Император Даогуан и опиум. Династия Цин. История Китая.

Наследником стал его сын Даогуан (род. в 1782 г.; правил в 1821-1850 гг.). Он уже успел проявить свое мужество во время ужасного бунта 1813 г., но оно снова ему понадобилось, чтобы начать лобовую атаку на запутанную проблему опиума. Помимо здоровья нации, это дело затрагивало очень сложные внутренние и внешние факторы.

В этот момент, подобно тому, как в метеорологии иногда возникает «эффект бабочки» - бабочка взмахивает крыльями в Австралии, и в тысяче километров от этих мест меняются очертания облаков - сказался «эффект чая». Говоря яснее, если бы британцы, а вслед за ними остальные европейцы, меньше любили чай и не стремились его приобретать, история Дальнего Востока в XX в. возможно оказалась бы совершенно другой.

Чай, употреблявшийся в Европе XVIII в., вывозился из Китая Ост-Индской компанией. Чайная торговля настолько ее обогатила, что она финансировала завоевание Индии, разумеется, позаботившись и о пополнении своих собственных фондов с помощью займа у британской короны. Компания рассчитывала с легкостью погасить долг и заодно вернуть все вложения, осуществляя трехстороннюю торговлю «из Индии в Индию», как говорили в то время: с начала 1780-х гг. англичане в огромных количествах сбывали в Кантоне хлопок-сырец, вывезенный из Калькутты, а также разнообразные индийские ткани. Деньги, полученные от продажи хлопка, тут же использовались для закупки китайского чая, который доставляли в Англию и продавали.

Этот прекрасно отлаженный механизм дал сбой, когда китайцы догадались о том, какие огромные барыши получают в результате британцы. Патриотически настроенные экономисты возобновили традиционные доводы против ввоза иностранной продукции, осуждая вызванный им отток китайских денег (в конечном счете, чай, купленный на деньги, уплаченные за хлопок, не приносил никакой прибыли китайскому бюджету).

Взамен они предлагали ввести политику интенсификации обмена внутри Китая и не замедлили придумать ловкий ответный ход - стоило лишь наладить продажу Кантону дешевого хлопка, произведенного в Северном Китае. Китайский хлопок, доставленный каботажем вдоль берегов, обходился дешевле индийского. Идея оказалась хорошей: через небольшое время торговля индийским хлопком потерпела крах к великому ущербу Ост-Индской компании. Компания не только пережила ряд трудностей, чтобы погасить свой колоссальный долг, но у нее недоставало денег даже на закупку чая. Месяц за месяцем система рушилась. В результате родился план широкомасштабной продажи опиума, который китайцы употребляли в умеренных дозах с тех пор как начались его регулярные поставки из Америки в рамках международной тихоокеанской торговли. Этот продукт, получаемый из мака, было нетрудно вырабатывать в Индии, а затем транспортировать, причем с несопоставимым доходом, если бы удалось активизировать его потребление. Как можно себе представить, все эти разнообразные и противоречивые механизмы были столь важны для обеих сторон, что могли привести лишь к столкновению.

Император Даогуан взял быка за рога. В декабре 1838 г. он направил в Кантон некоего Цзэсюя Линь, наделив его всеми полномочиями, чтобы положить конец контрабанде опиума. Месяц спустя, Цзэсюй Линь потребовал от торговых властей (гунхан), чтобы они открыли для него сундуки с наркотиком, хранившиеся на складах на причале, а также ящики, составлявшие груз британских судов, проходивших через узкий вход в гавань (Хумэнь, ворота Тигра). Чтобы урегулировать проблему, прибил настроенный должным образом английский капитан Чарльз Эллиот, суперинтендант из Макао. Начались нескончаемые переговоры. По правде говоря, они и не могли ни к чему привести, поскольку точки зрения были абсолютно непримиримы. После долгих недель бесплодных разговоров, обменов письмами и всевозможными уловками Цзэсюй Линь, в конце концов, потребовал от Эллиота, чтобы тот без дальнейших отлагательств выгрузил на пляже Хумэня свои ящики, которых оказалось 20283!

Элиоту пришлось подчиниться. Ящики были сброшены в две большие впадины размером 150 на 50 метров, а затем залиты рассолом и известью. Впоследствии понадобилось три недели, чтобы денатурировать и, наконец, сжечь эти 2000 тонн наркотика, остатки которого для окончательной расправы были вывезены в море. К тому же с этого момента была официально приостановлена всякая торговля с Великобританией.

Ответ Ост-Индской компании и британской короны не заставил себя ждать: началась Опиумная война (1840 г.), которую англичане выиграли без особого труда. Она ознаменовала собой не только начало крушения династии Цин, но еще и наступление нового мирового порядка. Действительно, победа англичан обозначила собой реальность столкновений, небывалых с точки зрения задействованных средств и людей, которые являлись их действующими лицами.

За две тысячи лет сменявшие друг друга китайские правительства привыкли или притерпелись к нескончаемому перетягиванию каната между правителями и подданными, в результате которого китайцы попеременно оказывались то в одном, то в другом положении по отношению к народам периферии, которые сегодня именуются «этническими меньшинствами».

В игру вступают чужаки

Военная победа Великобритании ознаменовала появление на сцене новых игроков, располагающих самым совершенным оружием своего времени и опирающихся на систему ценностей, о которой китайские правящие круги не имели почти никакого представления. Европейцы, посещавшие двор в XVIII в., - кстати, западные ученые частенько преувеличивают политическое и культурное значение этого факта - в большинстве своем были католиками и принадлежали к романским народам. Победители 1840 г. были англосаксами и протестантами. К тому же, их толкал вперед призрак банкротства. Можно сказать, что в психическом отношении они были вооружены бесконечно лучше, чем их жертвы и даже их предшественники. Они сумели добиться Нанкинского соглашения (1842 г.), открывшего перед ними лучшие китайские порты, и одновременно начали обустраиваться в прекрасном и диком Гонконге. Однако перемены только начинались: два года спустя (1844 г.) американцы и французы, используя те же самые военные рычаги, потребовали аналогичных торговых и политических привилегий. Китай предоставил им желаемое, заключив договоры в Вамп-у (противоположная сторона дельты Жемчужной реки, в глубине которой находится Кантон).

Трудности сознания

Подданные империи, жившие вдали от побережья и не вхожие в официальные круги, без различия ранга и сословия, уже перестали что-либо понимать. Даогуан закончил свое непростое правление в тот самый момент, когда на поверхность вновь вышло давно забытое чувство антиманьчжурского патриотизма. Все, старые и молодые, обвиняли правящий род в продаже Китая иностранцам.

Ужасное «Небесное государство Великого спокойствия»

В том же году, когда умер император, восстали крестьяне Гуанси. По их словам, они собирались наконец-таки основать на грешной земле Небесное государство Великого спокойствия (Тайпинтяньго). Возможно, это была самая безумная авантюра, в которую когда-либо пускался Китай, а также одна из самых ужасных, как сон наяву, обративший жизнь обычных людей в кошмар. Поверхностные воззрения, вырванные из христианства, сплавились с древними милденаристскими идеями и социальными программами секты Белого лотоса. Предводитель движения, выходец из Гуандуна по имени Хун Сюцюань (1813-1864 гг.) утверждал, что его вдохновляет Иисус Христос, наделивший его, как он был уверен, особым благословением. Он призывал к общинной жизни - мужчины с одного края, женщины с другого - и переделу земель. Знаком времени можно считать то, что движение быстро распространилось. Выступив из Гуанси в 1850 г., Хун Сюцюань в марте 1853 г. взял Нанкин, возведенный в ранг столицы государства Великого спокойствия посреди огня и резни: две армии, маньчжуров и тайпинов, вели нескончаемую войну, гоняясь друг за другом. Все простое население центрального Китая скиталось по горам и долам, семьи были разбросаны, мужья и жены разлучены, поля и жалкое имущество брошены, урожаи забыты. Это уже не было похоже на обычное крестьянское восстание. Это был своеобразный конец света, даже знак династического краха.

Тем не менее время - движение продолжалось четырнадцать лет - и психическое расстройство его главаря парадоксальным образом вернули жизнь маньчжурскому правительству. Перед перспективой экономической гибели государства, уже пережившего унижение и понесшего урон в результате Опиумной войны, торговцы и землевладельцы, в конце концов, поддержали маньчжуров за невозможностью добиться какой-либо стабильности с помешанным вроде Хун Сюцюаня. Они спасли династию Цин, за неимением лучшего и в ожидании более светлых времен.

В какой-то момент иностранцы тоже попробовали подавить тайпинов. Но они приступили к делу, в худшем случае, разменяв свою роль жандармов в охваченном безумием мире. Наибольшую активность в этом смысле проявил француз Альфонс де Бурбулон, видевший в императорах Цин защитников католиков, тогда как Хун Сюцюань черпал вдохновение из услышанных им в молодости проповедей протестантского пастора.