Арабы в начале VII века.
Родственные по языку евреям, арабы составляли население огромного Аравийского полуострова, который по своему климату, вместе с Сахарой, может быть назван самой сухой и жаркой частью света.
На юге в плодородном И е м ен е, или Счастливой Аравии, было развито садоводство; благодаря тропическому солнцу и сухости здесь изобиловали сильно пахучие растения, бальзамные кусты и ладанное дерево. Йемен снабжал страны средиземноморского мира курением для храмов, мазями, духами и притираниями, а также предметами роскоши, изделиями из золота и слоновой кости, алмазами, жемчугом и самоцветными камнями, привозимыми из Индии. Благодаря торговле, в Йемене возникли цветущие города; сношения с другими странами, с Индией, Сирией, Египтом, принесли южным арабам новые понятия, ввели их в круг культурных народов. Раньше своих северных единоплеменников познакомились они с иудейством и христианством.
Иной характер представляли арабы северные, или так наз. из-маильтане, населявшие прибрежную полосу на западе, X и д ж а с, и середину полуострова, Н е д ж д. В этой части Аравии лишь немного оазов, прерывающих огромные безводные пространства. Постоянно текущих рек совсем нет; есть только временные потоки от проливных дождей, после которых остаются сухие русла (ва-ди). Население, сравнительно редкое, вынуждено странствовать со своими стадами от одного колодца к другому, весною переселяясь в травянистые степи, на холодное время года прячась от буранов в закрытые долины. Бедуи'ны, т. е. степные арабы, не любят труда, особенно земледельческого, плуг им ненавистен, они способны подолгу довольствоваться скудной пищей, но зато также склонны к разбою. Степной герой гордится тремя спутниками: «смелым сердцем, блестящей саблей, темнокоричневым, гудящим луком». Свою семью, свой скарб, свой шатер, разобранный по частям, он перевозит на одногорбом верблюде, а сам. скачет на стройной «быстрой, как стрела» лошади, которую любит больше всего на свете.
Бедуин крепко стоит за свою честь, готов защищать свой род и лагерь. Между соседними племенами — вечные усобицы; спор часто начинается состязанием в насмешливых стихах; от одного поколения к другому передаются рассказы о богатырских подвигах предков; из рода в род переходит священный долг кровавой мести за убитых родственников и единоплеменников. Одной из главных добродетелей считается гостеприимство: ночью у шатра горит огонь для того, чтобы заблудившийся видел, где ему найти приют; даже злейшему врагу своему бедуин не смеет отказать в покровительстве, если тому удалось охватить его шатер руками. Однажды осужденный на смерть попросил у судьи глотка воды; напившись, он сказал: «неужели ты убьешь своего гостя?» — и судья подарил ему жизнь.
В быту степных арабов господствует всесильный случай, и мало значения имеет правильный труд: то удачный набег доставит несметную добычу и обогатит на всю жизнь, то, напротив, чума или неожиданный буран унесет сразу целое стадо — все достояние кочевника. Араб привык поэтому покоряться судьбе: при наступлении беды он говорит спокойно и без отчаяния: «так определено на небесах!»
В Хиджасе садовладельцы нашли себе выгодное занятие по перевозу на верблюдах товаров. Когда род богател, его глава, гордясь своим обильным потомством, окружал себя многочисленной челядью, слугами и подчиненными, взятыми в плен и отдавшимися под его покровительство. Несколько таких родов, называвшихся корайшитами, сосредоточились в М е к к е, на полпути движения торговых караванов из Йемена в Сирию и к Средиземному морю. С большим искусством корайшиты привлекли беспокойных бедуинов к праздникам около главного святилища Мекки, Кааб ы, здания кубической формы со вделанным в стену черным камнем, который, по преданию, был передан ангелом Адаму, первому человеку, или Аврааму, общему праотцу арабов и евреев. В Каабе почитался бог Мекки Хобал-Аллах, но стояли также изображения богов всех племен, заключивших союз с корайши-тами. На мекканских ярмарках степные арабы продавали скот и покупали ковры, оружие и другие произведения сирийского ремесла, привозимые корайшитами; на четыре месяца в году прекращались разбойничьи набеги и устанавливался всеобщий мир в Аравии; к мекканским святыням подходили со всех сторон богомольцы, получавшие возможность потом спокойно вернуться домой. Корайшиты устраивали для приезжих блестящие конские скачки и музыкально-поэтические состязания: самые удачные стихи степных поэтов вышивались шелком на занавесах, украшавших потолок Каабы.
В языческую среду арабов стали проникать великие религии культурных народов. Незадолго до Юстиниана христианские проповедники из Египта направились в Абиссинию, горную область северовосточной Африки, лежащую против Йемена; принявши христианство, воинственные абиссинские цари покорили южную Аравию, где уже успела распространиться иудейская вера. Тогда арабы обратились к помощи персов, и Хозрой Аношарван отправил в Йемен войско и наместников. Скоро однако арабы разочаровались в персах; многие, убегая от тягостей персидского управления, стали переселяться к своим более диким единоплеменкикам в Хиджас и Неджд. Корайшиты, управлявшие Меккой, оказались в положении затруднительном: не легко было найти занятие для вновь прибывшей бездомной массы и оберечься от ее жадной воинственности.
Наплыв южан имел еще одно последствие для севера. Они принесли северным арабам религиозные понятия, близкие к иудейству и христианству; появились ганифы, отшельники, своим примером чистой непорочной жизни подкреплявшие учение о Едином божестве, бесконечно высоко поднимающемся над узкой жизнью разрозненных родов и племен. Под влиянием ганифов началась проповедь Мохамеда, объединителя арабского народа.
Учение Мохамеда и первая мусульманская община. Мохамед (род. 570 г.) принадлежал к корайшитам, но происходил из семьи обедневшей; с детства чувствовал он себя чуждым правящим родам Мекки, из которых особенно выдавались Омайяды. В качестве управителя дел богатой вдовы Хадиджи, на которой он потом женился, Мохамед совершил немало торговых поездок на север и на юг Аравии, всюду присматривался к религиозным обычаям и верованиям. Его поражало строгое почитание единого Бога иудеями сравнительно с грубым идолопоклонством у арабов; сильное впечатление также произвело на него христианское учение о близящемся Страшном суде. Болезненный, склонный к видениям, он часто слышал таинственные голоса, которые, казалось, внушают ему откровение Божие. Долго он сомневался в своем призвании, боясь, что внушение идет от злых бесов; наконец, когда в пророчество его уверовали близкие люди, его жена Хадиджа, его сверс-ник Абу-Бекр, его приемный сын Али, затем пылкий и властолюбивый Омар и даже один из Омайядов, Отман, Мохамед сам признал себя избранным орудием Божиим, продолжателем пророков Авраама, Моисея и Иисуса, высшим из всех. Первое и основное положение он выразил в словах: «нет иного Бога, кроме Аллаха, и Мохамед — его пророк.»
Кругозор Мохамеда был ограничен Аравией. Он требовал истребления идолов и восставал против жестокого обычая зарывать живыми в землю новорожденных девочек. В ожидании предстоящего великого суда, в котором каждому воздастся по делам его, и особенно пострадают бессердечные богачи, он предписал собирать щедрую милостыню в пользу бедных; по его учению, богатства должны равномерно распределяться между всеми благочестивыми людьми. Новую веру он назвал и с л а м о м, т. е. покорностью Богу.
В Мекке, где преобладали промышленные расчеты, Мохамед встретил мало сочувствия; богатые корайшиты, окруженные множеством подчиненных, боялись провозглашения равенства и коммунизма, грозившего разрушить старое родовое устройство. В 617 г. все мекканские роды сомкнулись против Мохамедова родства, запретили своим сочленам всякие с ним сношения и повергли его в большую нужду. Мохамед должен был прекратить свою проповедь; он уже подумывал о бегстве в Абиссинию, как познакомился с посещавшими мекканские ярмарки жителями Я т р и б а. В этом городе, находившемся на север от Мекки, ближе к Сирии, населенном наполовину евреями, принявшем много беглецов из южной Аравии, Мохамед встретил больше расположения к новой вере, чем на родине. Вступая в союз с ятрибцами, он произнес клятву: «мир за мир, кровь за кровь; вы — доля моего существа, к доля вашего!»
Соглашение с чужеродцами было по арабским понятиям изменой родной общине, след. великим преступлением. Когда оно открылось, Мохамеду пришлось бежать со своими приверженцами в Ятриб; там его с радостью приняли, так как между двумя городами были вечные споры и вражда. Мохамед назвал Ятриб М е -дина а л ь н а б и, т. е. городом пророка; со времени гиджры, или бегства (622 г. после Р. X.) мусульмане (муслимы), т. е. преданные вере, начинают считать свою историю.
В Медине Мохамед заменил родовое устройство, основанное на происхождени от знаменитых предков, устройством религиозным, которое возвышалось над родственными связами и стирало сословные различия между людьми; вследствие этого кровная месть осталась обязательной лишь в кругу тех, кто уверовал в единого Бога и его пророка. В договорной грамоте между наби Мо-хамедом и верующими мусульманами Корайша и Ятриба говорилось: «они составляют единую общину против всех остальных людей. Ни один верующий не должен убивать -другого из-за неверного, не должен помогать неверному против верующего.» Все споры разрешаются судом Божиим через Мохамеда. Близ дома, где поселился пророк, была устроена мечеть, т. е. помещение для общей молитвы в виде большого барака с крышей из пальмовых ветвей; сюда же приходили все, кто хотел посоветоваться с Мо-хамедом.
Опираясь на мединцев, Мохамед начал борьбу с правителями Мекки. Он привлек на свою сторону соседние племена бедуинов, стал нападать на торговые караваны корайшитов. Когда однажды ему удалось отбить у них богатую добычу, он распорядился удержать одну треть захваченного для Бога, для семьи своей, для сирот. для бедных и неимущих путников, остальное предписал разделить поровну между всеми верующими, как участниками боя. Он старался воспламенять их к храбрости, обещал особенную награду всем, кто запечатлеет свою веру «свидетельством крови своей»; рай он рисовал красками грубыми, понятными степняку-арабу в виде теннистого парка с журчащими ручьями, где ароматные яства подают вечно юные подруги героев, гурии. О загробной жизни женщин, как существ низшего рода, Мохамед почти не упоминает. После смерти своей первой супруги он взял себе несколько жен и разрешил своим последователям многоженство.
В Медине Мохамед определил свое отношение к другим исповеданиям. В начале он увлекался примером христианских отшельников, а в евреях видел лучших друзей своих, вследствие чего на молитве обращался лицом к Иерусалиму. Но заметив нежелание тех и других принять его веру, он резко разошелся с ними, стал сравнивать эти два исповедания с ослами, влачащими на себе книги, которых они не понимают, или, если и понимают их смысл, скрывающими правду и уродующими ее; христиан в частности он •осудил за то, что приняв учение о Троице, они изменили единобожию. Скоро в нем возобладали его арабские привязанности, он начал всей душой тянуться к Мекке, на молитве стал поворачи- , ваться в сторону Каабы, всем мусульманам поставил в обязанность совершать богомолья к мекканской святыне. Однако христиан и евреев, в качестве обладателей Писания, сн резко отделил от язычников. Идолопоклонство должно быть сметено с лица земли: к язычникам не может быть пощады, они подлежат истреблению
Мусульмане на молитве.
или обращению в ислам; напротив с христианами и евреями можно заключать договоры и предоставлять им свободу исповедания за уплату дани.
Озабоченный лишь изменением религиозных воззрений, Мо-хамед не искал перемен в быту арабском. Обряды, им установленные, отвечая привычкам и обычаям арабов, вносили только известный порядок и стройность в их жизнь. У разбросанных в степи племен и родов не могло возникнуть духовенства, как в городах римской империи и персидского государства; среди скудного быта кочевников нет места пышному богослужению. Зато молитва так проста, что безграмотный легко может ее запомнить; она читается пять раз в день, и очередь ее служит степняку для счета времени. В молитве, предписанной Мохамедом, выражается отличие араб-ско-мусульманского мировозрения от европейско-христианского. Христиане умоляют Бога об исполнении своих желаний или об изменении событий в благоприятную для них сторону. Мусульмане, готовые покоряться неисповедимой воле неба, не просят Бога, а только славословят Его: «Бог велик, Тебе, Боже, хвала, верую в совершенство Бога Всемогущего!»
Корайшиты вначале превосходили мединскую общину количественной силой; дошло до того, что они осадили Мохамеда в Медине; мусульманам помогла военная изобретательность приезжего перса, который посоветовалМохамеду выкопать глубокий ров для защиты. В войне «у рва» корайшиты потерпели поражение и отступили. Пользуясь победой, Мохамед договорился с мекканскими родами, чтобы отныне оба города считались независимыми общинами, и арабским племенам было предоставлено выбирать между Меккой и Мединой. После этого успеха влияние Мохамеда стало быстро возростать. Он отправил послов во все концы Аравии, стал склонять племена и общины к принятию новой веры, кого обещанием выгоды, кого лестью, кого угрозами; нередко бедуины решали присоединиться к пророку после того, как их поэтов побеждали в состязании мединские стихотворцы.
Когда большая часть Аравии признала пророка, к нему„начали переходить многие влиятельные мекканцы, между ними Амр и Ха-лид, будущие победоносные вожди великих арабских завоеваний. В 630 г. Мохамед подошел к Мекке с войском под предлогом нарушения корайшитами договора; глава рода Омайядов, Абу Со-фиан предложил без боя отдать город пророку; в свою очередь за мекканцами, после принятия их в мусульманскую общину, были признанны их владения и равная доля участия в добыче от всех войн. Мохамед вступил в Мекку победителем; он велел выкинуть из Каабы все идолы; доступ в святилище был воспрещен неверующим арабам, а также евреям и христианам. И.теперь однако он не порвал с арабской стариной: лишив прежних богов почитания,. он не .запретил верить в их существование, как злых духов.
Далекий от мысли о распространении новой веры по всему свету, Мохамед хотел только объединения исламом одних арабов. В то же время большая часть единоплеменников, примкнувших к нему под конец его жизни, и особенно мекканцы, были чужды религиозного увлечения: Омайяды и другие корайшиты, в душе несогласные с понятием о равенстве всех верующих, по прежнему считали себя прирожденными господами простонародья. Как ни расходились во взглядах ревнители веры и равнодушные, те и другие с одинаковой жадностью готовы были устремиться на завоевания и воинственные переселения. Для того, чтобы отвлечь и занять их, Мохамед решил объявить священную войну Византии; но среди приготовлений он внезапно умер к большому смущению своих горячих приверженцев,, уверенных, что еще при жизни его произойдет Страшный суд на земле (632 г.).
Начало халифата и первые завоевания. В минуту смерти Мо-хамеда положение основанной им новой общины было очень шатко. Среди последователей пророка, давних его товарищей и новообращенных, грозило вспыхнуть междоусобие; бедуины, принявшие ислам, отказывались платить обещанную Мохамеду дань на дело веры; многие из степных племен не желали признавать мединского главу верующих и провозглашали своих пророков. В виду всех этих опасностей ближайшие друзья Мохамеда поспешили передать власть Абу-Бекру, верному товарищу пророка с первых шагов его проповеди, не раз замещавшему Мохамеда на молитве в мечети и руководившему по его поручению караванами богомольцев; Абу-Бекр и назвался поэтому халифом, т. е. заместителем божьего посланника. Выполняя завет Мохамеда о подчинении арабов исламу, он послал против непокорных «меч Божий», сурового беспощадного Халида, который быстро уничтожил «лжепророков» и подавил восстание в потоках крови; все арабские племена полуострова обязались признать Божий мир, прекратить взаимные усобицы; Аравия объединилась под верховенством Медины. Следом за этим успехом преемник Мохамеда направил беспокойных и склонных к разбою храбрецов в священную войну.
Давно уже арабов привлекали соседние с пустыней области персидского государства и восточно-римской империи: на св. хлебородное Двуречье, которое арабы называли Ираком, или С а -в ад ом (т. е. черноземным краем), на сз. Сирия и Египет с их цветущими садами и красиво обстроенными, утопавшими в роскоши городами. Покорение этих областей облегчалось тем, что в них жили единоплеменники степных арабов, поселенные в свое рремя для защиты Византии и персов, но в сущности всегда готовые соединиться с бедуинами и броситься на разграбление своих господ; к тому же перед самым вторжением мусульман имперское правительство, за неимением денег в казне, перестало платить жалованье-арабским военным поселенцам. Вместе с тем арабам-завоевателям нечего было бояться сопротивления со стороны народа, населявшего эти страны: как в персидском государстве, так и в Византии крестьяне и горожане были измучены тяжелыми налогами. В'Персии против богатой знати и магов (священников) выступали маздакиты с проповедью коммунизма, похожей на учение Мохамеда о равенстве всех правоверных. В Сирии и в Египте почти все население принадлежало к монофизитской ереси, и только чиновники, приезжавшие из центра, были православные; преследуемые правительством, монофизиты склонны были сами отдаться завоевателям, обещавшим терпимость их исповеданию,
Война с персами была для арабов крайне заманчива по обилию богатств, но в тоже время представляла большие трудности, чем борьба с Византией, так как имперцы владели в Азии посторонними для них колониями, персы же защищали свои кровные владения. Пока персидский правитель Рустем, опекавший малолетнего шаха Ездегерда, медленно собирал большое ополчение с разных концов империи, Халид успел покорить весь край вдоль Евфрата; истребляя усадьбы знатных землевладельцев, уводя в плен их жен и детей, арабы щадили крестьян, чтобы не разорять тех, кто будет потом на них работать и платить налоги. Среди завоевания Ирака Халид получил приказ идти в Сирию; как ни был он взбешен распоряжением халифа, пришлось подчиниться. Чтобы не делать крюка по северной окраине пустыни, где Евфрат соприкасается с Сирией, Халид со своим войском прошел прямой дорогой через пустыню: в течение пяти суток его солдаты, идя ускоренным маршем, обходились без воды. Близ Иерусалима арабский вождь нанес сильное поражение брату императора Ираклия; но на востоке Рустем стал теснить немногочисленных бедуинов, покинутых в Ираке Халидом. В это время умер Абу-Бекр, л его заместил неукротимый Омар (634—44).
Омар не уставал сняряжать все новые и новые силы мусульман; в ряды сражающихся он включал проповедников, которые возбуждали воителей изречениями и обещаниями Мохамеда. Пророк как бы подкрепил свойственную арабам покорность судьбе своим учением о предопределении: по его словам, Бог ведет по пути истины, кого хочет, и оставляет в заблуждении, кого хочет; от века предопределено и записано в небесах, кому идти в рай, кому в ад. Для того, чтобы стать твердой ногой в Двуречьи, Омар основал на Шат-эль-Арабе, слиянии Тигра с Евфратом, колонию военно-поселенцев, Басру, имея в виду вместе с тем перерезать морские сношения персов с Индией. В 636 году Халид, пользуясь изменой сирийских арабов, одержал новую решительную победу над византийцами при Генисаретском озере. Наблюдавший за ходом борьбы старый император Ираклий, считая потерю Сирии неизбежной, бежал в Константинополь. Иерусалим сдался победителю; в город, который мусульманам казался столь же священным, как иудеям и христианам, прибыл лично из Медины сам халиф. Народ, привыкший лицезреть императоров в золоте и парче, среди блестящей свиты, с изумлением увидал нового властителя в потертом плаще восседающим на верблюде: халиф отклонил предложение патриарха войти в храм и совершил свою молитву на ступенях.
Как неограниченный самодержец, направлял Омар все завоевания из Медины. После покорения Сирии он сместил Халида, а его испытанные в бою войска отправил опять в Ирак, куда двинуто было также множество южных арабов. При Кадесии к северу от Вавилона произошло сражение, решившее участь персидского государства. Обе нации выставили свои лучшие силы: у персов красовались блестящие всадники в тяжелых бронях в сопровождении своих слуг, вокруг старинного знамени Сассанидов из леопардовой шкуры, 30 боевых слонов; битву направлял Рустем с высоты золотого престола. На другой стороне выступали сподвижники Мохамеда, герои первой священной войны, веденной против корайшитов, самые храбрые племена бедуинов. Главнокомандующий, старый Саад, сумел искусно соединить дикую храбрость арабов с подчинением их дисциплине: разделенные на десятки, с вожатым у каждой колонны, племена бились на виду друг у друга, соревнуя в доблести.
Три дня длилась ожесточенная битва, и однП время казалось, что персы одолеют; однако на четвертые сутки, в «ночь ужасного гула», когда вихрь залепил персам глаза песками пустыни, и когда пал Рустем, арабы взяли верх; их потери были так велики, что они не решились преследовать врага. Разбитые персы отступили за горы, в. старинные области персидского государства. Завоеватели ринулись на беззащитный Ктезифон и овладели несметными богатствами столицы. Степнякам досталось неслыханное количество золота и серебра в монетах и слитках, редкие диковинки в роде золотого всадника на серебряном верблюде, или ковра, сплошь вышитого жемчугом и драгоценными камнями; когда ковер привезли в Медину, Али предложил разрезать его на кусочки, чтобы каждому из правоверных досталось по сверкающему камешку.
С возрастанием добычи увеличивалось число участников священной войны. Пять лет спустя после захвата Антиохии и Ктези-фона произошло новое расширение арабского владычества. Арабы перевалили за горы,-отделяющие родину персов от Двуречья, еще раз разбили их при Эг батане и заставили последнего царя Ездегерда бежать в далекий Туркестан; персидская монархия кончилась, и перед завоевателями, принявшимися истреблять идолопоклонство, открылось все Иранское плоского'рье.
Одновременно арабы сделали важное приобретение на западе. Пользуясь смутами, которые возникли в Византии после смерти Ираклия, арабский командир Амр вступил в Египет, главную житницу империи. Здесь еще меньше, чем в Сирии, было приверженности населения к империи, еще больше ненависти еретиков к православным чиновникам, к приезжим из столицы, византийцам. Наместник изменил императору, гражданские власти растерялись, патриарх александрийский заключил соглашение с арабским вождем, выговорил срок для выселения православных греков; арабы потребовали дани и обещали коптам (туземному населению Египта) сохранение имущества и свободу исповедания (642 г.).
Арабы приобрели венец цветущих стран, окаймляющих огромную степь. Между тем как до тех пор Сирия и Двуречье составляли предмет вечного спора между персами и империей, новые властители соединили их в одно целое; торговый путь от Средиземного моря вглубь азиатского материка был теперь весь в их руках. Только на Малоазийском полуострове удержались европейцы; в остальном Азия совершенно отошла от них. Точно также арабы оторвали от связи с Европой Египет, который со времени Августа служил поставщиком хлеба на Италию: Омар приказал восстановить канал, выкопанный при фараонах на соединение Нила с Аравийским заливом, чтобы повернуть доставку пшеницы в пользу новых повелителей Передней Азии.
Верный заветам Мохамеда, Омар хотел сохранить в неприкосновенной чистоте простой быт верующих. Сам халиф продолжал жить в Медине без всякой роскоши, почти как бедуин, а когда узнал, что Саад приспособляет себе великолепный дворец персидских царей в Ктезифоне, послал приказ сжечь это здание. Как ни хотелось Амру водвориться в пышной Александрии, но Омар велел выстроить для войска и наместника в Египте особый лагерь, Ф о -с т а т, что значит шатер (впоследствии Каир). По мысли Омара, завоеватели, «народ Божий» не должны смешиваться с покоренными; их поселяли в колониях, где продолжалась лагерная жизнь, и куда не имели доступа люди других исповеданий: кроме Басры, в Ираке для арабов была построена К у ф а на правом берегу Евфрата; в Сирии военным городом стал Дамаск.
Арабы должны были остаться подвижным воинством, не связанным с определенным местом, всегда готовым выступить в поход. Мусульманам, вне пределов Аравии, запрещалось владение землей и занятие хлебопашеством; они освобождались от податей, кроме взноса на дело веры, установленного Мохамедом. Повинность кормить воинство правоверных и содержать всю мусульманскую общину лежала на покоренных; средства для этого получались из двух налогов: поголовного, платимого всеми неверными, и поземельного, собираемого с собственников имений сообразно достоинству земли и способу ее обработки. Налоги эти были продолжением податей, платившихся подданными византийской империи и персидской державы; для того, чтобы исправно и полностью их получать, арабские правители сохранили греческих и персидских чиновников, заведовавших описью имущества и сбором налогов. Весь доход государства наравне с военной добычей считался общим достоянием правоверных; для распределения богатств между отдельными членами общины, Омар создал новое, чисто арабское учреждение, диван. В диване сходились получаемые со всего государства суммы;отсюда же выдавались по списку отдельным мусульманам приходящиеся им доли; особенно крупные выдачи были обеспечены родственникам Мохамеда и старейшим сподвижникам его; остальные правоверные получали по мере своих заслуг в деле защиты веры, т. е. тем больше, чем раньше кто примкнул к пророку.
По смыслу Мохамедовых заветов священная война означала истребление упорствующих в неверии и обращение в ислам покоряющихся. Но если бы арабы принялись за неуклонное исполнение цели, поставленной пророком, они были бы вынуждены отказаться от доходов и добычи. Как ни верен был Омар велениям Мохамеда, ему скоро пришлось изменить смысл священной войны, а именно щадить иноверцев, особенно зажиточное население богатых стран Сирии, Египта, Двуречья, не отнимать у них владений, оставлять их при прежнем хозяйстве, чтобы завоеватели могли извлекать из них наибольшую для себя пользу. Арабы не очень радовались, если иноплеменник принимал ислам, потому что новообращенного приходилось освобождать от налогов и присоединять к числу участников дивана, т. е. уменьшать долю старых получателей. С другой стороны, богатым собственникам было невыгодно переходить в ислам, так как они при этом лишались владений; кроме того войти в мусульманскую общину значило приписаться в какое-либо из арабских племен клиентом, .подчиненным человеком; на это соглашались лишь бедные люди, которым нечего было терять.