Эволюция консервативной идеологии в Новейшее время.
Консервативная идеология претерпела в XX в. наиболее заметную и сложную эволюцию. Уже к началу Новейшего времени классический консерватизм окончательно утратил свою социальную базу и мировоззренческое значение. Те партии консервативного толка, которые не пытались радикально перестроить свои программные установки, быстро схожий с политической сцены. Выработка же консервативной идеологии нового типа происходила в двух совершенно разных направлениях.
Консервативные партии в англосаксонских странах уже в первой трети XX в. перешли на позиции ультралиберальной идеологии, получившей в дальнейшем название «либертаризма». Подобный тип общественной мысли можно считать консервативным, поскольку классическая либеральная идеология здесь рассматривалась как уже реализованный социальный проект, как признак «нормальных времен», основа национальной традиции, «порядка и стабильности». Консерватизм, впитавший в себя ультралиберальные ценности, стал жестким оппонентом для социального либерализма и социал-демократии. Именно в этом противостоянии в англосаксонских странах оформлялись двухпартийные политические системы современного типа.
Первым шагом на пути формирования либертарной идеологии стала разработка еще в середине XIX в. теории социал-дарвинизма. В основу ее легли воззрения Герберта Спенсера. На рубеже XIX- XX вв. идеи социал- дарвинизма были развиты многими представителями американской интеллектуальной, политической и деловой элиты. Лидером американского социал-дарвинизма стал Уильям Грехэм Самнср. Он отрицал целесообразность не только революций, но и любых социальных реформ, якобы нарушающих «естественный ход» развития общества. Самнер считал, что история человечества представляет собой естественный отбор, жестокую борьбу за выживание. Любые общественные институты, законы и нормы могут быть использованы в этой борьбе. Но опасно пытаться применить их вопреки сущности человеческих взаимоотношений. Самнер доказывал, что тем самым будет нарушено хрупкое равновесие, установленное в ходе борьбы «всех против всех». Реформы, как правило, оказываются направлены в пользу слабых и неудачливых членов общества, что снижает достигнутый в ходе естественного отбора уровень жизнеспособности всего общества.
Отстаивая естественность принципа «laisser-faire», Самнер не видел в нем торжества абсолютного индивидуализма. Он полагал, что исподволь в ходе исторического развития происходит социализация человеческого общества, его институциональное оформление. Самнер писал о важной роли обычаев и нравов как неформальных факторов консолидации социальных групп. Индивид воспринимает «свою» группу как олицетворение наиболее верных правил жизнедеятельности, а «чужую» - как их искажение. Таким образом, по мнению Самнера, степень сплоченности каждой социальной группы пропорциональна враждебности по отношению к «чужым». Для социального прогресса важным оказывается не только развитие индивидуальной успешности, трудолюбия, предприимчивости, но и формирование «национального характера», идейная консолидация гражданского сообщества, защита национальных ценностей и традиций.
Во второй половине XX в. либертарная идеология развивалась преимущественно в русле экономической теории. Ее наиболее ярким выражением стали воззрения лидеров неоавстрийской экономической школы Фридриха фон Хайека и Людвига фон Мизеса. Оба считали любую форму вмешательства со стороны государства нарушением естественного экономического механизма и нег ативно относились к самой попытке умозрительно моделировать то или иное общественное устройство. В представлении либертаристов рыночная свобода, как и свобода политическая, правовая, духовная, не может быть «частично ограниченной». Экономика «регулируемого общества» (социалистического, фашистского или любого иного) развивается по иным законам, нежели экономика свободного и демократического общества. Для демократического общества единственной основой социальной организации может быть лишь «спонтанный порядок», как утверждал Хайек. «Ничто так не разрушительно для юридических гарантий индивидуальной свободы, как стремление к миражу социальной справедливости», - писал он.
Либертаристы пытались доказать, что не существует «среднего пути» между капитализмом и социализмом. В своей известной книге «Дорога к рабству» (1944) Хайек доказывал, что даже умеренное огосударствление общественной жизни в конечном счете ведет к установлению тоталитаризма. Вместе с тем Хайек признавал, что и диктат рынка несет в себе угрозу свободе человека. Конкуренция создает порядок «безличного принуждения», заставляя людей перестраивать свой образ жизни, следовать тем нормам и правилам, которые, вполне возможно, отвергались бы ими в иных условиях. Тем не менее именно нерегламентированный рыночный процесс может обеспечить торжество справедливости в обществе. Хайек полагал, что справедливость совершенно не сводится к тому или иному принципу распределения. Любое распределение, кроме спонтанного, рыночного, является в своей основе несправедливым, поскольку противоречит результатам свободной конкуренции между людьми.
Опасность узурпации рыночного порядка, использования его в пользу наиболее сильных индивидов или их группировок Хайек считал несущественной. Он обращал внимание на то, что на протяжении всей истории человечества естественный отбор обеспечивал не только успешность сильнейших, но и сохранение необходимых барьеров против их всевластия. Важнейшим таким барьером либертаристы считали демократию, но подчеркивали, что, подобно рынку, демократия очень уязвима от государственного диктата. «Демократия по сути своей - средство, утилитарное приспособление для защиты социального мира, - писал Хайек. - Как таковая она небезупречна. Если демократия решает свои задачи при помощи власти, она неизбежно вырождается в деспотию. Правление однородного, догматичного большинства может сделать демократию еще более невыносимой, чем худшая из диктатур». Задачи демократии либертаристы сводили только к гарантии личной свободы, борьбе против любых попыток искусственной социализации общества.
Крах «государства благосостояния» в период экономического кризиса 1970-х гг. дал голчок для формирования нового течения консервативной общественной мысли - неоконсерватизма. Первоначально его представители группировались вокруг двух американских журналов — «Комментэри» и «Паблик интерест». Среди них были такие видные общественные деятели и политики, как Р. Солоу, Н. Глейзер, Д. Ьелл, И. Кристол, Дж. Уилсон. Большую роль в разработке идеологического арсенала неоконсерваторов сыграли экономисты из Чикагской школы М. Фридмена.
Основой неоконсервативной идеологии стал отказ от философии «распределительного равенства», которую неоконсерваторы приписывали сторонникам «государства благосостояния». Причем, в отличие от либертарис- тов, неоконсерваторы отнюдь не пытались доказать несовместимость принципа социальной справедливости и свободы личности. По их мнению, принцип социальной справедливости является сам по себе вполне эффективным и важным, разрушительна лишь его эгалитаристская трактовка. Важно обеспечить не равенство результатов человеческой деятельности, а равенство шансов в борьбе за эти результаты. Отвергая грубый индивидуализм, они рассматривали расширение «рыночных возможностей» именно как механизм справедливого разрешения социальных проблем.
Неоконсерваторы полагали, что возвращение к свободным рыночным отношениям как основе социального порядка не может рассматриваться вне контекста более широкой проблемы - возрождения «первооснов» западной цивилизации. Для идеологии неоконсерватизма оказались принципиально значимы такие морально-нравственные категории, как личный динамизм, предприимчивость, ответственность за собственный выбор, гражданские свободы, семейные ценности, религиозная вера, солидарность в защите человеческого достоинства и жизни. Все эти духовные ценности рассматривались не только в качестве личностного императива, но и прежде всего как основа для национальной консолидации, возрождения «духа нации». Для ведущих политиков неоконсервативного толка (Р. Рейгана, М. Тэтчер, Ж. Ширака) был характерен особый «жесткий стиль», осознанное формирование образа сильного общенационального лидера, способного поставить идейные принципы выше прагматических соображений.
В 1990-х гг. неоконсерватизм потерпел сокрушительное политическое поражение. Неоконсервативные реформы, безусловно эффективные в экономическом плане, вызвали неоднозначную реакцию в обществе и, прежде всего, в тех слоях населения, которые привыкли к системе государственных социальных гарантий, к стабильному росту уровня жизни. Глубинное противоречие сохраняла и сама социальная стратегия неоконсерватизма. Она была направлена на активизацию наиболее динамичных, мобильных членов общества, на возрождение свободного предпринимательства, индивидуальной ответственности, личной успешности. Но именно подобные люди быстрее всего «уставали» от нарочито жесткого стиля неоконсервативных лидеров, от их безапелляционности и стремления к конфронтации с идейными противниками. С наступлением «информационной революции» неоконсерватизм окончательно утратил свою социальную базу.
Не сумев ответить на «вызовы» новой эпохи, консервативная идеология вновь оказалась в переходном состоянии. В начале 2000-х гг. активизация политических сил консервативного толка произошла только в США. Возвращение к власти Республиканской партии под руководством Дж. Буша-млад- шего было сопряжено с пересмотром идеологической платформы республиканцев и отказом от межпартийной конфронтации. На вооружение были приняты те идеи, которые традиционного отстаивались демократами - усиление государственного регулирования в сфере образования и медицины, защита окружающей среды, забота о «чаяниях маленького человека», политика мультикультурализма, забота о проблемах иммигрантов, женщин, молодежи. Все эти меры должны были позволить республиканцам избавиться об образа партии «жирных котов» и «клуба белых мужчин для игры в гольф». Вместе с тем платформа Республиканской партии сохранила ряд наиболее консервативных принципов. Республиканцы по-прежнему остались противниками абортов, полового воспитания в школах, публичного признания гомосексуализма. После трагических событий 11 сентября 2001 г. в политической программе американских консерваторов вновь усилились идеи национального единства, мессианской «ответственности за судьбы демократии в мире». Эта эволюция англосаксонского консерватизма оказалась очень показательной с точки зрения судеб консерватизма континентального.
Пересмотр консервативной идеологии в большинстве европейских стран на рубеже XIX- XX вв. не мог быть связан с усвоением ультралиберальных идей. Этому препятствовали и культурные традиции, и влияние конфессионального фактора, и сохранение немалой общественной роли традиционных средних слоев, а также родовой аристократ ии. Поэтому преодоление традиций классического охранительного консерватизма оказалось сопряжено с двумя иными вариантами идеологического синтеза - формированием течений социального консерватизма и либерального консерватизма.
Характерными чертами социального консерватизма были ярко выраженный этатизм, представление о патерналистской роли государства, об активной социальной политике как наиболее эффективной основе общественного благополучия. Социальные консерваторы придавали особое значение общенациональной консолидации, призывали к поддержке беднейших слоев общества со стороны имущих, отказу от классовой конфронтации, от политизации профсоюзного движения и давления на государство со стороны иных корпоративных социальных сил. Они достаточно скептически относились к принципу многопартийной демократии и всеобщему избирательному праву, но отрицали и монархическую концепцию абсолютизма.
Идеалом для социальных консерваторов оставалась монархия как символ надклассовой солидарности и приоритета общенациональных интересов. В программных установках британских и немецких консерваторов эти идеи выразились в усиленной пропаганде имперского величия (Б. Дизраэли, Д. Чемберлен, О. фон Бисмарк). Большое значение социальные консерваторы придавали также укреплению роли церкви и «оздоровлению» общественных нравов. Все эти установки превращали социальный консерватизм в наиболее естественного «правопреемника» традиционного охранительного консерватизма, но они же препятствовали его распространению в качестве массовой политической идеологии в XX в.
В ином ключе эволюционировала консервативная идеология в странах «второго эшелона», где разворачивались процессы ускоренной, искусственно инициируемой «сверху» модернизации. Здесь государству была необходима идеология, способная легитимировать проекты форсированного индустриального развития, ответить на «вызов» модернизации. Однако прямое восприятие опыта либеральных реформ, опора на принципы классического либерализма были неприемлемы для правящей дворянско-монархической элиты. Не соответствовал либеральный проект и особенностям политической культуры общества, специфике массового сознания. Образовавшаяся идеологическая ниша была заполнена либеральным консерватизмом. Эта умеренно-реформистская концепция не подвергала сомнению общую целесообразность модернизации, однако существенно ограничивала ее характер и задачи. С точки зрения либерального консерватизма, реформаторство может носить лишь прагматичный, ситуативный характер, тогда как приоритет национальных, культурных, религиозных ценностей является бесспорным. Любые реформы рассматривались в контексте исторически избранного пути нации, своеобразия национальной государственности, рели- "иозно-конфессиональной системы ценностей. Конечной целью реформ читалось благо государства, а не интересы гражданина.
Признавая важность радикального общественного переустройства, либерально-консервативная идеология избегала понятия «прогресс», принципиально не противопоставляя прошлое и будущее. Она опиралась на идею поступательного исторического развития. Это позволило либеральному консерватизму превратиться в уникальную мобилизующую концепцию, сочетающую реформизм с охранительными функциями. Кредо этой политической программы емко выразил русский правовед Борис Чичерин: «Либеральные меры и сильная власть». При этом порядок оказывался превыше свободы. В отличие от либерализма, в том числе и социального, для которого ограничение свободы индивидуума определяется в конечном счете приоритетом прав других людей и ответственностью общества перед ними, либеральный консерватизм ориентировался на развитие общества как единого организма. Подобная установка предопределила тесное сближение либерального консерватизма с националистической идеологией.
Пропаганда идей органической солидарности и национального единства дополнялись в идеологическом арсенале либерального консерватизма «теорией ■ элит». Эта концепция была призвана сменить традиционный верифицированный монархизм, основанный на идее сакрального происхождения власти. Родоначальниками «теории элит» были представители итальянской и немецкой политической науки Г. Моска, В. Парето, М. Вебер, Р. Михельс. В основу их воззрений легло представление о делении любого общества на управляемое большинство и управляющее меньшинство («политический класс» по терминологии Г. Моска), о естественности политического насилия, легитимированного традициями, харизмой властвующих лиц или правовой системой. С этой точки зрения, даже демократия является системой элитарного властвования, но с особым механизмом формирования элиты и осуществления ею своих полномочий. Попытки же осуществить непосредственное народовластие могут лишь создать предпосылки для распада государственного механизма, для торжества интересов толпы, не готовой к ответственности за свои решения.
На протяжении XX в. многие политические силы использовали сочетание идей либерально-консервативного и социально-консервативного толка. Как правило, интерес общества к подобной идеологии обострялся в условиях социальных кризисов, раскола гражданского общества. Наиболее ярким примером стала идеология голлизма, сформировавшаяся во Франции после Второй мировой войны. Голлисты настаивали на отказе от безусловного преобладания принципов парламентской демократии. Многопартийная система и парламентаризм привели, по их мнению, к коррозии государственной власти, утрате органического единства государства. В противовес «режиму господства партий» де Голль предлагал обеспечить безусловное преобладание президентской власти в политической системе общества. Он не отрицал принцип разделения властей, но не ассоциировал его с пропорциональным распределением функций между ветвями власти. Демократическое разделение власти, по мнению де Голля, должно быть обеспечено самим сувереном - народом. Это означало, что и парламент, и глава государства должны быть избранниками народа, должны «получить свой мандат непосредственно от народа».
В целом, голлистская реформа конституционного устройства должна была привести не просто к созданию сильного, стабильного государства, но и к торжеству принципа «Величия Франции». Эта идея была далека от традиционного национализма и, тем более, шовинистического представления о национальном превосходстве. Франция воспринималась голлистами как нечто большее, чем страна, где живут миллионы французов. Франция для них - это то, что объединяет все поколения французов, живших в прошлом, и тех, кто будет называть себя французами в будущем. Франция - это вневременная реальность, обладающая собственными интересами, целями, жизнью, помимо интересов и жизни отдельных французов. В этом отношении де Голль фактически соединял бонапартистскую традицию политического мышления с республиканской идеей Республики-Нации, восходящей к Руссо, Дантону, Клемансо.
Идейное наследие де Голля оказалось очень актуальным и в начале XXI в. Не апеллируя напрямую к деголлевским воззрениям с их ярко выраженной «французской» направленностью, современные американские, английские, голландские, бельгийские, итальянские, российские консерваторы используют во многом те же аргументы, те же стратегические установки. В центре консервативной мысли остается идея органического единства общества, исторически и культурно обусловленный национализм, приоритет духовных ценностей, в том числе конфессионального характера. Достаточно тесно с подобной идеологией смыкается концепция христианской демократии, а сами демо-христианские партии являются признанными лидерами консервативного политического истеблишмента в Европе на протяжении уже полувека.