Кризис власти.

Сменивший в январе 1916 г. Горемыки-на на посту премьера Б. В. Штюрмер был обязан своим назначением императрице. Это было крайне неудачное назначение. Человек с немецкой фамилией, известный как германофил, новый премьер не имел авторитета в правительственных кругах и не пользовался доверием общественности. Его подозревали в стремлении заключить сепаратный мир с Германией, его возвышение связывали с влиянием на царицу «темных сил ». Когда по его совету Николай II объявил очередной призыв новобранцев в разгар полевых работ, то крайне правый член Государственного совета А. П. Сти-шинский заявил: «Тот, кто посоветовал этот указ, или изменник, или дурак».
«Темными силами» принято было называть лиц из ближайшего окружения царской семьи, где все возрастающую роль играл Григорий Распутин. Склонная к мистицизму, суеверию и истерике императрица верила в чудодейственные способности «старца», она видела в нем человека из народа, которому «Бог все открывает». Болезнь наследника (гемофилия) увеличивала зависимость царской четы от Распутина, который будто бы имел способность справляться с недугом, а в действительности был наглым проходимцем, умевшим использовать свою близость к трону для поддержки финансовых спекулянтов и биржевых дельцов.
С началом войны «старец» все больше вмешивался в политику, его безграмотные советы определяли назначение министров, отношение к думским деятелям, его противодействие предопределило отставку великого князя Николая Николаевича. Правилом царицы стало: «Враги нашего Друга— наши враги». Распутинское влияние было предметом разговоров не только в придворных и правительственных кругах, оно широко обсуждалось в тылу и на фронте. Распу-тинщина отдаляла от престола верных и преданных слуг, вела к изоляции царской семьи и дискредитировала монархию.
Проявлением кризиса власти стала «министерская чехарда», быстрая смена высших должностных лиц. За годы войны на постах председателя Совета министров, обер-прокурора Синода, министров военного, юстиции и земледелия побывало по 4 человека, министров иностранных дел, просвещения и государственного контролера — по 3. Пост министра внутренних дел занимали 6 человек. За министерской следовала губернаторская чехарда, что полностью дезорганизовало систему власти в стране.
Свидетельством несостоятельности Николая II стало назначение на пост министра внутренних дел А. Д. Протопопова, которого он до назначения видел один только раз, но за которого просил Распутин. За Протопоповым стояли петроградские банкиры, сам он был человеком неуравновешенным, которого коллеги считали сумасшедшим. Думские деятели использовали его случайную встречу с немецким дипломатом в Стокгольме для прямого обвинения в подготовке сепаратного мира.
Всеобщее недовольство действиями Николая II и его ближайшего окружения вызывало тревогу среди членов императорской фамилии, которые предлагали царю пойти на уступки либеральной общественности и согласиться на создание «ответственного министерства». Их попытки были безрезультатны и лишь усилили отчуждение царской семьи от страны.
В ноябре 1916 г. Штюрмер был отправлен в отставку, однако общая ситуация в верхах не изменилась. Милюков свидетельствовал: «Синдикат Распутин и К° выступает с такой откровенностью и такой наглостью, как никогда не выступал прежде». В декабре заговорщики — великий князь Дмитрий Павлович, князь Ф. Ф. Юсупов и крайне правый депутат В. М. Пуришкевич — убили Распутина. Ими двигала вера, что они спасают царскую семью, освобождая ее от влияния «темной силы». Им сочувствовали искренние монархисты, и министр просвещения П. Н. Игнатьев в глаза назвал Николаю II это убийство «проявлением милости Божией». Однако надежды на то, что избавление от Распутина предотвратит крушение династии, не оправдались.
Огромный кредит доверия, предоставленный монархии, был исчерпан.
Либеральная общественность и война. Далеко не сразу понимание этого пришло к либеральной общественности. Летом 1915 г. кадеты пошли на соглашение с октябристами, прогрессистами и правыми. В Думе возник Прогрессивный блок, его программа включала требование создания «министерства общественного доверия», которое отвечало бы не только перед императором, но и перед Думой. К этому времени под влиянием поражений на фронте и развала в тылу иллюзия национального единения, характерная для первых месяцев войны, исчезла, и Прогрессивный блок считал своей задачей «сохранение внутреннего мира и устранение розни между национальностями и классами». В газетах был опубликован предполагаемый состав «министерства доверия », что дало основание крайне правым обвинять Думу в «умалении прав самодержца». На выступление Прогрессивного блока Николай II ответил роспуском сессии Думы.
Новая думская сессия открылась 1 ноября 1916 г. На ней с программной речью выступил П. Н. Милюков, который обвинял правительство и «темные силы» в дезорганизации тыла, в казнокрадстве и в тайных контактах с Германией. Каждое свое обвинение он заключал вопросом: «Что это: глупость или измена?» Милюкова поддержал известный националист В. В. Шульгин, входивший в Прогрессивный блок. По его словам, «страна смертельно испугалась собственного правительства», и потому надо «бороться с этой властью до тех пор, пока она не уйдет». Дума приняла формулировку Прогрессивного блока о необходимости устранения влияния «темных сил». Сходную резолюцию принял Государственный совет. Все жили в ожидании перемен, которые связывали с неясными слухами о готовящемся дворцовом перевороте.
Наиболее опасными для правительства были обвинения в готовности заключить сепаратный мир. В Думе оно заявило о готовности вести войну до победного конца, а в приказе по армии и флоту Николай II подчеркнул, что «час мира еще не наступил», потому что не обеспечено «обладание Царьг-радом и проливами, равно как и создание свободной Польши из всех трех ее ныне разрозненных областей».
Польский вопрос. Во время войны польский вопрос приобрел чрезвычайную актуальность. В августе 1914 г. великий князь Николай Николаевич (младший) в воззвании к полякам обещал возрождение «Польши, свободной в своей вере, в языке, в самоуправлении» под скипетром русского царя. Практических последствий эта политическая декларация не имела, но после оккупации Польши германской армией С. Д. Сазонов считал необходимым высказаться о ее будущей судьбе, «не теряя великодержавного достоинства России». Был подготовлен манифест о фактической автономии Польши, но кабинет Штюрмера его отложил.
23 ноября 1916 г. Германия и Австро-Венгрия провозгласили создание независимого Королевства Польского, что имело целью подчеркнуть бесплодность национальной политики России. В ответ новый премьер А. Ф. Трепов заявил в Думе о намерении после победоносного окончания войны «воссоздать свободную Польшу», которая мыслилась «в неразрывном соединении с Россией». На совещании, где обсуждались конкретные формы такого воссоздания, выявились непримиримые противоречия. Меньшинство полагало, что присоединение австрийских и германских владений Польши к империи придаст «польскому элементу» нежелательное влияние в общегосударственных делах, и высказывалось за полное отделение всех польских земель. Большинство возражало, указывая, что боязнь польского влияния означает неизбежность ограждения от влияния Прибалтики и Кавказа и, стало быть, распад государства. Согласие достигнуто не было. Фактор окраин сыграл свою роль в крушении Российской империи.
Положение в тылу. Однако главной причиной распада традиционной российской государственности стал социальный вопрос. Необходимость обеспечения армии требовала величайшего напряжения сил в тылу. До конца 1916 г. объем промышленного производства увеличивался, но это достигалось ценой общей дезорганизации народного хозяйства. За годы войны продукция металлообрабатывающей промышленности возросла в 3 раза, производство винтовок — в 11 раз, орудий — в 10 раз, снарядов к ним — в 20 раз. Деятельность Особых совещаний позволила преодолеть снарядный кризис, урегулировать проблемы боевого снабжения, но мобилизация ресурсов не решала транспортного, продовольственного и топливного вопросов.
В армию было мобилизовано свыше четверти взрослого мужского населения страны, в том числе около 20% кадровых промышленных рабочих. Это губительно сказалось на эффективности труда в промышленности, где широко стали использовать женский труд. В сельском хозяйстве ушедших на фронт молодых крестьян заменили старики, женщины и подростки. Деревню лишили более двух с половиной млн. лошадей, реквизированных для нужд армии, что, наряду с оккупацией западных губерний, привело к сокращению посевных площадей на 12%. Уже в первые месяцы войны почти две трети железных дорог перешли в подчинение военных властей, что сразу нарушило их управляемость.
Железнодорожные станции были забиты воинскими эшелонами, шедшими на фронт, и составами с боеприпасами. Слабая ремонтная база вела к полному износу подвижного состава.
Резко ухудшилось снабжение городов топливом и продовольствием. Петроград и Москва получали менее 50% необходимого им топлива. В 1916 г. были введены карточки на сахар, в крупных городах впервые в истории страны стали выстраиваться большие очереди (их называли «хвостами») за хлебом. В 4 раза сократилась продажа мяса на рынке. Цены на основные товары потребления выросли в 4-5 раз, началась инфляция.
От ухудшения продовольственного и топливного снабжения в первую очередь страдали городские низы. В донесениях петроградской охранки отмечалось, что очереди за продовольствием «равноценны по влиянию революционным митингам и десяткам тысяч революционных прокламаций». Особое недовольство основной массы населения вызывало бросавшееся в глаза благоденствие банкиров и биржевых спекулянтов, которые наживались на войне. За годы войны банки удвоили капиталы и диктовали свои условия правительству. Правительство, как и прежде, игнорировало социальную несправедливость.
В 1916 г. в России был неурожай, по сравнению с довоенным временем валовой сбор хлеба сократился на 20%. Правительство оказалось не в состоянии своевременными мерами решить продовольственный вопрос. В стране были запасы хлеба, поскольку с началом войны резко сократился экспорт зерна. Урожай 1915 г. был высоким. Однако к этому времени усилиями властей был полностью разлажен механизм частной торговли. Снабжая армию путем казенных поставок и не умея сдержать обесценение рубля, они превратили зерно в товар, который производители — помещики и крестьяне — не торопились выбрасывать на рынок.
Власть вынуждена была ввести казенные заготовки не только для фронта, но и для тыла. Фактически это означало закупку казной всего товарного хлеба по твердым ценам, что привело к резкому подъему цен на свободном рынке. В августе-сентябре 1916 г. объем заготовок резко сократился. Протопопов предложил передать продовольственный вопрос в ведение министерства внутренних дел. Была введена хлебная разверстка по губерниям, покупать зерно нового урожая по свободным ценам можно было только после выполнения разверстки. В конце года продразверстку было решено довести до каждого крестьянского двора, что вызвало недовольство деревни, но не решило проблему хлебных очередей.
Перебои с хлебом вызвали подъем стачечного движения. Если в 1915 г. бастовала 571 тыс. рабочих, то в 1916 — 1 млн. 172 тыс. Нехватка квалифицированных рабочих рук повышала эффективность требований бастовавших. Рабочие Петрограда устраивали митинги, 9 января 1916 г. они вышли на улицы с красными флагами. 17 октября рабочие Петрограда услышали призыв большевиков и провели стачку протеста против войны и роста дороговизны. Неспокойно было в деревне, где в отсутствие мобилизованных власти не прекращали землеустроительных работ, что вынуждало женщин-солдаток требовать либо их прекращения, либо возвращения фронтовиков.
За годы войны изменился состав Действующей армии. Долгое время командование не обращало внимания на большие потери среди кадровых офицеров и унтер-офицеров. Следствием было то, что солдатами старших возрастов, призванных из запаса, командовали недавние студенты и лица свободных профессий, ставшие прапорщиками военного времени. В этой среде находила отклик антивоенная пораженческая пропаганда большевиков, которая на фронте велась путем распространения газет и листовок, напечатанных по инициативе германского военного командования. Широкое распространение получило злостное уклонение от отправки на фронт. Тыловые учреждения и запасные батальоны были переполнены. Попытки бросить в бой части Петроградского гарнизона выявили их нестойкость. Солдаты без команды оставляли позиции, не стесняясь приросшего к ним прозвища «петроградское беговое общество».
Январь 1917 г. начался стачками и демонстрациями в память жертв «Кровавого воскресенья». Рабочие выступили в Петрограде, Москве, Харькове, Ростове-на-Дону, Туле, Баку, Екатеринославе. Петроградское охранное отделение отмечало, что в их среде идея всеобщей забастовки обретает популярность, как и в 1905 г. Стремясь использовать недовольство трудящихся, рабочая группа Центрального военного рабочего комитета призвала к однодневной забастовке и мирной демонстрации у Таврического дворца, где 14 февраля должна была открыться сессия Государственной думы. В этот день бастовало свыше 80 тыс. рабочих, но никто из них не явился поддержать Думу.
18 февраля забастовали рабочие Путиловского завода. В ответ администрация уволила забастовщиков. 22 февраля завод был закрыт. На следующий день, 23 февраля, в Петрограде бастовало 128 тыс. чел. Отмечая международный женский день (23 февраля — 8 марта по новому стилю), на улицу вышли женщины-работницы. Власти полагали, что речь идет о ставших обычными беспорядках, вызванных перебоями с хлебом. В действительности это были антивоенные и революционные выступления, организованные социалистами.