Пакт о ненападении

Если вы еще раз окинете взглядом цепь событий, вы увидите, что до 1937 года все составляющие большой трагедии, вся эта сложная драма уже имела место. Западные демократии умудрились втянуть себя в конфронтацию в одно и то же время с двумя могущественными противниками — один из них концентрировал свои силы в Берлине, другой — в Москве. Теперь один из этих противников стремительно раскрывал свои планы. Запад позволил себе настолько ослабеть, что у него не было сил нанести поражение одному из них без помощи другого. Очень важно запомнить этот момент. Ибо он означал, что к концу тридцатых годов карты больше не показывали чистой моральной победы для Запада — победы во имя принципов и идеалов. Только очень сильные или очень слабые партнеры не могли остановить свой выбор для состязания на условиях силы, другие же обязаны были принимать компромиссные решения. Разумеется, к 1937 году была предпринята попытка договориться с одним из этих противников, именно с Россией, о создании оппозиции другому. Однако попытка осуществлялась без энтузиазма. Среди договаривающихся сторон не было взаимного доверия, таким образом, мероприятие попросту не имело будущего.

Такие вот были элементы всеобщей трагедии. Все то, что случилось впоследствии — я имею в виду последнее роковое событие, — проистекало с ужасной и неумолимой логикой из того, что было заложено раньше. Теперь уже невозможно было что-либо существенно изменить. Оставалось ждать развязки.

К 1937 году Сталин был глубоко разочарован перспективой привлечения Франции и Англии к идее создания эффективной оппозиции Гитлеру. Теперь уже никто не сомневался в том, что следующие шаги Гитлера будут устремлены на Восток, и никто не ожидал вместе с тем серьезных действий против него со стороны западных держав. Для Сталина было совершенно ясно, что ему придется одному сдерживать продвижение Германии с помощью вооруженной силы или же находить какой-либо компромисс с Гитлером. Факты убедительно свидетельствуют, что Сталин избрал второй вариант, на который он в 1937 году возложил свои надежды.

Чистка в это время достигла своего пика. Если бы Сталин предусматривал вооруженное сопротивление как свой политический курс, он прежде всего прекратил бы чистку, проводил бы политику с целью объединения нации (что он и делал позже, когда шла война) и начал бы сразу укреплять Красную Армию технически и морально. Если бы в перспективе предусматривалось вооруженное сопротивление, продолжение чистки не имело смысла.

Если бы, с другой стороны, Сталин собирался строить свою безопасность путем сделки с Гитлером, тогда прежде всего он свел бы счеты со своими соперниками в партии, т. е. он убрал бы со своего пути тех, кто препятствовал бы ему в осуществлении такой политики, кто мог бы выдвинуть против него веские идеологические аргументы, кто мог бы попытаться организовать против него, как это было, по его мнению, в Испании, поднимающийся либеральный идеализм западного мира. Подготавливая сделку с Гитлером, Сталин должен был, конечно, иметь в виду прецедент Брест-Литовского договора, с помощью которого Ленин обменял пространство на время и держал немцев в 1918 году на почтительном расстоянии. Он должен был помнить, что Ленин в этом случае столкнулся с наиболее жесткой оппозицией со стороны некоторых товарищей по партии и эта оппозиция отбросила его на грань отставки с поста первого секретаря партии. И это могло повториться вновь.

Если, наконец, это была сделка с Гитлером, к которой Сталин ориентировал свой курс, чистка имела какой-то Смысл, если смотреть на нее глазами ненормального человека. И это соответствовало политическому курсу Сталина. Весь 1937 и первые месяцы 1938 года чистка осуществлялась с наивысшей интенсивностью. Сталин увичтожал не только высокопоставленных представителей 1Ч>ажданского бюрократического аппарата. Летом 1937 года он приступил к ликвидации руководителей вооруженных сил и продолжал чистку армии до тех пор, пока не устранил физически или снял с должностей очень высокий процент руководящего офицерского состава. У нас нет свидетельств, которые позволили бы предположить, что эти вычищенные офицерские кадры не являлись опытными военными, или, даже если бы они были таковыми на самом деле, все равно мы видели не самые лучшие средства для их устранения. Были и другие способы, с помощью которых можно было достичь такого эффекта. Безрассудная атака на вооруженные силы не свидетельствовала о стремлении человека укрепить армию или предпринять серьезные меры по налаживанию обороны. Это была работа патологически подозрительной и ужасной особы, которая видела себя вовлеченной в ситуацию, где она имела возможность пойти на циничный и подлый компромисс с грозным противником, и которая боялась, что некоторые ее политические и военные сторонники, если останутся живыми, попытаются извлечь такую пользу из ее затруднительного положения.

Год 1937-й был годом осторожного ожидания в советской внешней политике. Я думаю, очень осторожно, в глубокой тайне Сталин начал отделяться от односторонней ориентации и приобщаться к политике коллективной безопасности против Гитлера. Например, советский посол в Берлине Яков Суритц, еврей по национальности и, таким образом, едва ли удобный посредник для политических контактов с антисемистски настроенными нацистами, был осторожно заменен неевреем. Однако Сталин был весьма не простой птицей, чтобы форсировать события, да и наци, со своей стороны, продолжали демонстрировать исключительно непримиримую и ничем не прикрытую враждебность к российскому коммунизму.

Поэтому Литвинову было разрешено продолжать публично подключать линию коллективной безопасности, что в конце концов сдерживало в какой-то мере давление с другой стороны. Ему также было разрешено под-, талкивать упирающихся англичан и французов к принятию более эффективных мер для оказания противодействия немецкой и итальянской интервенции в Испании. Чем дольше будут оставаться немцы в Испании, тем больше будет времени у Сталина для передышки и для завершения чистки. Но время неуклонно истекало, несмотря на присутствие Германии в этой стране. Еще в начале 1937 года Сталин отлично знал, что в конце концов Испанекая Республика будет повержена. Мы можем быть уверены в том, что Сталин напряженно следил за каждым шагом немцев в Испании, особенно за ослаблением их активности, так как хорошо представлял себе, что это может послужить сигналом страшного переключения германской политики в восточном направлении.

Он не хотел больше ждать. 5 ноября 1937 года, как теперь стало известно/ Гитлер созвал своих генералов и министра иностранных дел вместе на секретную стратегическую конференцию. Он сообщил им, что перевооружение Германии достигло такого уровня, который позволяет ей не только устранять оставшиеся искажения, возникшие в связи с Версальским договором, но и выполнять задачи, которые обозначил он сам, а именно: объединение в Германский рейх всех немецко-говорящих народов Центральной и Восточной Европы. Франция и Англия, продолжал он свою мысль, остаются слабыми в военном отношении, так как не вооружались пропорционально Германии. Однако никто не знает, сколько времени будет продолжаться эта благоприятная ситуация. Известно, что в Англии и Франции усиливается давление в пользу перевооружения. В следующие два или три года, возможно, будет поздно: эти страны станут слишком сильны. Каждый должен ковать железо, пока оно горячо. Поэтому он внес предложение приступить немедля к реализации главных задач на Востоке: поглощение Австрии рейхом, освобождение судетских немцев из-под контроля чехов (что на самом деле означало уничтожение чехословацкого государства) и, наконец, исправление территориальных неточностей, навязанных Германии Версальским соглашением, которое действовало на благо Польши и Литвы. Это исправление должно включать возвращение портов Ме-меля и Данцига в пределы рейха, уничтожение «польского коридора» и определенные исправления германо-польской границы на юге, в частности в районе Силезии. Такие вот были эти разные цели, с помощью которых на конференции, состоявшейся 5 ноября 1937 года, Гитлер объявил о своих далеко идущих намерениях, в реализации каковых он стремился использовать военное превосходство Германии.

Между прочим, интересно отметить: когда Гитлер обрисовал эту программу, Геринг сразу же высказался, что в таком случае германское вмешательство в дела Испании должно быть прекращено. Таким образом, подтверждалось сообраяение Сталина о том, что прекращение Германией активности в Испании будет означать начало периода высочайшей опасности для стран Восточной Европы.

В действиях Гитлера не было расхождений между словом и делом. Решение было принято, за ним последовали быстрые, решительные акции, осуществляемые без оглядки назад. Прекращение присутствия в Испании началось без промедления. На востоке первой на повестке дня стояла Австрия. В течение нескольких недель после ноябрьской конференции на правительство Австрии обрушивались потоки политических угроз. Агрессивная нацистская фракция в этой стране начала активно использовать малейшие промахи консервативно-католического правительства канцлера Курта Шушнига для взбудораживания общественного мнения. Нацисты провоцировали всевозможные беспорядки, распространяли слухи. Они делали все, чтобы подорвать общественное доверие к правительству, чтобы навязать народу свое мнение, что дни независимости Австрии сочтены.

4 февраля1938 года состоялось назначение на пост министра иностранных дел Германии Иоахима фон Риббентропа, одного из самых ярых сторонников нацистского движения и последователей Гитлера. Он заменил относительно умеренного карьерного дипломата барона Константина фон Нейрата, который едва ли подходил для выполнения тех акций, которые стояли на повестке дня Гитлера. Через неделю после этого канцлер Шушниг был приглашен в горную резиденцию Гитлера в Бергес-гадене, расположенном вблизи австрийской границы.

Бедный Шушниг! Даже не подозревая, ради каких целей его вызвали в Берхтесгаден, он готовился выразить протест Гитлеру по поводу активизации деятельности неофашистов в Австрии. К его ужасу, Гитлер, даже не пригласив сесть, яростно выбросил на него настоящую лавину тирад, обвиняя австрийское правительство во всех смертных грехах, требуя таких уступок, которые предопределяли быстрое отмирание австрийской независимости. Свои требования Гитлер подкреплял тем, что постоянно вызывал в кабинет одного за другим руководителей немецкой армии, подтверждая таким образом способность Германии осуществить его требования военной силой. Потрясенный до глубины души и впав в отчаяние, Шушниг провел несколько последующих дней в Вене, стараясь организовать плебисцит среди населения Австрии по вопросу будущего нации и пытаясь выбить таким образом предлог для аннексии. 11марта этим попыткам был грубо и бесцеремонно положен конец новым ультиматумом нацистов. На сей раз они потребовали отказа от плебисцита и отставки' самого Шушнига. На следующий день германские войска перешли австрийскую границу и, поддерживаемые шумными и бредовыми демонстрациями местных фашистов, начали оккупацию страны. Наконец-то присоединение Австрии к третьему рейху состоялось.

Для тех, кого еще не было на свете в эти годы, мне хотелось бы описать накал и драматический исход этих событий. Трудно себе представить тот огромный политический и эмоциональный ажиотаж, который создали к этому времени нацисты. Это было колоссальное политическое шествие. Мы, однако, не должны позволить заслонить от нас тот факт, что этот человек был не только одним из величайших демагогов, о которых сохранила записи история, но и по многим качествам являл собою тип способного политического деятеля. Его поддерживала партия, которая имела фантастическую организаторскую силу и вдохновлялась фанатичным и непреклонным убеждением все сметать со своего пути. В те дни людям тяжело было представить, насколько далеко продвинется эта политическая сила. Многие деятели в Германии и Австрии, которые поначалу относились к ней скептически или даже с неприязнью, в конце концов были подавлены как эмоциональным накалом движения, так и успехами Гитлера в решении относительно бескровными методами тех задач, которые не в состоянии была решить Веймарская Республика за многие годы умеренных требований. Преодоление экономического кризиса, программа занятости и общественных работ, отмена многих ограничений, наложенных на Германию Версальским договором,— все эти задачи, которые оказались не по силам Веймарской Республике, Гитлер решил без войны, на протяжении всего лишь нескольких лет. Для того, чтобы понять, что означал этот захват Австрии, вы должны представить себе чувства величайшей неуверенности и возбуждения, с помощью 'которых впоследствии была оккупирована Центральная Европа,— смешанные чувства ужаса и ожидания, которые испытывал каждый житель этой части мира при понимании того, что после долгих лет неуверенности и экономических потрясений жизнь опять начинает идти в привычном русле. Лед, наконец, был сломан, старое статус-кво Версаля низложено.

Европа вступила в процесс обновления. Эти результаты были настолько впечатляющими, что даже немцы, которые относились с пренебрежением ко всем начинаниям Гитлера, испытывали чувство замешательства и спрашивали сами себя — не является ли этот человек гением, если отбросить всю его демагогию.

В дни Веймарской Республики Франция и Англия начисто забыли о так называемом «аншлюсе» — союзе Австрии и Германии. Еще в 1932 году, когда их дружеский жест мог бы оказать помощь канцлеру Брюнингу в предотвращении нацистского переворота, они сделали строгий выговор его министру иностранных дел доктору Джулиусу Куртиусу, едва ли предусматривая экономический союз между Австрией и Германией в качестве средства облегчения экономического кризиса. Теперь же, когда Гитлер захватил Австрию, проявив при этом дух полного неповиновения, они остались спокойны. Частично это явилось результатом — и в этом нет сомнений — их неприятия консервативного, полуфашистского, но вместе с тем умеренного правительства Шушнига. Подобно Сталину, западные государственные деятели тех дней затруднялись провести различие между традиционными консерваторами и наци. В этом снова проявился пережиток времен первой мировой войны, когда деятели в Лондоне и Париже думали, что их главными врагами являлись консерваторы Германии и Австрии. Именно по этой причине их любимым детищем стала Чехословакия, а не Австрия. Чехословакия явилась новой республикой, созданной искренними поборниками политической демократии, установленной процессом освобождения от пут австро-венгерской монархии. Все это казалось добродетельным и похвальным. Но над маленьким австрийским государством все еще парил, как казалось на Западе, дух позора старого дома Габсбургов: слишком много обаяния, слишком много скептицизма и отчаяния, слишком мало справедливости, слишком большая терпимость по отношению к человеческим слабостям. Возможно, по этим же причинам западные либералы позднее намеревались оставить без внимания падение Австрии и признать кончину Чехословакии как поворотный решающий момент в европейских делах вообще и в советской политике в частности.

Я не совсем с этим согласен. С точки зрения сталинского восприимчивого и подозрительного ума, падение Австрии должно свидетельствовать, я думаю, о развитии событий решающего значения. Он должен был сделать на их основании практически все выводы, которые, как принято считать, он сделал после падения Чехословакии.

Во всяком случае, сразу же после захвата Австрии, в марте 1938 года, появились признаки готовности советской стороны к возобновлению дружеских отношений с Берлином. Москва сделала ряд намеков Западу. Первый из них содержался в заявлении Литвинова по поводу падения Австрии и заключался в том, что время работает не на пользу западных держав, если они все еще ожидают помощи России в борьбе против Гитлера.

Желание Сталина избежать осложнений с Гитлером, без сомнения, сильно увеличилось в середине лета 4938 года, когда на стыке границ Кореи, Маньчжурии и Советского Союза произошел ряд враждебных столкновений между русскими и японцами. Официального объявления войны не было, но произошло несколько ожесточенных боев. Сталин всегда остро осознавал опасность одновременного противостояния с Германией и Японией, а боевые действия с одним из этих противников должны были усилить его решимость поддерживать мирные отношения с другим. В середине 1938 года Гитлер, поставив себе деликатную задачу расколоть чехословацкий орех в ближайшем будущем, также был заинтересован в том, чтобы удержать Россию в стороне от приближающихся событий. По этим причинам обе стороны были склонны к ослаблению напряженности между ними, и признаки этого отчетливо проявились к концу лета.

В течение лета 1938 года нацистская кампания против Чехословакии быстро прогрессировала, и в сентябре разразился знаменитый мюнхенский кризис, потрясший Европу до основания. Нам известны теперь детали этого кризиса, который развивался вот в какой последовательности: встреча Чемберлена с Гитлером в Бад-Годсберге, его дальнейший драматический полет в Мюнхен, его уступка требованиям Гитлера отторгнуть Судетскую область от Чехословакии, капитуляция чехов, падение и бегство чешского правительства, оккупация германскими войсками большой части Богемии и Моравии и превращение того, что осталось от Чехословацкой Республики, в беспомощный придаток Германии. История Европы не знала более драматических дней, чем дни свершения мюнхенской сделки. Я хорошо это помню, потому что находился тогда в Праге. Я никогда не забуду печальное зрелище плачущих людей на улицах, когда эта ужасная новость была сообщена по громкоговорителям.

Мюнхенское соглашение свидетельствовало о том, что агрессор был неправильно понят, и являлось безнадежным актом его умиротворения за счет Чехословацкого государства. Этот акт был исполнен Чемберленом и премьер-министром Франции Даладье, которые напрасно пытались удовлетворить гитлеровские непомерные амбиции и таким образом сохранить мир в Европе. Сегодня мы знаем, что в этом не было необходимости, потому что оборона чехов была чрезвычайно сильна, и,если бы они приняли решение воевать, они смогли бы оказать Гитлеру достойное сопротивление. И тем более не было нужды подписывать это соглашение, поскольку немецкие генералы, сознавая относительную слабость Германии в этот момент, фактически были готовы попытаться свергнуть Гитлера, если он будет упорствовать и вести дело к войне. Но факты свидетельствуют, что западные державы вместе с правительством Чехословакии уступили в последний момент, что позволило Гитлеру вновь достичь бескровной победы и выбило почву из-под ног у генералов. И снова можно увидеть и провести параллель с историческими событиями, когда история мужественно встает на защиту чьих-то интересов, даже если победу одержать не представляется возможным.

В Мюнхене на карту был поставлен вопрос большой политической важности — действенность союзнических договоров Чехословакии с Францией и Советской Россией. Советский договор с Чехословакией провозглашал, что Россия обязана оказывать помощь Чехословакии только в том случае, если Франция сделает то же самое. Поскольку кризис начал свое развитие как раз накануне Мюнхена, советское правительство подтверждало с непогрешимой благопристойностью свою готовность действовать в соответствии с положениями договора с Чехословакией, если Франция поступит аналогичным образом. Многие люди на Западе утверждались в своей вере, что только Россия осталась верной своим обязательствам в этот ответственный момент, что Россия готова взвалить на себя бремя войны с Гитлером после событий в Чехословакии, если только западные державы сыграют свою роль.

С юридической точки зрения все было совершенно правильно, но на практике все обернулось по-другому. Вы должны помнить основную географическую реальность, которая подпирала всю долю советского участия в политике коллективной безопасности, и в частности пакты о ненападении с Францией и Чехословакией. Нельзя обойти и тот факт, что западные страны имели общие границы с Германией, а Советский Союз не имел. Он был отделен от Германии и Чехословакии двумя странами — Польшей и Румынией, которые страшно боялись малейшего движения русских войск по направлению к их территории, не меньше боялись они подобных передвижений и гитлеровских войск. И ни одна из них никогда не изъявляла желания сказать, что она позволит советским войскам пересечь ее территорию во исполнение российских обязательств по отношению к Чехословакии или Франции. Это означало, что планирование прохода советских войск через эти страны являлось невозможным. В случае же войны с Германией, в которую, возможно, будут вовлечены Франция, Чехословакия и Россия, западные страны и Чехословакия вступят в войну немедленно, в то время как Россия должна по-прежнему ждать предоставления ее войскам права прохода через территорию вступавших в конфликт стран. При нежелании польского я румынского правительств разрешить проход советских войск советское правительство имело бы шаблонную оговорку для того, чтобы отложить выполнение своих обязательств о взаимной помощи. Это препятствие было очевидным во время подписания Мюнхенского соглашения: в частности, румынское правительство испытывало сильное давление со стороны Чехословакии и западных держав для того, чтобы объявить свою готовность для разрешения прохода советских войск, однако я не нахожу фактов, чтобы румыны сделали это. В любом случае я сам нашел подтверждение этой версии с другой стороны: немецкий военный атташе в Праге, занимавшийся изучением этой проблемы с целью информирования германского высшего командования, сказал мне, что состояние сети румынских железных дорог было таковым, что если бы даже румыны и разрешили проход войскам, то советское командование потеряло бы целых три месяца только для переброски одной дивизии в Словакию по этим примитивным и запутанным дорогам. Выражение готовности Москвы оказать помощь Чехословакии, если и Франция будет помогать ей, было просто политическим жестом, который для Москвы ничего не стоил. Честно говоря, если бы чехи решили оказать сопротивление, по многим причинам у них была бы хорошая возможность спастись. Едва ли будет правильным говорить, что они могли бы быть спасены советскими войсками.

После Мюнхена события развивались стремительно и драматично. Гитлер вместо того, чтобы следовать по пути мира, был раздражен и озабочен реакцией Запада на мюнхенскую сделку, в частности признаками растущего понимания западными правительствами, что пришло их время перевооружаться. Он не имел намерений отказываться от выполнения оставшейся части своей программы: оставались требования к Польше, Мемель и Данциг. Хотя болезненная реакция на Мюнхен на Западе подразумевала угрозу, что Лондон и Париж не будут покорно подчиняться сложившимся обстоятельствам. Начало перевооружения Англии и Франции означало, что время работает не на Гитлера. В этом он видел трудности в проведении своей политики.

В начале 1939 года Гитлер несколько недель забавлялся тем, что пытался склонить поляков согласиться на мирную передачу Данцига германскому рейху, а также на упразднение «польского коридора» и создание нового «германского коридора». Но поляки в серии переговоров, проведенных в январе 1939 года, сопротивлялись этим домогательствам. Раздраженный этим упрямством, которое препятствовало легкому осуществлению его планов, Гитлер совершил свою первую крупную ошибку. В марте 1939 года он приступил к оккупации того, что осталось от Чехословакии, за исключением самой восточной провинции Рутении, которую он презрительно швырнул Венгрии. На время он остановил свое движение, которое было предназначено для запугивания Польши, поскольку он надеялся, что поляки отдадут ему то, что он хотел, заключив мирное соглашение. Но поскольку поляки оказались упрямы, он нетерпеливо продолжал уничтожать то, что осталось от Чехословацкого государства.

Осуществляя эти действия, Гитлер вышел на южный фланг Польши и подтвердил, конечно, свои намерения в дальнейшем оказывать давление на поляков. Но одновременно он грубо нарушал свои же заверения, сделанные в Мюнхене, и это открыло глаза Лондону и Парижу: даже этот окончательный миротворческий акт, совершенный в Мюнхене, провалился — Гитлеру нельзя было развязывать руки для новых «бескровных побед». В ответ на это англичане пригласили в Лондон на переговоры польского министра иностранных дел Юзефа Бека и заявили, что Британия гарантирует территориальную целостность Польши. Вместе с французами они также начали переговоры с советским правительством с целью рассмотрения возможностей по созданию реального и эффективного альянса против Гитлера. Переговоры, начавшись в середине апреля 1939 года, продолжались в Москве в течение всего лета.

Все это поставило Гитлера в затруднительное положение. Как сегодня свидетельствуют факты, он не мог выполнить поставленные задачи, не напав на Польшу. Однако он вынужден был признать, что Польшу атаковать нельзя, поскольку Англия объявила о своих гарантиях и 4в связи с этим появилась угроза вовлечения Германии в войну с Англией и Францией. Некоторое время он рассчитывал варианты для нападения сначала на Англию и Францию, оставляя Польщу на потом. Но он не мог пойти на такой риск, когда существовала возможность присоединения России к этим державам. Таким образом, Россия должна быть нейтрализована. Она должна' быть нейтрализована в любом случае, будет ли он нападать сначала на Польшу или на Англию и Францию. Это означало, что на переговорах в Москве между Советским Союзом, Англией и Францией должен быть каким-то образом вбит клин. Если это будет сделано, возможно, удастся не только удержать Россию от вовлечения в конфликт. Тогда Англия и Франция вообще не посмеют вступать в борьбу. Но как все это можно сделать? Только заключив соглашение со Сталиным.

Гитлер с глубоким отвращением и подозрением рассматривал перспективы переговоров с русскими. Лично обожая Сталина, он был искренен в своем отвращении к российскому коммунизму. В течение нескольких недель, начиная с середины мая и до начала июля, позволив германским представителям невысокого ранга зондировать различные варианты с советскими коллегами такого же уровня, Гитлер упорно пытался разрешить эту проблему. Иногда он выдвигал в качестве альтернативы и в отдельные моменты даже пытался убедить себя в целесообразности бескровного захвата только одного Данцига.

Тем временем Сталин, чувствуя приближение финала и убежденный в том, что Гитлер где-то собирается нанести удар, принял решение купить свою собственную безопасность. Он разыгрывал свои карты с совершеннейшим искусством, дав немцам абсолютно ясно понять о своем желании обсудить сделку с ними. 10 марта1939 года, перед самой оккупацией немцами Богемии и Моравии, он заявил в своей знаменитой речи на восемнадцатом съезде партии в Москве, что Россия отказывается таскать чьи-то каштаны из огня. Это был намек на то, что Россия не собирается вступать в сражение на стороне Англии и Франции, что она пойдет своим путем. Более выразительный кивок в сторону немцев едва ли можно было придумать. Немцы тут же подчеркнули, что они поняли этот намек и очень заинтересованы в нем. Шесть недель спустя Сталин сместил с поста министра иностранных дел Литвинова и на его место назначил Молотова. Начиная с 1918 года впервые пост министра иностранных дел занял член Политбюро. Перестановка политических фигур продемонстрировала намерения Сталина круто изменить внешнеполитический курс. Вместе с тем он продолжал затягивать переговоры с Англией и Францией для того, чтобы иметь к своему луку еще одну стрелу в качестве средства принуждения немцев к подписанию соглашения.

По ряду причин — возможно, потому, что он убедился в серьезных намерениях России заключить сделку; возможно, потому, что поляки откровенно дали понять, что даже бескровный захват Данцига они будут рассматривать как «казус белли» (повод к войне),—но в любом случае понимая, что время уходит и военное решение вопроса больше откладывать нельзя, Гитлер в начале июля перестал колебаться и принял решение напасть на Польшу. Наконец вооруженным силам были спущены секретные приказы подготовиться к нападению в конце августа. Впервые был дан красноречивый сигнал о возможности проведения интенсивных, далеко идущих переговоров с советским правительством. С этого момента берет начало большая политика в самом драматическом и зловещем смысле этого слова. 26 июля в секретной комнате одного из берлинских ресторанов представители России и Германии приступили к делу. Во время этой встречи России был сделан намек на то, что за советский нейтралитет в случае немецко-польской войны Германия готова передать Советскому Союзу значительные территории Восточной Европы. Имеющие в своем распоряжении такую секретную информацию, Сталин и Молотов усилили давление на ничего не подозревающих представителей Англии и Франции, ведущих переговоры в Москве. В завуалированных выражениях перед англичанами и французами был поставлен вопрос: готовы ли они, в случае войны, предоставить большие секции Восточной Европы на милость России? Согласны ли они, например, рассматривать Москву в качестве гаранта безопасности трех балтийских государств, с предоставлением ей права на свободу действий в этом районе? И смогут ли они заставить поляков и румын допустить советские войска на их территории в случае боевых действий против Германии?

Теперь вы видите, как развивались события. Сталин, состязаясь с обеими сторонами ради своей пользы, старался выявить лучшего купца. Из двух купцов, правда, только один — Германия — знал, что покупает другая сторона. Другой же купец, кажется, вообще не знал, что совершается сделка купли-продажи. Поставленные перед такими требованиями французы и англичане заняли выжидательную позицию. Они добивались помощи России против Германии, но не осознавали, что ее нужно' покупать, заплатив за это своими польскими союзниками или балтийскими государствами. Немцы, конечно, не имели препятствий подобного рода. Гитлер, строя расчеты на основании своего безграничного цинизма и оппортунизма, высчитал, что он всегда сможет управлять русскими. Если он будет уверен, что получит часть Польши теперь,и получит ее без страха развязывания мировой войны, то он позволит русским в данное время взять под свое влияние остаток, а также и определенные части Восточной Европы по условиям сделки.

Видя признаки того, что русские положительно относятся к развитию событий в этом направлении, и переполненный своими собственными планами нападения на Польшу, Гитлер принимает решение ускорить этот процесс. Советское правительство получает сообщение, что 15 августа немцы готовятся направить.своего министра иностранных дел Риббентропа в Москву для того, чтобы в ближайшем будущем «заложить фундамент для определенного улучшения германо-советских отношений». Это означало, что немцы желали иметь дело на той основе, которая была обсуждена в ходе секретных переговоров. На следующий день поступила другая телеграмма, в которой содержалась просьба перенести встречу с Риббентропом на 12 августа на том основании, что:

«...в силу сложившейся ситуации и возможности свершения в любой день серьезных инцидентов... желательно основательное и быстрое выяснение германо-русских отношений и взаимное согласование существующих вопросов».

Это означало, что немецкое нападение на Польшу Являлось делом всего нескольких дней.

Таким образом, для Сталина наступил момент принймать решение. К этому времени Япония опять активизировала свои действия на Востоке. Фактически главные военные действия, включающие несколько танковых, артиллерийских, авиационных дивизий и все остальные атрибуты войны, развивались на монгольской границе. Английский и французский послы, находясь в Москве на переговорах, ничего даже не подозревали. Если бы Сталин отклонил германское предложение, он, конечно, пришел бы к какому-то соглашению с Англией и Францией. Он не остался бы в положении полной изоляций перед фактом германского нападения на Польшу. Но он не ожидал милосердия и от Гитлера, и, если бы англичанам и французам не удалось сковать силы Гитлера на Западе, Россия была бы втянута в эту войну, к которой она была так плохо подготовлена, и ей пришлось бы воевать на два фронта — против Германии и Японии. Более того, ему пришлось бы открывать боевые действия вдоль существующих советских западных границ в непосредственной близости от двух крупнейших советских промышленных центров — Москвы и Ленинграда. Если, с другой стороны, он примет предложение Гитлера, он не только останется в стороне от надвигающегося немецко-польского конфликта, при возможности будущего столкновения Гитлера с Англией и Францией, но и по условиям сделки ему будет разрешено занять большие пространства Восточной Европы. Он должен использовать этот регион в качестве буферной зоны, в случае если Гитлер вздумает напасть на него позднее. В то же время присоединение этого региона значительно увеличило бы его личный престиж.

Синица в руках Сталина была дороже для него, чем журавль в небе. И он остановил свой выбор на Гитлере, так как уже знал, что, если такая возможность появится, он воспользуется ею. Таким образом, был дан ответ на телеграмму, что Риббентропа ждут в Москве.

Немцы с ликованием встретили советский ответ. Они истолковывали переговоры, открыто проводимые Англией и Францией с советским правительством в течение всего лета, как факт, означавший, что, несмотря на обещаемую помощь со стороны России, они никогда не посмеют воспрепятствовать нападению Германии на Польшу. Советское согласие на визит Риббентропа исключало даже возможность вступления этих стран в войну. Гитлер же, казалось в то время, поставил на карту высочайшие ставки и победил. Последняя из его великих целей была на грани достижения, и она будет достигнута, подобно другим, без развязывания мировой воины, которая, как пророчили пессимисты, явится результатом его собственных авантюр.

Остальное вы знаете. 23 августа Риббентроп прилетел в Москву на труднейшие 24-часовые переговоры. Этой ночью был подписан германо-советский пакт о ненападении. Опубликование этого документа вызвало в ничего не подозревающем мире эффект разорвавшейся бомбы, послало ужас и оцепенение в политические круги Запада, внесло замешательство в ряды западных либеральных друзей Советского Союза и невероятный хаос в работу зарубежных коммунистических партий, которые в течение шести лет по указанию Москвы придерживались яростной антинацистской линии, резко осуждая каждого, кто посмел сказать хоть одно вежливое слово в адрес Гитлера.

Обе стороны, подписывая этот пакт, понимали, что он ставит печать на судьбе Польши, что война — германо-польская война — является вопросом нескольких дней. И действительно, всего лишь неделю спустя Германия совершила нападение на Польшу. Вопреки ожиданиям в Берлине, подписание пакта Риббентропом не остановило Англию и Францию, и они объявили войну Германии. С этой серии событий и началась вторая мировая война.

Война началась, позвольте заметить, в ситуации, подобной той, которая сложилась во времена Брест-Литовска, а именно: Британия и Франция оказались перед лицом сильного германского врага на Западе, а Россия осталась в стороне со своим правительством в Москве, которое ничего не желало воюющим сторонам, кроме как взаимного истощения. «Чума на оба ваши дома» — вот такое было настроение Москвы по отношению к старой войне 1918 года; «чума на оба ваши дома» — с таким глубоко замаскированным настроением встречала Москва новую войну в 1939 году.

Некоторое время в середине тридцатых годов многие люди на Западе думали, что в лице Советской России можно приобрести добровольного партнера для сдерживания Гитлера. События, однако, показали, что они ошибались. Целый ряд факторов — характер Сталина, его внутриполитические затруднения, его озабоченность безопасностью российских дальневосточных границ, торможение Польши и Румынии и нерешительная, вялая политика самих западных государств по отношению к нацистской угрозе — заставлял Россию держаться в стороне от войны на ее первоначальном этапе, оставив Британию и Францию один на один с фанатичным германским оппонентом, который был намного сильнее их в военном отношении.

На этом примере вы можете убедиться, что случается, когда люди делают политику на основе преувеличенного страха и предрассудков. Та боязнь, которую они вызывают в своем воображении, в конце концов обретает плоть и захватывает их или если не их, то их детей. И они теряют в состоянии сверхозабоченности перед воображаемыми опасностями настоящего те ценные качества, которые им будут нужны для преодоления реальных опасностей в будущем.