Европа и Дальний восток.

В то время, как европейцы теряли опору на Ближнем востоке, для них открылась возможность проникнуть на восток Дальний, в Китай и Индию.

До тех пор этим сношениям мешали то персидская держава, то ее преемники, мусульмане. Только одной части христианства, именно еретикам-н есториаиам, опытным торговцам и банкирам, удалось из государства Сассанидов проложить себе пути в Среднюю Азию и Китай, где они под покровительством веротерпимых императоров, основали церковные общины; однако несто-риане в свою очередь оторвались вполне от Европы, будучи осуждены православной церковью и к тому же отрезаны от Средиземного моря враждебным к ним мусульманством. Как раз именно монгольское нашествие, охватившее обе части Азии вместе с восточной Европой, очистило преграды для сношений между двумя окраинами Старого Света.

Казалось, монголов сблизит с папами и крестоносцами общая вражда к исламу. Обе стороны однако мечтали об очень отдаленных и неосуществимых целях: монголы о завоевании Европы, папы о распространении христианства среди желтой расы. Поэтому никакого союза между азиатами и европейцами не получилось. Все-же и при таких неумеренных желаниях началась переписка и переговоры через послов между Римом, с одной стороны, Каракорумом и Пекином, с другой. При этом обнаружилось великое отличие кавказской расы от желтолицой: в то время,-как ни один китаец или монгол не поинтересовался прибыть в Европу и познакомиться с ее культурой, европейцы, напротив, со своим любопытством ко всему новому и неизвестному, жадно устремились в таинственные края Восходящего солнца к чуждому им искусству и быту.

Иннокентий IV отправил в Азию два посольства. Одно, состоявшее из доминиканцев, достигло Ховарезма и кривезло оттуда высокомерное послание монгольского командира Баху-Нояна, который требовал у папы подчинения. Другое, в котором находился францисканец Плано Карпини, двинулось через Польшу и южную Русь, сначала в лагерь Батыя и затем в Каракорум к великому хану Гаюку, преемнику Октая. При монгольском дворе папское посольство встретило русских и венгерских священников; сам Гаюк, как сын несторианки, высказывая расположение к христианству, выстроил себе рядом с дворцом особую часовню. В свою очередь король Людовик отправил францисканца Рубрука к Батыю и потом к великому хану в Монголию.

Плано Карпини и Рубрук оставили описания монгольского придворного быта. Государь недоступен для посторонних. Чтобы до него добраться, надо' пройти между двух огней, способных, по мнению монголов, уничтожать всякие яды и устранять злоумышления против хана. Говорить с ним можно лишь стоя на коленях; обыкновенно на голову вошедшего бросали еще покрывало, чтобы он не мог узреть лицо государя. Хан сидит с одной из своих жен на высоком престоле, ниже на скамьях его братья, сыновья и придворная знать; остальные на земле, мужчины направо, женщины налево. Никто не смеет жить нигде в другом месте, кроме того, которое хан ему назначит. Сверх того, что бы хан ни приказал, в какое бы время и где бы то ни было — итти ли на войну или на смерть — все это исполняют они без прекословия. Побежденные должны были выступать в походы с татарами по их требованию. От каждого десятка населения брали они как из мужчин, так и из женщин по одному человеку, уводили к себе и держали для услуг; также взимали десятину со скота, плодов земных и всяких вещей. После смерти хана собирается к у р и л т а й, совет родственников, избирающих из своей среды преемника.

Европейцы поражались веротерпимости монголов. По уставу Чингисхана служители всех религий были освобождены от уплаты дани. Рубрук рассказывает, как перед великим ханом Мангу совершали службу сначала иесторианские христиане, потом мусульманские муллы, наконец языческие жрецы; после этого по приказу хана происходил спор представителей трех религий. Однако слова Мангу, сказанные Рубруку, который защищал свою веру против языческого жреца, ясно показали, что терпимость татар не дает надежды на обращение их в христианство: «мы татары — говорил хан — веруем во единого Бога, которым живем и умираем; но как руке Бог дал различные пальцы, так и людям дал различные пути к спасению; вам Бог дал Писание, и вы его не соблюдаете; нам дал колдунов, мы делаем то, что они говорят, и живем в мире.»

Вслед за дипломатами-клириками отправились в Монголию предприимчивые купцы. Всего больше успеха имело путешествие трех венецианцев фамилии Поло, описанное младшим из них, Марко Поло (1275—92). Они отправились через Сирию в Персию, проехали ею от Каспийского моря к Персидскому заливу, затем через Авганистан, проникли в Среднюю Азию и далее в Китай, только что завоеванный Кублаем. Окруживши себя, подобно другим монголам, иноплеменниками и иноверцами, греками, арабами, несторианами, хан отличил молодого Марко, как очень способного к изучению языков и стал ему поручать поездки для осмотра и приведения в порядок различных частей своей громадной империи. Таким образом Марко Поло побывал во всех почти областях Китая, добирался до Тонкинского залива, был в Тибете, в северной Индии, собрал все сведения, какие мог, о Японии, Индокитае, Зондских островах.

Сочинение Марко Поло о путешествиях по Азии составляет первую попытку европейца описать совершенно чуждый быт вновь открывшегося перед ним мира. Он обстоятельно изображает природу страны, вид городов, наружность, образ жизни, нравы, верования народа. Вторую часть книги он начинает такими словами: «я_ расскажу о великих и достойных делах ныне правящего великого хана Кублай-Каана. Последнее слово на нашем языке значит «владыка владык» и с полным правом присоединяется к его имени: ибо по числу подданных, размеру своих владений, обилию доходов он превосходит всех государей, которые когда-либо были или существуют сейчас на земле; и никому никогда не подчинялись так безусловно, как его слушаются подвластные народы.» За полмили до места, где находится государь, все направляющиеся к нему принимают смиренный и почтитель-. ный вид, так что кругом на большом расстоянии господствует полнейшая тишина. Великий хан воспретил всякие азартные игры, сказавши: «я вас победил властью моего меча; след. все, что вы имеете, принадлежит мне; поэтому, когда- вы начинаете играть, ны играете моим достоянием.»

Хотя Кублая Марко Поло называет китайским императором, ко при этом вполне ясно сознает, что монголы являются пришельцами-завоевателями, тогда как вся культура — местная, туземная. Описывая быт и нравы старинной столицы X а н ь ч о у, оставшейся самым крупным городом Китая, Марко Поло замечает, что китайцы, крайне миролюбивые вообще, не любят самого вида солдат, в том числе и ханских гвардейцев, которые напоминают им о гибели национальной династии.

Жизнь европейцев того времени была очень скудной и тесной: в домах не было разделения на комнаты, не было мебели, за обедом не применяли тарелок. Тем более Марко Поло поражен роскошью, утонченностью быта, удобствами в китайских городах. В Ханьчоу, по его словам, миллион шестьсот тысяч жителей (в тогдашних самых больших западноевропейских городах: Лондоне, Париже, было едва-ли более 40.000, в самой Венеции тысяч 20). На дверях каждого дома выставлена доска с обозначением всех обывателей, где вписываются аккуратно все нарождающиеся и вычеркиваются умершие; владельцы гостинниц должны записывать имена приезжающих, день и час их прибытия и представлять каждый день отчет полицейским начальникам, находящимся у больших рыночных площадей и прилегающих к ним складов, которые размещены по всему городу на равных расстояниях. Прямые и широкие улицы превосходно замощены, от середины, усыпанной песком для экипажей и верховой езды, отделены тротуары, позволяющие ходить в самой тонкой обуви, не загрязняя ног. Вдоль улиц идут каналы, по которым снуют в бесконечном множестве лодки и барки; чтобы не мешать пешеходному и конному движению, через каналы переброшены мосты, которых насчитывают 12.000. В громадном городе царит образцовый порядок: вечером дается общий сигнал к тушению огней; после известного срока полиция забирает под арест всех, кто окажется вне дома; ночью особая стража выбивает на гонгах часы (часовые механизмы с маятником были неизвестны, и китайцы руководились водяными аппаратами).

Марко Поло удивляется также зажиточности горвдских обывателей, их уменью жить опрятно, соблюдать при помощи ежедневных купаний чистоту телесную, вкусно кушать, хорошо развлекаться: особенно отмечает он поездки в экипажах, гондолах, на потешных кораблях, посещение увеселительных садов (о чем в Европе и помину не было). Богатые торговцы и ремесленные мастера города произвели на Поло впечатление особой расы, бело-лицой, красивой, с тонкими чертами лица. Те из них, кто занимает в деле до 15, 20 и 40 рабочих, сами уже не работают, они одевают своих жен в шелк и жемчуг, украшают дома свои снаружи резьбой, внутри картинами и великолепной мебелью.

Удобства и технические изобретения не ограничиваются городами. Марко Поло хвалит шоссейные дороги, обсаженные теннистыми деревьями, благоустроенные почтовые станции (которые они называют ямами). Несколько раз с особым удивлением отмечает он употребление в Китае бумажных денег с печатным текстом и штемпелем императорских мастерских (тогдашней Европе были чужды и кредитные знаки и типографское искусство). Наконец, к числу чудес Китая он относит черный камень, применяемый вместо дров, на топливо (каменныйуголь).

Возвращаясь на родину, венецианцы привезли множество алмазов, рубинов, изумрудов, сапфиров, искусно зашитых в складках неказистых дорожных платьев. Дальний восток произвел на них впечатление страны сказочных богатств. У Марко Поло постоянно упоминаются «несметные» запасы золота в Ципангу (Японии) и в Индии, леса пряных растений на Яве большой (Борнео) и Яве малой (Суматре). Ему пришлось без конца рассказывать своим-соотечественникам о Китае и о великом хане; иные из них до безумия увлекались жаждой путешествий.

Историк Венеции, писавший более 200 лет спустя, когда уже совершил свое путешествие в Америку Колумб, замечает в своей летописи: «под папертью церкви св. Лаврентия, на островке Дже-мелле, погребен Марко Поло, прозванный Миллионером, который рассказал о своем путешествии в новый мир и был первым до Колумба, открывшим новые страны.»