Идеология солидаризма и коммунитаризма.

Традиция выделять в политической идеологии и общественных движениях «левый» и «правый» фланги зародилась еще в конце XVIII в. «Левый» политический лагерь образовали тогда партии революционно-либерального толка, а «правый» - консерваторы-монархисты. В дальнейшем «левыми» стали считаться лю­бые идеологические доктрины прогрессистского типа, а «правыми» - охра­нительного. К началу XX в. инициатива в «левом» лагере перешла к рабочим партиям, ориентированным на более радикальные общественные изменения. Либеральные и либерально-консервативные партии с этого вре­мени оказались «правыми». Так сформировался современный партийно- политический спектр - условное расположение партий общественно-поли­тических движений «слева направо», отражающее степень радикальности предлагаемых ими целей и методов общественного прогресса.

Первой идейно-политической доктриной, принципиально противопос­тавившей себя и «левым», и «правым» учениям, стал социальный католицизм конца XIX - начала XX вв. По образному выражению русского философа Семена Франка, христианская идеология формировалась «по ту сторону правого и левого», она превращалась в прообраз «третьего пути» обществен­ного развития, причем не в качестве умеренного, центристского варианта, а как принципиально иная система мышления и ценностных ориентации. Светская идеология подобного типа получила название солидаризма.

Доктрина солидаризма зародилась во Франции еще в XIX в. Родона­чальник позитивизма Огюст Конт уделял немалое внимание проблеме соли­дарности в своих философских и социологических исследованиях. Характер­но, что современники называли его воззрения то либеральными, то социалис­тическими. В первой трети XX в. в трудах Л. Буржуа, Ш. Жида, Л. Дюги солидаризм уже предстал целостной социальной доктриной, противопостав­ляемой как классическому либерализму, так и марксистскому социализму.

Французские солидаристы отталкивались от идеи «естественной соли­дарности», понимая под ней «взаимную зависимость всех частей одного и того же организма», универсальную для любых форм жизни. Чем более сложным, дифференцированным является организм, тем более интенсивной и, одновременно, конфликтной становится взаимосвязь его внутренних эле­ментов. С этой точки зрения, современное общество, с характерными для него высокой степенью разделения труда, идеологическим плюрализмом, разнообразием политических и государственно-правовых моделей, создает предпосылки для гибельного нарастания социальных конфликтов, но предос­тавляет и возможности для развития высших форм солидаризма. Общность различных интересов позволяет людям создавать разнообразные ассоциации, синдикаты, кооперативные организации и пр. Это формы естественной соли­дарности, своего рода «вспомоществование». Однако зачастую они противо­речат принципам социальной справедливости, поскольку защищают интере­сы отдельных групп в ущерб иным. Поэтому естественная солидарность должна быть дополнена этическим императивом, «социальным моральным долгом» человека по отношению к обществу. При необходимости, «недоста­ток совести» должен быть восполнен действием закона. Солидаристы под­черкивали растущую роль современного государства, призванного служить «органическому закону общественной жизни», требовать от индивида право­вой дисциплины, укреплять социальную солидарность членов общества и обеспечивать им минимум средств существования.

Процесс эволюции социальной солидарности подробно раскрыл в своей концепции Дюги. Он полагал, что социальная солидарность («социальная норма») имеет естественную природу, но складывается постепенно. Первона­чально от любого индивида требуется лишь уважать любое действие, продик­тованное интересами социальной солидарности, не препятствовать его реали­зации. Эта установка соответствует обшим правилам экономического поведе­ния, взаимодействия людей в ходе производства, обмена и потребления материальных благ. Более высокий уровень - это требование воздерживаться от любого действия, цель которого противоречит солидарности. Подобный императив поддерживается моральными нормами.

Высшей точкой в развитии общества становится ситуация, когда каждый индивид осознанно исходит из необходимости совершать активные действия, направленные на укрепление солидарности. Принудить человека к такому поведению может юридическая норма. Однако Дюги отказывался видеть в праве насилие со стороны государства. Он считал, что на опреде­ленном уровне развития цивилизации социальное принуждение действи­тельно обеспечивается государством. Но сила не может быть источником права, как не может быть основанием солидарности. Важно, чтобы юриди­чески оформленные права и обязанности основывались на чувстве справед­ливости. «Для возникновения нормы права, - писал Дюги, - необходимо, чтобы отсутствие санкции этой нормы противоречило чувству справедли­вости, чтобы действие, нарушающее данную норму, рассматривалось как действие, посягающее на одну из форм справедливости».

Если французский солидаризм приобрел ярко выраженную экономи­ческую и юридическую направленность, то немецкий, австрийский и рус­ский солидаризм оказался тесно связан с этико-религиозными вопросами, а также поисками «национальной идеи». Огромным интеллектуальным и духовным потенциалом обладал русский солидаризм начала XX в., разви­вавший нравственные традиции православия, идеи соборности. Его пред­ставители - Н. Лосский, С. Франк, И. Ильин, являлись крупнейшими фило­софами своего времени. Немецкий солидаризм по своему происхождению также был тесно связан с социально-христианской доктриной, но отличался большей политизацией. М. Шпанн, Э. Штадлер, А. Штегервальд стали основателями солидаристского течения в католической партии Центра. В 1918 г. эта группа образовала организацию «Объединение за национальную _и социальную Солидарность», выступавшую в поддержку идей «консерва­тивной революции». В дальнейшем немецкий солидаризм эволюциониро­вал к профашистским идеям национально-социальной диктатуры.

Особым типом солидаристской идеологии стало народничество (не­мецкий аналог термина «народничество» - «volkisch», «фёлькиш»). Поня­тие «народ» вошло в арсенал европейской социальной науки еще в XVII в., когда Г. Гроций, Р. Декарт, Б. Спиноза, Т. Гоббс разрабатывали концепцию естественных прав человека и договорной гражданской общности. В XVIII в. французские и английские просветители закрепили толкование понятия «народ» в контексте концепции общественного договора, хотя все чаще использовали в гаком значении понятие «нация». Так, например, Ж.-Ж. Рус­со отличал народ от толпы как «особого рода ассоциацию, объединенную общим благом и политическим организмом». Но при этом народ, использу­ющий свое право суверена и законодательствующий в качестве ассоцииро­ванной общности, Руссо называл нацией.

Совершенно иную трактовку понятие «народ» приобрело в немецкой и русской традиции XIX в. Понятие «volk» (народ), трактуемое как сообще­ство людей, чья духовность сформирована единством языка и исторической судьбы, первым начал использовать еще немецкий просветитель И.Г. Гер- дер. Впоследствии подобные идеи стали характерны для всей романтичес­кой традиции Германии и широко известны благодаря творчеству Вагнера, Шиллера, Гёте. Гегель предложил использовать для характеристики этой особой духовной общности народа понятие «volkergeist» («дух народа»), а В. Гумбольд ввел термин «volkerpsychologie» («народная психология»), обо­значающий соответствующую научную отрасль. Родоначальниками этой науки стали философ М. Лацарус и языковед Г. Штейнталь. Приступая к изданию в 1859 г. журнала «Психология народов и языкознание», они впервые изложили основные постулаты психологической концепции народ­ного сообщества. Народ трактовался в данном случае как «совокупность < людей, которые смотрят на себя как на один народ и причисляют себя к одному народу». Таким образом, важнейшим «народообразующим» факто­ром считалась особая психологическая установка, отнесение человеком себя к данному народу и распространение на него «духа народа». ; В более поздней фелькишской традиции этнопсихологическая концеп­ция была тесно увязана с историко-органическим принципом. Народ начал рассматриваться как единый социальный организм, обладающий собствен­ной душой, характером, волей, исторической судьбой. Вслед за Эрнстом Юнгером подобное органическое единство, как «целое, которое включает в себя больше, чем сумму своих частей», начали называть «гештальтом». Юнгер и другие фелькишские идеологи предрекали наступление «новой эпохи», когда искусство, политика, наука окажутся под влиянием гешталь- тов - не в качестве формальных шаблонов мышления, а высших, «тоталь­ных» смыслов. Сам человек, по мысли Юнгера, также является гештальтом, поскольку включает больше, чем сумму своих сил и способностей: «Он глубже, чем способен об этом догадываться в своих глубочайших мыслях, и могущественнее, чем может вообразить в самом мощном своем деянии». Э. Юнгер считал, что в обществе каждый человек помимо своей воли включен в иерархию гештальтов, благодаря которым получает «подлин­ность бытия», «мощь, богатство и смысл жизни». Народ же является

высшим сосредоточением этой иерархии, ее творцом и творением. Освал1 Шпенглер на этой основе доказывал, что каждый народ не только обладае «единством души», но и специфическими проявлениями своего «духа».

Схожую логику развития имела народническая традиция и в России. Идеи, связанные с восприятием народа в качестве духовного организма и с отождествлением «народной души» с этническим самосознанием, высказы­вались в XIX - начале XX вв. многими русскими исследователями и общественными деятелями, в том числе К. Кавелиным, И. Данилевским, Г. Шпетом, П. Ковалевским. «Народ, - писал Кавелин, - представляет собой такое же единое органическое существо, как и отдельный человек. Начните исследовать его отдельные нравы, обычаи, понятия и. остановившись на этом, вы ничего не узнаете. Умейте взглянуть на них в их взаимной связи, в их отношении к целому народному организму, и вы поймете особенности, отличающие один народ от другого». Шпет предлагал отличать «дух наро­да», как «совокупность субъективных переживаний представителей конк­ретных этнических общностей», от «характера народа», основанного на устойчивых умонастроениях, приобретающих форму убеждений, верова­ний, мифов. Примерно в том же ключе рассуждал и Данилевский, полагав­ший, что национальный характер представляет собой «такие черты, кото­рые активно функционируют во всей национально-культурной жизни наро­да и именно поэтому являются существенными, важными, реально проявля­ющимися у всех представителей данного культурно-исторического тина».

Политическое крыло русского народничества формировалось на осно­ве «почвеннической» идеологии. Уже на рубеже 1860-1870-х гг. представи­тели разночинной интеллигенции А. Герцен, Н. Огарев, Н. Чернышевский выдвинули идею возможности непосредственного перехода к социализму через крестьянскую общину, минуя капитализм. В дальнейшем идея по­чвенничества в российской народнической традиции оказалась тесно связа­на с представлением об общинном духе российского народа, о крестьянстве как подлинном носителе национальной духовности, о земледельчестве как одухотворенном труде и т.п. В политическом движении российского народ­ничества выделилось два течения: революционное и либеральное (рефор­мистское). Ведущими идеологами первого из них были П. Лавров, П. Тка­чев, Н. Михайловский, второго - Я. Абрамов, С. Кривенко, В. Воронцов.

В романских странах Европы народническая идеология не получила продуктивного развития. Однако именно здесь сформировалась еще одна специфическая разновидность солидаристской идеологии - анархо-синди- кализм. С классическим анархизмом его объединяла мечта о самоуправля­ющемся обществе и представление о том, что основой общественного прогресса является «революционное творчество» масс, не стесненное рамками партийной дисциплины и рациональными программными уста­новками. С другой стороны, анархо-синдикализм был тесно связан с синдикалистской идеологией.

Революционный синдикализм возник в конце XIX в. в рамках рабоче­го профсоюзного движения как альтернатива влиянию социал-реформистс­ких социалистических партий. Организации подобного толка представляли собой межотраслевые рабочие объединения, координирующие забастовоч­ную борьбу за улучшение условий труда, пропагандистскую и агитацион­ную деятельность, помощь безработным и жертвам производственного травматизма, просветительскую работу среди рабочих. Синдикалисты счи­тали свою деятельность революционной, поскольку принципиально отказы­вались от идеи классового сотрудничества. Производственные профессио­нальные ассоциации они рассматривали как систему социальной самоорга­низации рабочих, которая в будущем будет способна выполнять самые широкие регулирующие и контролирующие общественные функции. Имен­но эта идея привела в синдикалистские организации многих анархистов, сторонников самоунравленческого, безгосударственного общества. В отли­чие от профсоюзных лидеров, отрицавших связь синдикализма с какой- либо идеологией и политическими задачами, анархисты привнесли яркий идейный пафос и стремление к политической активности.

Уже в начале XX в. в синдикалистском движении образовалось два крыла. Первое из них стало основой мощных профсоюзных организаций, борющихся за экономические права рабочих и укрепление парламентской демократии (ВКТ во Франции, САК в Швеции, тред-юнионы в англосаксон­ских странах и др.). Второе оказалась под влиянием идей анархизма, действуя под лозунгом «От парламентаризма к синдикализму, к самоорга­низующемуся обществу».

Важную роль в формировании идеологии анархо-синдикализма сыграл Жорж Сорель. В книге «Размышления о насилии» (1908) он теоретически обобщил популярную среди анархистов и представителей других радикаль­ных движений идею «прямого действия». Сорель доказывал, что принципи­альную значимость имеют только акции, не обремененные рациональными целями, не направленные на конкретные, утилитарные результаты, а имею­щие нравственный характер, создающие в обществе особую моральную атмосферу. При этом сама этика наделялась им мобилизующими функциями. По мнению Сореля, морально поступает тот, кто не пытается приспособиться к существующему порядку. Подлинный смысл имеет только уничтожение неизлечимо больного общества, и только иррациональная воля способна породить действие, реально меняющее мир. Любые иные формы политичес­кой активности Сорель называл замаскированной формой классового сотруд­ничества, в конечном счете сводимой к торгу и спекуляциям.

Анализируя особенности общественного сознания современной эпо­хи, Сорель разработал оригинальную теорию «политического мифа». Он считал, что кризис буржуазного общества возвращает иррациональным . факторам истинную значимость. Поэтому новейшие идеологические докт­рины все больше опираются не па рациональные постулаты, а на систему политической мифологии, обращаются к чувствам, эмоциям человека. Их эффективность зависит не от доказательности и аргументированности, а от Способности увлечь массу, ослепить ее яркими идеями, чувственно воспри­нимаемыми образами.

Анархо-синдикалисты пропагандировали самые различные формы про­теста - стачки, демонстрации, бойкот, саботаж. Но в основе каждой из них видели прежде всего эмоциональный взрыв угнетенной массы, ее творчес­кую, непостижимую для разума жизненную активность. Особое значение придавалось насилию. Индивидуальный террор, взрывы в людных местах рассматривались как возможность «встряхнуть» общество, бросить вызов ложным гуманистическим ценностям, сковывающим жизненные силы масс, и дезорганизовать демократический строй, лишающий народ воли. Дина­мит стал символом политической борьбы. В 1880-1914 гг. жертвами терро­ристических действий стали президенты США Горфильд и Мак-Кинли, французский президент Карню, премьер-министр Испании Антонио Кано- ва, императрица Австрии Елизавета, итальянский король Умберто.

Распространение идеологических концепций «третьего пути» стало ярким свидетельством мировоззренческого кризиса, охватившего западное общество на рубеже XIX- XX вв. В радикальной трактовке они становились символом социального протеста, превращались в требование тотальной нравственной революции, немедленного и радикального переустройства общества на принципах корпоративизма и солидаризма. По названию ита­льянского корпоративно-националистического движения подобная идеоло­гия получила название фашизма (итал. «fascio» - пучок, в соответствии с эмблемой крестьянских повстанческих отрядов конца XIX в., члены кото­рых пучком стеблей символизировали свое единство). Наиболее широко идеи фашизма распространились в странах «второго эшелона», где проти­воречия модернизации были отягощены ее ускоренным характером. В классическом варианте фашизм сформировался только в католических стра­нах - Италии, Австрии, Испании, Португалии, где тесно переплетался с солидаристскими идеями социального католицизма и анархо-синдикализма. В Германии ранний фашизм был вытеснен другим вариантом тоталитарной идеологии - национал-социализмом, имевшим расистскую направленность. Русский фашизм сложился уже после революции 1917 г. в эмигрантских кругах. В самой же России тоталитарным движением стал большевизм.

Новое возвращение к идее «третьего пути» состоялось уже в конце XX в. Под влиянием современной европейской социал-демократии «третий путь» стал восприниматься как конвергенция систем экономической и социальной ориентации (капитализм и социализм), моделей распределения ресурсов (рыночное и регулируемое хозяйство), национального и глобаль­ного уровней общественного прогресса. Иная версия «третьего пути» раз­рабатывается сторонниками идеологии коммунитаризма.

Коммунитаризм зародился в 1970-х гг. на левом фланге либерального лагеря, унаследовав от институционализма приверженность идеям социаль­ной природы личности и социальной обусловленности свободы. Первыми идеологами коммунитаризма стали Майкл Сэндел и Чарльз Тэйлор. Они выступили против становления «современного либерализма» (неоконсерва­тизма), упрекая его в подмене понятия справедливости принципом диффе­ренциации общества. Принцип дифференциации трактовался ими как га­рантия «спокойного обогащения» и своего рода взятка, предназначенная для неимущих, подменяющая подлинное социальное партнерство. Комму- нитаристы попытались доказать, что такие дилеммы, как «справедливость или свобода», «коллективизм или индивидуализм», «социальная стабиль­ность или социальный динамизм», являются изначально ложными. В центр своих идеологических построений они ставят проблему обеспечения устой­чивого общественного развития на основе «локальной демократии» и «со­циальной экологии».

Ведущей политической идеей коммунитаризма является переход от системы отношений «человек — государство» к отношениям «коммюнити - государство». Коммюнити - это полуавтономные социальные сообщества, основанные на общности интересов и ценностей их членов. Они являются более гибкими и динамичными, чем бюрократические структуры или кор­поративные группы, а потому быстрее реагируют на новые потребности индивидов, обеспечивают возможность самовыражения и тем самым слу­жат противовесом как государственному этатизму, так и корпоративному сепаратизму. «Ценности каждой коммюнити не наносят ущерба единству общества, поскольку не вступают в противоречие с базовыми ценностями общества», - утверждает ведущий современный американский коммунига- рист Лмитаи Этциони.

Реформирование общества по пути коммунитаризации означает «лока­лизацию демократии», т.е. передачу власти как сверху вниз от государства к регионам, так и снизу вверх от государства к наднациональным образованиям (практический пример - политико-правовое устройство Европейского Со­юза). При таком общественном устройстве индивид приобретает двойствен­ную гражданскую идентичность - он лоялен и государству, и региональному сообществу (местному или наднациональному). В случае конфликтной ситуа­ции подобная двойственная структура гражданских отношений исключает политическое и правовое насилие со стороны любого института.

Формирование коммунитарного порядка, по мысли идеологов комму- нитаризма, позволит привнести в жизнь общества принципы социальной экологии. Под этим подразумевается формирование оптимальной для инди­вида социальной среды, выполняющей как инновационную, так и адаптаци­онную функции. Отражая стремление человека к самореализации, к свобод­ному поиску комфортного социального окружения, коммюнити превраща­ется в институт адаптации человека к быстроменяющемуся миру. При этом коммунитарные связи позволяют акцентировать в системе социальных свя­зей традиционные, наиболее привычные и естественные формы идентич­ности - этнические, половозрастные, конфессиональные, социокультур­ные. Поэтому коммунитаризм в значительной степени консервативен. Но он противостоит бюрократическому консерватизму, препятствующему переме­нам в социальной сфере и в государственной политике. Удовлетворяя естественные потребности человека в социальном взаимодействии, раскры­вая его духовные потребности, коммунитаризм способствует динамичному и ненасильственному развитию всего общества.

Стремление коммунитаристов снять антиномию прав и свобод инди­вида, с одной стороны, и его социальной ответственности - с другой, совместить возросшее стремление к индивидуальной и групповой автоно­мии с сохранением устойчивости социума и преемственности культурного опыта привело в их лагерь самые разнообразные политические силы. К коммунитаризму тяготеют «правые» христианско-демократические партии, «неформальные» левые группировки, отошедшие от социал-демократии, а также разношерстные экологические, феминистские, профсоюзные движе­ния. Все это превращает коммунитаризм в реальную альтернативу либе­рально-консервативному синтезу, предложенному современными социал- демократами и консерваторами.

Социально-политическая идеология фашизма и национал-социа- лизма. Фашизм относится к числу идеологий солидаристского типа, заро­дившихся на рубеже XIX- XX вв. В то же время фашизм явно выделяется из этого ряда. Сложность изучения фашизма к тому же усугубляется отличием раннего фашистского движения начала XX в. и политической стратегии фашистских режимов 1930-1940-х гг.

Ранний фашизм в организационном отношении представлял собой достаточно пестрый конгломерат группировок и движений, формировав­шихся под совершенно разными лозунгами и не пользовавшихся сколько- нибудь серьезным политическим влиянием. Он стал наиболее радикальным выражением психологических запросов «человека массы». Фашистский синдром складывался из противоречивых, подчас исключающих друг друга стремлений маргинализированной части общества, причудливого перепле­тения традиционных и модернистских ценностей. В человеке, разделявшем фашистские установки, сочетались простота мировосприятия, основанная на системе упрощенных стереотипов, высокая эмоциональность в ущерб рационализму, мистический оттенок духовности, подсознательное недове­рие к технике и «городам», вера в возможность предопределенного, гармо­ничного, идеального порядка вещей и, одновременно, стремление к корен­ным революционным переменам, готовность лично участвовать в них. Крупнейший идеолог германского раннего фашизма Меллер ван ден Брук выразил эту психологическую ситуацию формулой: «Революционный чело­век и консервативный человек имеют сегодня общего противника. Этим общим противником является человек либеральный».

Ранний фашизм аккумулировал негативную энергетику маргинальной среды, не пытаясь перевести ее в какое-либо конструктивное русло. Первая мировая война сыграла решающую роль в консолидации фашистского движения. «Человек массы» воспринял войну как событие своей личной жизни, обостренно почувствовав собственную важность и значимость. Не идеализируя войну, пройдя испытание ее кровью и грязью, «человек мас­сы» воспринял эту бойню, стиравшую индивидуальные различия и индиви­дуальные страдания, как символ очищения и братства. В общественном сознании закрепилось иррациональное и даже мистическое ощущение есте­ственности насилия. Культ силы, неразборчивость в средствах, спокойное отношение к массовым убийствам, жестокость воспринимались как прояв­ления естественной человеческой сущности. Рождалось желание увидеть гибель всего фальшивого мира с его поддельной культурой и притворной моралью. Военные поражения добавили в эту гамму чувств крайнюю озлобленность, ощущение обманутости и предательства.

Война психологически сплотила маргинальную массу и привела ее в политическое движение. В 1918-1919гг. начинают образовываться ради­кальные военизированные движения в Италии, Германии, Австрии. Их отличительными чертами были политический радикализм, воинственность, бунтарство, массовый характер, преобладание негативных, разрушитель­ных целей и, в то же время, подчеркнутое стремление к внутреннему единению, боевому братству. Война породила и вождей фашизма. Ими стали люди, разительно отличавшиеся от элитарных буржуазных полити­ков. Лидеры фашизма привнесли в политику особую страстность, агрессив­ность, ориентацию на иррациональные порывы масс, новый политический язык - образный, яркий, остроумный.

Идеологически фашистское движение оставалось достаточно аморф­ным. Даже после прихода к власти фашистские движения, как правило, не вырабатывали стройной идейно-политической платформы. Однако фашизм опирался на вполне определенное мироощущение. Его основой стал не только круг определенных идей, но и сам психологический импульс, порож­денный разрушительными последствиями ускоренной модернизации, под­спудное ощущение надвигающейся катастрофы, интуитивное стремление к поиску наиболее простых и очевидных ответов на главные проблемы современности.

Главным бедствием современной цивилизации идеологи фашизма считали духовное разложение человеческой личности. В этом обвинялся как либерализм, так и марксизм. Основной причиной духовного кризиса называлась формализация социальных отношений, разрушение естествен­ной самобытности и органической целостности человеческой личности. Особой критике подвергался марксистский классовый подход, якобы под­менявший естественную для человека корпоративную и конфессиональную солидарность антагонистическим противостоянием «верхов» и «низов». Не менее жесткий протест фашистов вызвала и либеральная концепция граж­данского общества, где индивид рассматривался как носитель неких уни­версальных естественных прав, не связанных с его национальной, этничес­кой, конфессиональной принадлежностью.

Сторонники фашизма рассматривали в качестве идеала общество, основанное на принципах корпоративизма, способное гарантировать инди­виду «подлинную» свободу. «Фашизм как мировое движение стремится к переустройству современных либерально-демократических и социалисти­ческих государств на началах господства духа над материей (религии), нации и труда (социальной справедливости), - писал идеолог русского фашизма К. Родзаевский. - Фашизм создает новый социальный строй, построенный на принципах примирения классовых интересов посредством корпоративной системы».

В качестве корпоративных групп фашистами рассматривались нацио­нальные и конфессиональные сообщества, производственные и территори­альные коллективы, община и семья. Подразумевалось, что все они имеют не договорной, а органический характер. Принадлежность к ним, как правило, не может быть результатом рационального и целесообразного выбора человека. Напротив, рождаясь в определенной семейной, общин­ной, религиозной, этнической среде, индивид становится личностью имен­но благодаря ее влиянию. Таким образом, в рамках органических корпора­тивных сообществ, по мнению фашистов, противопоставление индивиду­ального и общего интересов лишено смысла. Солидарность их членов и преобладание на этой основе органического принципа взаимоотношений в рамках всей общественной системы не может рассматриваться как насилие над личностью.

Идеология органической солидарности основывалась на особой систе­ме миропонимания. Она отрицала рациональный, материалистический ме­тод познания природы и человека. В противовес технократическому и механистическому общественному сознанию выдвигалась идея иррацио­нального, интуитивного понимания глубинных основ жизни, представление о приоритетной значимости нематериальных факторов общественной и индивидуальной жизни. Сама личность рассматривалась прежде всего как духовный феномен. Поэтому в политике фашистских режимов большое внимание уделялось не только экономическим и социальных преобразова­ниям, но и активному идеологическому воздействию на человека. В своей концептуальной работе «Доктрина фашизма» лидер итальянских фашистов Б. Муссолини писал: «Фашизм есть концепция религиозная; в ней человек рассматривается в его имманентном отношении к высшему закону, к объек­тивной Воле, которая превышает отдельного индивида, делает его созна­тельным участником духовного общения».

В конечном счете фашизм стремился полностью интегрировать чело­века в формируемую национальную сословно-корпоративную систему. «Для фашизма человек - это.индивид, единый с нацией, Отечеством, подчиняю­щийся моральному закону, связующему индивидов через традицию, исто­рическую миссию, и парализующему жизненный инстинкт, ограниченный кругом мимолетного наслаждения, чтобы в сознании долга создать высшую жизнь, свободную от границ времени и пространства, - писал Муссолини. - Фашизм желает человека активного, со всей энергией отдающегося дей­ствию, мужественно сознаюшего предстоящие ему трудности и готового их побороть. Он понимает жизнь, как борьбу». Подчеркивая эти «всеохватыва­ющие» притязания, Джованни Джентиле назвал фашизм «тотальной кон­цепцией жизни», а в программу итальянской фашистской партии вошло понятие «тотальное государство», как «государство, поглощающее всю энергию, все интересы и все надежды народа».

Отношение к государству как тотальному воплощению народной воли было наиболее характерным признаком фашистской идеологии. «Основное положение фашистской доктрины, - утверждал Муссолини, - это учение о государстве. Для фашизма государство представляется абсолютом, по срав­нению с которым индивиды и группы только «относительное». Индивиды и группы «мыслимы» только в государстве. Фашистское государство имеет свое сознание, свою волю, поэтому и называется государством «этичес­ким». Для фашизма государство не ночной сторож, занятый только личной безопасностью граждан; также не организация с чисто материалистически­ми целями для гарантии известного благосостояния и относительного спокойствия социального сосуществования. Государство, как его понимает и осуществляет фашизм, является фактом духовным и моральным. Оно есть хранитель и блюститель народного духа, веками выработанного в языке, обычаях, вере. Государство есть не только настояшее, оно также прошед­шее, но главное, оно есть будущее».

Воплощением тотальности фашистского государства было исключи­тельное положение его лидера - вождя нации. Фашистский вождизм являл­ся не только системой единовластия, но и особой идеологической категори­ей. «Фашизм не является диктатурой, это диктатура - следствие фашизма, - рассуждал на эту тему французский философ профашистского толка Пьер Дрие JIa Рошель. - В Италии существовало целое движение, подъем целого поколения, искавшего и нашедшего фашизм, движение, которое выразилось в Муссолини... Вождь - это плод долгой череды усилий, это награда людям смелости и воли. Множество людей должны искать, думать, действовать, чтобы затем лучший из них, выдвинутый ими, в свою очередь заставил их самих устремиться вперед».

Государственническая ориентация фашистской идеологии разительно отличалась от расового и партократического характера национал-социализма. Впрочем, истоки нацистской идеологии следует искать в том же пестром конгломерате идей и воззрений, которые стали питательной почвой для становления фашизма. Большую роль в формировании духовных предпосы­лок национал-социализма сыграли идеологи так называемой «консерватив­ной революции», близкие к фелькишекому и раннефашистскому движению, - О. Шпенглер, Меллер ван ден Брук, К. Шмитт, М. Шпан, Э. и Ф. Юнгеры.

Освальд Шпенглер, автор известных трудов «Закат Европы» и «Прус­ская идея и социализм», разработал целостную органическую концепцию локальных культур-цивилизаций. Предрекая угасание и гибель европейской цивилизации, Шпенглер рассуждал о тех «здоровых» силах общества, которые способны создать новое культурное ядро. В этой роли он видел прежде всего представителей «пруссачества, обновленного социализмом». Говоря о «прусском характере», Шпенглер акцентировал его «органичес­кий», т.е. «подлинно социалистический характер»: «Не «Я», но «Мы», коллективное чувство, в котором каждое отдельное лицо совершенно ра­створяется. Не каждый стоит за себя, а все за всех, с той внутренней свободой в высшем смысле - свободой повиновения, которая всегда отлича­ла лучших представителей прусского воспитания».

Тема «национального социализма» поднималась и в концептуальной работе «Третий Рейх» Меллера ван ден Брука (настоящее имя - Артур Меллер). Особое место в воззрениях Меллера ван ден Брука занимала идея борьбы «молодых народов», в том числе немцев, против «старых» наций дряхлеющей гуманистической Европы. Источником сил для национального возрождения Меллер ван ден Брук считал немецкие традиции племенного сознания и немецкую имперскую идею. При этом «прусский дух», вопло­тившийся в «активной и монолитной» государственности, Меллер ван ден Брук противопоставлял «аморфности», присущей, по его убеждению, ос­тальным немцам. Сложившийся на прусской почве человеческий тип - стойкий, связанный прочными духовными узами со своим народом и гото­вый к самоотречению во имя «высших ценностей», - являлся для него прототипом немца, которого предстояло воспитать. Меллер ван ден Брук подчеркивал, что в основе политики должно лежать именно воспитание нового человека, а сутью воспитания является его «национализация». Це­лью национального воспитания Меллер ван ден Брук считал, с одной стороны, достижение «цельности» немецкого общества по прусскому об­разцу, а с другой - осознание немцами своей «сущности», с тем чтобы затем «наполнить ею» весь остальной мир. Грядущее торжество «немецкого духа» Меллер ван ден Брук называл Третьем Рейхом - вслед за Священной Римской империей и империей Бисмарка.

В философских и публицистических произведениях братьев Эрнста и Фридриха Юнгеров наиболее ярко выразился весь трагизм идеологии «кон­сервативной революции». Э. Юнгер создал в своих романах и дневниках образ мировой войны как торжествующего абсурда и хаоса, гибели всех ценностей старого мира. Война рассматривалась им как переломный мо­мент в истории общества — после нее уже невозможно мыслить прежними категориями добродетели и гуманизма. В то же время именно война способ­ствовала, по мнению философа, пробуждению в народе истинного нацио­нального духа.

Национализм братья Юнгеры определяли как глубинное, невыразимое в своей полноте чувство сопричастности к духовной сущности нации. Нация рассматривалась ими в качестве некой сверхчувственной силы, дающей «определенность» всякому человеку, чувствующему свое отноше­ние к ней. «Национализм связан с определенными историческими силами, - писал Ф. Юнгер. - Он не борется против исторического сознания, напротив, он стремится вдохнуть в него новую жизнь. Он желает пробудить чувство трагической и героической полноты прошлого, усилить народное притяза­ние на власть и увидеть в нем будущее, указав на великие деяния герман- ства». Отношение к нации, по мысли братьев Юнгеров, является своего рода тайной и не может быть выражено рациональным образом. Без нали­чия чувства мистической сопричастности народ и любая общность являют­ся только простой механической массой. Уже в 1930 г. Э. Юнгер обобщил эти идеи в программной статье «Тотальная мобилизация». Само понятие «тотальная мобилизация» Юнгер использовал в особом смысле, подразуме­вая не сосредоточение людей для единого целесообразного массового дей­ствия, а концентрацию энергии и воли народа.

Таким образом, идейно-политическое движение «консервативной ре­волюции» было тесно связано с немецким национализмом и, одновременно, наиболее радикальными версиями солидаристской идеологии. Торжество «консервативной революции» трактовалось в качестве возрождения немец­кого национального духа, традиций национальной государственности i культуры. Но сама подобная революция мыслилась как тотальный духов­ный переворот в масштабах всего человечества, толчок к рождению нового человека, противоположного в своей органической цельности ограниченно­му в своем рационализме и практицизме «западному человеком».

Идеология «консервативной революции» оказывалась созвучна наибо­лее радикальным концепциям, возникавшим в русле немецкой расологии. Расовая теория была чрезвычайно популярна в европейской науке на рубе­же XIX- XX вв. Вслед за ее основоположником Жозефом Габино было принято считать расы особыми био-социальными общностями, неизменны­ми в своей основе и предполагающими специфические модели мышления, поведенческие стили, направленность исторического развития и уровень творческого потенциала. Представители немецкой расовой теории Г. Гюн- тер, А. Розенберг, Г. Лундборг, П. Шульце-Наумбург, О. Рехе придали расо­логии яркий философско-мировоззренческий и, одновременно, чрезвычай­но политизированный и даже фундаменталистский характер. «Расовую душу нельзя потрогать руками, - писал Альфред Розенберг, - она воплоще­на в связанной кровью народности, увенчана и сплочена как эталон для сравнения в великих личностях, создающих творческим действием культур­ную сферу. Эта целостность представляет собой не только «дух», а дух и волю, то есть жизненную совокупность». Ту же мысль проводил и Ганс Гюнтер: «Впервые в мировой истории мы, люди, поняли причины величия и упадка народов. На основе этих знаний можно создать новый порядок в государстве и в личной жизни каждого человека. Этот новый порядок можно создать с чувством глубокой ответственности, со знанием того, что героической нордической расой совершены все подвиги... Грядет новая романтика - романтика расы. Она будет прославлять чистую нордическую кровь и создаст новые представления о добродетели и пороке». Нордичес­кий миф, т.е. представление о расовой избранности арийцев, стал основой концепции расовой евгеники, расового «оздоровления» человечества на основе формирования «чистых» расовых сообществ и выстраивания их взаимоотношений в соответствии с иерархией «чистоты крови».

Примитивизированные версии расовых учений и теорий «консерва­тивной революции» в сочетании с антисемитской пропагандой создали в Германии ту духовную среду, в которой формировались многочисленные экстремистские движения фашистского толка. Но с образованием гитлеров­ской партии НСДАП (Национал-социалистической немецкой рабочей партии) развитие тоталитарной идеологии в Германии приобрело существенную специфику по сравнению с классическим фашизмом. Для национал-социа- лизма в меньшей степени оказались характерны идеи корпоративной соли­дарности, сословного деления общества. Нацистское движение складыва­лось без какой-либо политической или идеологической связи с католициз­мом. Все большую роль в воззрениях нацистов играли националистическая ксенофобия, антисемитизм, расизм. Особенно явно политический имидж и идеологическая программа НСДАП изменились после того, как в 1920 г. у партии появились могущественные покровители из «Германского ордена». Эта полулегальная оккультная организация пестовала идеи духовного об­новления человечества на основе приобщения к неким высшим мистичес­ким истокам жизни. Под влиянием представителей «Общества Туле» (ду­ховного центра «Германского ордена») в идеологической доктрине НСДАП идеи национального социализма соединились с мистическими, оккультны­ми мотивами. Эмблема «Общества Туле» - свастика, являющаяся древним мистическим символом вечного движения солнца, стала официальной эмб­лемой партии, обозначающей соединение арийских мистических традиций с героикой древнегерманских Нибелунгов. На основе рунических знаков была разработана система других партийных символов, введены штандарт партии, флаг имперских цветов, особые ритуалы (в том числе салют поднятой вверх рукой, массовые факельные шествия). Все эти элементы пропаганды, тесно связанные с оккультной мистикой, стали важнейшей частью идеологической платформы НСДАП.

В годы существования Третьего Рейха идеологическая концепция нацизма получила дальнейшее развитие. В отличие от фашизма, нацистская идеология ориентировалась не на всемерное укрепление национального суверенного государства, а на подчеркивание его вторичности, зависимости от «высших целей» партии - тотальной борьбы за установление расового мирового порядка. Если фашистская пропаганда создавала образ «тотально­го государства» как всеобъемлющего выражения народной воли, то нацисты в этой роли видели партию. Адольф Гитлер являлся «фюрером нации» именно как лидер партии, а не глава государства. «Правильный взгляд на государство заключается в том, что государство является не целью, а средством к цели. - утверждал он в книге «Майн кампф». - Правда, без государства нет высокой человеческой культуры, но само государство не является еше главным фактором культуры. Главным фактором является исключительно наличие расы, способной стать творцом культуры. Государ­ство только сохраняет расу».

Нацистская идеология отвергла органическую трактовку понятия «на­род» и трактовала народную общность именно с расовой точки зрения. Расо­вый принцип становился основой государственной политики в любой сфере. «Предпосылкой развития является чистота расы, - утверждал Гитлер. - Цель состоит в сохранении и в дальнейшем развитии коллектива одинаковых в физическом и моральном отношениях человеческих существ. Это сохранение относится прежде всего только к тому ядру, которое действительно принадле­жит к данной расе и обеспечивает ей развитие тех сил, которые заложены в этой расе. Часть этого ядра будет обеспечивать сохранение физической жизни, а другая часть - содействовать дальнейшему духовному развитию. Наше государство будет видеть главную свою задачу не в том, чтобы накачивать наших детей возможно большим количеством «знаний», а прежде всего в том, чтобы вырастить здоровых людей. Лишь во второй Очереди будем мы думать о развитии духовных способностей. Но и в этой последней области мы прежде всего будем думать о л ом, чтобы развить в нашей молодежи характер, волю, силу решимости, чувство ответственности».

Характерно, что и сами нацисты недвусмысленно подчеркивали отли­чие своей идеологии от фашизма. Так, например, Й. Геббельс утверждал: «Фашизм ничем не похож на национал-социализм. В то время, как после­дний идет корнями, вовнутрь, фашизм есть только поверхностное явление». Ту же мысль подчеркивал и Г. Гиммлер: «Фашизм и национал-социализм — это два глубоко различных явления... Абсолютно не может быть сравнения между ними, как между духовными, идеологическими движениями». Фа­шизм рассматривался нацистами как потенциальный партнер в противосто­янии с либерально-демократической системой, но не более. Другое идейно- политическое движение тоталитарного толка - большевизм, - являлось для нацистов наиболее ненавистным противником. Это противостояние, на первый взгляд, диктовалось расхождением идейных доктрин: непримири­мым столкновением национализма и интернационализма, мистицизма и атеизма, надклассового солидаризма и пролетарской классовости. Но за борьбой идей скрывалась еще более важная причина несовместимости, связанная с социальной природой обеих тоталитарных систем. Ее весьма образно охарактеризовал Ф. Хайек: «Национал-социализм и большевизм боролись за людей с определенным, схожим типом сознания и ненавидели друг друга, как ненавидят еретиков».