не проводит. Правда, некоторые критики находят, что это очень хорошо, потому что в тех немногочисленных случаях, когда Тилемон пробует высказать свои взгляды, они оказываются до такой степени наивными, что от отсутствия их книга ничего не потеряла бы. Попытки критики источников мы здесь почти не видим. Самое большое, что можно здесь найти в этом отношении,— это попытки сопоставления источников, попытки создать между ними известную искусственную гармонию. Все же Тилемон собрал солидный материал источников, не утративший своего значения до нашего времени.
В общем, работы ученых-янсенистов, вышедшие из другой среды, хотя и католической, но близкой к протестантским взглядам, не дают ничего нового в смысле исторического метода, в смысле более глубокого изучения материала ло сравнению с работами бенедиктинской и иезуитской конгрегаций.
Мы должны также отметить работы некоторых ученых учреждений, которые появляются в то время. В XVII в. во Франции по инициативе королевской власти создается ряд академий. Это уже объединения особого типа, которые имеют целью развитие науки и искусства в интересах абсолютизма. Такова Французская академия, основанная в 1635 г. кардиналом Ришелье. В 1663 г. Кольбером была основана другая академия, которая сыграла немалую роль в развитии исторической науки,— Академия надписей и медалей. (В XVIII в. она стала называться Академией надписей и изящных искусств.) Кольбер же основал в 1666 г. Академию наук естественных. Все эти академии во время французской революции были объединены во Французский институт.
Из этих академий вышли также и работы исторического характера. Среди них можно отметить работы Ж. Б. Сен-Палэ который издал ряд исследований.
Жана Батиста Сен-Палэ называют иногда первым ученым, поставившим историческую науку на путь специальных исследований. Это не совсем точно. И прежде занимались не только общими вопросами, но и специальными исследованиями, да и работы самого Сен-Палэ носят довольно общий характер.
Его главная работа — «Рассуждение о древнем рыцарстве»»11 (1759—178!) посвящена истории рыцарства, другая его книга —истории трубадуров.
В числе работ, вышедших из академий, можно еще назвать работу Луи Жоржа Брекиньи 12— «Собрание королевских ордонансов»13.
Но в XVII в. работа по собиранию, критике и публикации источников шла и помимо всяких конгрегации, академий и т. д. Из таких работ, выполненных отдельными лицами, на первом месте надо отметить работы Этьена Бал юза (1630—1718), знаменитого издателя «Капитуляриев франкских королей» 1J.
Первое издание этого собрания документов, вышедшее в 1677 г., потребовало очень большой работы по критическому отбору капитуляриев. Мы остановимся коротко на этом издании, поскольку оно показывает те трудности, с которыми пришлось столкнуться Балюэу.
Балюз включил в капитулярии франкских королей большинство так называемых «варварских правд». Основанием для этого послужило то, что эти «варварские правды» имеют связь с капитуляриями через так называемые «Capitula legibus addenda», которые представляли собой позднейшие дополнения королей к «варварским правдам». Тем не менее основной текст «варварских правд» независим от каких бы то ни было капитуляриев. Поэтому Балюз совершил ошибку, отождествляя некоторые «варварские правды» с капитуляриями тех или других королей. Например, «Рипуарскую правду» он включил в свое издание в качестве капитулярия короля Дагоберта, «Салическую правду» он относит ко времени Карла Великого. В наше же время научно доказано, что основной, древнейший текст этого памятника относится ко времени Хлодвига.
В капитулярии он очень часто включает постановления церковных синодов. Это объясняется тем, что самый термин «капитулярий» не был им установлен достаточно точно. Вообще в этом издании встречается много ляпсусов, но все же историки того времени вполне могли тш пользоваться.
Я хочу обратить ваше внимание на то, что работа Балюза, при всем «е несовершенстве, включала в себя все основные капитулярии франкских королей. При этом текст их дан очень точно. Кроме того, надо сказать, что в этой работе Балюз не имел предшественников. Ему пришлось начинать все это дело.
Балюз издал также письма папы Иннокентия III". Это издание по научным достоинствам считается выше «Капитуляриев франкских королей».
Говоря о больших исторических работах, вышедших в то время из-под пера отдельных исследователей, не связанных ни с какими конгре-гациями и академиями, необходимо указать на известную всем медиевистам работу Шарля Дюканжа (1610—1688) «Словарь к произве-ниям авторов, писавших на средней и низкой латыни»1'. Эта работа переиздавалась много раз. Первое издание, вышедшее в 1678—1679 гг., было только в трех томах. Этот словарь представляет собой совершенно незаменимый справочник и словарь для работы над средневековыми текстами. Средневековая латынь, как вам всем хорошо известно, легче классической латыни; читать ее нетрудно, но беда в том, что в ней имеется огромное количество терминов, слов и выражений, которые совершенно чужды классической латыни и которые требуют специального изучения. Дюканж значительную часть своей жизни посвятил именно этой работе, т. е. выписке из средневековых рукописей всякого рода выражений, трудных для понимания, причем, надо сказать, он обладал очень широкими познаниями, которые давали ему возможность сопоставлять и объяснять действительный смысл этих выражений. Слон толкования слов он дает на классической латынн, сопоставляя все средневековые тексты, где встречается то или другое трудное слово.
Словарь Дюканжа в настоящее время за счет многочисленных дополнений разросся с трех томов до десяти, и без него, повторяю, теперь совершенно немыслима серьезная работа над латинскими рукописями.
До сих пор я останавливался исключительно на французских авторах. Дело в том, что в XVII в. именно к Франции переходит ведущая роль в историографии, вернее, в той области историографии, отличительными признаками которой являются огромная эрудиция, накопление источников, предварительная их критика и обработка.
Во Франции в то время начинается также развитие новой для Западной Европы исторической дисциплины — византиноведения. Именно-здесь впервые начинается научное изучение истории Византии, которой до сих пор интересовались чрезвычайно мало.
Нетрудно установить ту связь, которая существовала между изучением истории Византии и укреплением французской абсолютной монархии. Византия выставлялась официальной историографией как образец монархических учреждений, как образец императорского абсолютизма, и изучение истории Византии должно было усилить уважение к власти монарха; с другой стороны, изучение истории Византии представляло' особый интерес и для политических теоретиков абсолютизма.
В XVII в. во Франции входит в моду коллекционирование греческих рукописей, для. закупки которых отправляются специальные агенты. Союзные отношения, существовавшие в то время между Францией и Турцией, облегчали подобного рода приобретения. В частности, знаменитая библиотека кардинала Мазарини заключала в себе огромное число греческих рукописей. После его смерти она перешла в королевскую библиотеку. Начало этой библиотеки было положено еще в XIV в. Карлом V, но настоящим основателем ее являлся Франциск I. Эта библиотека составила ядро существующей в наше время Национальной библиотеки в Париже.
Большую личную библиотеку собрал и Кольбер, который одно время заведовал и Королевской библиотекой. Его библиотека, приобретенная в XVIII в. королем, также заключала в себе большое число греческих рукописей.
-В 1648 г. из королевской типографии вышел первый том издания собрания византийских историков. Это огромное издание, заключающее в себе 34 тома «in folio», продолжалось в течение ряда десятилетий.
Шарль Дюканж также написал ряд трудов по византиноведению. Он был таким же знатоком греческих древностей, как и латинскн.х. Крупная его работа в этой области — «История Константинопольской империи при французских императорах» 17.
Другие две его работы — это «Византийская генеалогия» и «Топография Константинополя в 1453 году» — перед завоеванием его турками. Но самая главная его работа по византиноведению, которая является столь же необходимой для изучающих византийскую историю, как его «Glossarium» для изучающих западное средневековье,— это его «Словарь средневекового греческого языка» 18, вышедший впервые в 1688 г.
Затем Дюканж дал ряд изданий византийских источников. Таким образом, можно сказать, что Дюканж в этом смысле является одним из основоположников изучения Византии в Западной Европе.
Огромную работу в этом же направлении проделал и один из бенедиктинцев Конгрегации св. Мавра—Монфокон, младший современник Мабильона, сделавший для греческой палеографии примерно то же, что сделал Мабильон для латинской дипломатики,
Бернар Монфокон (1655—1741) является основателем греческой палеографии. Он не только установил основные греческие шрифты, не только научил историков их читать, но ввел новый принцип точного определения даты рукописи по ее шрифту. До этого в тех случаях, когда не было определенного указания на дату в самой рукописи, обычно писали так: «antiqua vetustissima» («очень древняя рукопись»), Монфокон путем тщательного изучения шрифта датированных рукописей установил эволюцию греческого шрифта и дал возможность определить дату рукописи. Точность определения им рукописей довольно значительная.
Основной работой Монфокона является «Греческая палеография» 19 (1708), в которой он дает не только очерк собственно истории греческого письма, но изучает происхождение письма вообще и его эволюцию. Она содержит в себе ряд интересных факсимиле с греческих рукописей и устанавливает довольно точно эволюцию греческого шрифта, книжного, уставного и курсивного. Затем Монфокон дает образцы разных шрифтов и эволюцию как отдельных букв, так и характера всего шрифта в разные эпохи.
Монфокон работал над своей «Палеографией» 20 лет и специально ездил в Италию для изучения греческих рукописей.
Он издал еще ряд других работ, из которых наиболее замечательной является «Описание греческих рукописей библиотеки Куалена»20, или, по латинскому написанию, «Coisliniana» (1715).
Описание этой библиотеки21 представляет очень большой интерес. Автор не только дает каталог, но производит анализ описанных рукописей, исследует шрифты, указывает с большей или меньшей точностью происхождение этих рукописей, место н время их возникновения, затем дает ряд неизданных до сих пор отрывков из рукописей в греческом оригинале и латинском переводе.
Монфокон вообще одна из очень интересных фигур среди членов Конгрегации св. Мавра. Наряду с Мабильоном это один из крупнейших ее представителей. Он очень много занимался историей искусств. У него имеется сочинение в 15 фолиантах «Древности, объясненные и представленные в рисунках» 22. Это собрание всякого рода изображений произведений искусства, героев мифологии, предметов быта и т. д. Все это в рисунках, фресках, статуях и других памятниках, которые были им изучены во время путешествия по Италии.
На этом мы закончим обзор той подготовительной, предварительной, собирательной работы в области истории, которая проводилась во Франции в течение XVII и в начале XVHI в.
Повторяю, что это не была еще история как наука. Говорить о научной базе истории в современном понимании в применении к этим работам было бы безусловно неправильно и преждевременно. Но работа, проделанная эрудитами, все же принесла заметные результаты. Было собрано и изучено огромное число средневековых источников и заложены твердые основы для формальной критики этих источников, что уже не мало само по себе. Эта работа велась главным образом во Франции, которая была в XVII в. центральным пунктом не только европейской политики, но и европейской культуры и служила образцом для подражания, особенно в отношении придворной культуры, усиленна насаждавшейся абсолютизмом.
Но было бы неправильно думать, что только в одной Франции производилась в XVII в.— начале XVIII в. такая огромная собирательная и критическая работа. Мы видим ее и в других странах, но в сравнительно меньшем масштабе. В Германии представителем такого рода эру-дитской деятельности в области истории был знаменитый философ и ученый Лейбниц (1646—17!б), открывший и изучивший дифференциальное исчисление. Лейбниц был одним из авторов проекта учреждения Академии наук в России, составленного по заказу Петра I, и автором целого ряда других проектов научных ассоциаций, которые, как он считал, должны были покрыть Западную Европу. У него был грандиозный план изучения истории Германии. Он мечтал о создании в Германии Коллегии германских историков, наподобие конгрегации мавристов, а также об издании «Императорских анналов Германии» — своего рода хроники германской истории от ее начала и до XVII в.
Но в Германии для развития такой научной деятельности не было соответствующих предпосылок, прежде всего политических. Раздробленная на множество мелких владений Германия и, в частности, ее правители — князья — еще не испытывали нужды в создании такой всеобъемлющей истории. Каждый из мелких владельцев думал только об интересах своего маленького княжества, или, лучше сказать, своей династии. При таком положении не мог быть создан крупный, всеобъемлющий научный труд. Поэтому Лейбницу вместо «Императорских анналов Германии» пришлось писать другую работу — «Брауншвейгские анналы» 2S, поскольку он состоял на службе у брауншвейгской княжеской фамилии. Но и эту работу он не закончил. Она считалась долгое время пропавшей и была открыта только в XIX в. Эта работа охватывает период с 768 по 1005 г.
Когда мы читаем эту работу, нам кажется странным, что она вышла из-под пера Лейбница, такого крупного мыслителя, потому что в вопросах установления исторической связи между событиями он стоит не выше французских эрудитов, таких, как Мабильон или Тилемон. На эту работу можно смотреть как на предварительное собирание материала, еще не оконченное. Во всяком случае Германия не сыграла большой роли в том движении по собиранию и подготовке исторических материалов, которое так ярко обозначилось в XVII в.
Несколько большую роль сыграла Италия, где политические условия также не были очень благоприятны для широкой организации исторических трудов, но где зато были богатейшие материалы, которые сами просились в обработку. Поэтому в Италии в XVII в. мы видим создание таких крупных исторических работ, которые напоминают издания французских эрудитов.
Следует назвать одного из крупнейших издателей и критиков источников, с именем которого нам придется встречаться в дальнейшем,— Муратори (1672—1750). Это один из замечательнейших эрудитов своего времени. Уже в 22 года он был директором Миланской библиотеки, одной из знаменитейших библиотек в Европе, а затем стал библиотекарем герцогов Моденских. Основные его исторические работы — «Анналы Италии» 24 и «Средневековые древности Италии»25, «Анналы Италии» — это по преимуществу политическая история Италии от начала нашей эры до 1749 г., вторая же работа — это история культуры (учреждений, нравов, обычаев) Италии в период V—XIII вв.
Особенно известен Муратори своим капитальным изданием источников по истории Италии —«Историки Италии от 500 до 1500 гг.»26. Это издание начало выходить в Милане в 1723—1751 гг. и затем продолжалось в XIX в.
Если оценивать Муратори как историка, а не только как издателя древних авторов, то нужно признать, что он стоит, несомненно, выше бенедиктинцев, в частности Мабильона. Он не был связан какими-нибудь религиозными обязательствами и поэтому мог свободно относиться к тому религиозному материалу, которым оперирует. Он решительно отбрасывает всякого рода чудеса и знамения, но у него есть противоположная тенденция — преклонение перед светской властью. Поэтому в истории спора пап с императорами он принципиальна, неизменно держит сторону императоров. В этом смысле он постоянно полемизирует с церковными анналами Барония. Критика источников у Муратори глубже, чем у Мабильона, так как он подвергает их известной внутренней критике и с точки зрения содержания старается установить их политическую тенденцию. По своей эрудиции он не ниже Мабильона, и среди издателей и собирателей старинных материалов, которые заложили материальную основу для изучения источников, Муратори занимает одно из важных мест.
Другой итальянский собиратель — Джироламо Тнрабоски (1731 — 1794) опубликовал в 1771 г. «Историю итальянской литературы»27 от эпохи Августа до начала XVIII в. Эта работа составлена по образцу «Литературной истории Франции», и на нее ссылаются и до настоящего времени. Но это, собственно говоря, не столько история литературы, в тесном смысле этого слова, сколько, как и «Литературная история Франции», история всей письменной культуры Италии; вернее, даже не история в нашем смысле этого слова, а систематически, более или менее хронологически изложенное описание материалов по этой теме.
Говоря об итальянских эрудитах, нельзя не назвать еще одного имени, которое, однако, стоит совершенно особняком от других имен, упоминавшихся выше. Это имя маркиза Сципиона Маффеи (1675—1755). Это не специалист-ученый, а, скорее, дилетант, который занимался решительно всем, чем угодно. Он писал о дуэлях, о верховой езде; он составил путеводитель по Вероне. Как раз этот путеводитель послужил толчком к его совершенно исключительным открытиям в области палеографии,
Маффеи жаловался своим друзьям, что в Италию, чтобы посмотреть ее древности, приезжает множество иностранцев, а для них нет хорошего путеводителя. Они предложили ему самому написать этот путеводитель. Он начал собирать материал и в библиотеке Вероны нашел собрания н рукописи, которые считались погибшими. Оказывается, что во время одного из наводнений эти рукописи положили на шкафы и забыли о их. Их разыскивали Мабильон и Монфокон, которые приезжали в Ита-ию. Им сказали, что этих рукописей нет, но Маффеи их нашел. На основании изучения этих рукописей Маффеи с полной достоверностью установил, что все латинские рукописи одного происхождения, что нет никаких национальных шрифтов, принесенных варварскими племенами, что все шрифты являются видоизменением латинского шрифта.
Таким образом, Маффеи является одним из основоположников научной латинской палеографии. Хотя заслуга Мабильона в разработке этой науки также очень велика, но в этом вопросе, как мы видели, он стоял на неправильном пути.
На этом можно закончить ту часть курса, которая посвящена подготовке исторического материала эрудитами. Мы встретили здесь обширные исторические труды, которые современная буржуазная историография нередко объявляет началом научного изучения истории. Мы видели однако, как еще мало истинной науки в этих огромных изданиях. Та абсолютистско-церковная «наука», которая господствовала в сочинениях мавристов и иезуитов того времени, в сущности еще не наука. Мы имеем здесь лишь собирание огромного материала. Работа эрудитов XVII—XVIII вв. лишь создала известную базу для научной истории. Прежде всего они опубликовали массу источников, которые до этого времени, находясь в монастырских архивах, были недоступны, а теперь благодаря эрудитам были систематически изучены и изданы. Они собрали массу фактического материала и делали попытки систематизации этого материала, что привело их к созданию известных начал научной критики палеографии. В работая Мабильона и Монфокона были заложены основы дипломатики и палеографии. Но если попытаться дать общую оценку всей работе эрудитов, то надо признать, что идейно-теоретически она очень бедна. С этой точки зрения она чрезвычайно мало отличается от того, что мы наблюдали в пору господства средневековых хроник, и представляет собой по сравнению с гуманистической историографией, скорее, шаг назад. При всех ее слабостях, при всем ее некритическом преклонении перед античностью, гуманистической историографии историческая наука обязана целым рядом достижений. Из них главным было то, что гуманизм покончил с церковным мировоззрением в- истории, секуляризировал историю. В этом огромная заслуга гума-. нистической историографии. Историки же эрудиты XVII в. вернулись к тем историческим воззрениям, которые были распространены в самую глухую пору средневековья. Перст божий, вмешательство божье, вплоть до идеи о 4-х монархиях, все эти положения, которые господствовали в средневековых хрониках, были вновь восстановлены и приняты как непреложная истина в исторических сочинениях эрудитов XVII в.
«Век Людовика XIV»~XVII в.— время последней вспышки феодальной культуры, и эрудиты этого века выступают в роли душеприказчиков умирающего феодального мира. Они, как бы выполняя его «завещание», спешат собрать, расставить но полкам, составить каталоги и описать его наследие перед тем, как оно будет сдано в архив, и прежде чем их самих сдадут в архив. Собирая и вороша огромную кучу средневековой традиции, они преследовали определенные идейные и политические цели — оправдать и защитить готовые уйти со сцены средневековые учреждения и прежде всего главные из них — католическую церковь и абсолютную монархию,
И хотя их труды во многом облегчили работу последующим поколениям историков, оценивая эти труды в целом, надо всегда помнить, что в подавляющем своем большинстве эрудиты XVII в. были представителями реакционной феодальной идеологии, врагами новых, прогрессивных социальных и политических учеций своего времени.
Каков был общий, весьма низкий, научный уровень этой реакционной идеологии, можно увидеть на примере исторической концепции Боссюэ.